Оттолкнуть того, кто всей душой стремился к тебе. Сломать его. Разбить ему сердце. А после выбросить: из дома, из жизни, из памяти, как надоевшую игрушку. Забыв о том, что чувства нельзя контролировать разумом, и закон возмездия молотом может опуститься на голову обидчика.
И когда придёт час, твои робкие слова любви, будут в кровь изрезаны лезвиями, в которые превратились слёзы, пролитые по твоей вине.
«Мы бессильны изменить прошлое, - поучительно говорил мне доктор Валлентайнер на пробном сеансе терапии, - его надо хоронить, медленно забывать и никогда не ворошить. Я помогу вам с первым и третьим пунктами. А со вторым справятся таблетки».
Таблетки не справились. Маленькие круглые сволочи с засечками посередке. Но, раз уж я выжил, меня занимает не прошлое, а кровожадные планы на этот вечер. Сразу после секса с...
«Мы не ссоримся, не ревнуем, не выносим друг другу мозги. Мы по-своему привязаны, но мы не любим друг друга — и никогда не любили. Нам почти все равно. Мы не давали глупых обещаний, мы ничего не должны. И мы, свободные и не связанные отношениями, неизменно возвращаемся друг к другу».
"Я снова не знал, где он. Это вымораживало, злило и жутко тревожило. Горький чай, в который я, дрогнув рукой, насыпал слишком много, даже по своим меркам, заварки – остыл и вязал нёбо до слез. Из открытого окна ветер, заигрывая, забрасывал снежинки, которые быстро таяли на пластиковом подоконнике."...
Еще один вечер, когда она позвонила, а он ответил, потому что в этот момент его израненное тело хоть что-то чувствует. Он хочет стать нормальным и вернуть то, что у его так грубо украли. Пожалуйста, помоги ему, он так устал, но не может заснуть.
Ярко-красная лилия, что означает лишь одиночество. Она идеально подходит мне. Но её не должно быть на моём теле. Это не мой символ. Так почему же она на моей ключице?
Дэвид на многое забивал в её внешности, потому что маленькая буква «V» на его плече лишь увеличивалась и наливалась краской. Ему было плевать на её изуродованное рытвинами от прыщей и шрамов лицо, спрятанное за тремя слоями тоналки, на отпадающие слои пудры, словно чешуя, на щеках, на не до конца сгибающийся указательный палец на её правой руке, на глубокий белый шрам, рассекающий её узкую костлявую спину.
Он считал себя обычным парнем, не склонным к авантюрам. А в элитный отряд смерти попал, как ему казалось, по чистой случайности. Он мог отказаться от вступительных экзаменов, испытаний и даже посвящения в бойцы. Но он не сделал этого, в какой-то момент поддавшись честолюбию, жажде славы и престижа. А потом понял, что держит его не жадность, не пережитая боль и не упрямство. Влечение к напарнику, что был и опорой, и помощником, и любовником, и предателем... и искусно спрограммированной ложью.
Негнущимися пальцами вытягиваю из кармана телефон. Листаю контакты. Позвонить отцу? От этой идеи мне сразу становится паршиво. Кому тогда? Палец зависает над иконкой с номером брата.