Они всегда думают каждый о своём. Каждым движением они загоняют какие-то свои мысли вглубь себя, выколачивают то, о чём не хотели бы думать, о чём устали думать. Толчок, толчок, следующий толчок, грубее, жёстче, и Лори начинает растворяться, таять среди шума бьющегося сердца, горящей кожи, капающего с ресниц пота, пока в какой-то момент перед глазами Шейна не остаётся узкая белоснежная спина Андреа, подающаяся в такт его движениям.

Грязные-грязные мальчики.

Ямамото знает сухую гладкую кожу Скуало не меньше, чем кожу Бьянки. Всегда обжигающе горячую на спине. Прохладные пряди волос, пропахшие порохом и Hugo Boss. Мягко светящиеся в полумраке. Помнит грубое хриплое дыхание у своего плеча. Помнит испещрённую шрамами спину, словно карта какого-то чудовищно жестокого сражения с метками боёв-столкновений.

Насквозь промокшая майка липнет к горячей спине. Пот струится по лицу, и Дин не успевает его отирать. В тени выше девяноста по Фаренгейту, а на солнце, в раскалённой кабине далеко за сотню. Чёрная как смоль асфальтовая смесь пышет жаром снизу. Медленный асфальтоукладчик раз за разом проезжает отрезок дороги перед кафешкой «Дядя Чарли», ровняя шуршащую смесь. Фигуристая блондиночка-официантка следит за ним, прикусив в напряжении губу и с трудом переводя дыхание.

Обмануть смерть несложно, если есть желание.