Если бы кто сказал Виктору десять лет назад, что он когда-либо будет страдать из-за любви, Никифоров просто рассмеялся бы ему в лицо. Но времена идут, люди меняются, и все, что есть у него сейчас – пустая безнадежная любовь, расцветшая из примитивнейшего интереса и глупой влюбленности, и татуировка на запястье – как символ, воплощающий это возвышенное чувство.
Виктор, еле-еле оторвавшись от надоедливых журналистов, будто ищейка рыщет по стадиону. Где-то здесь скрывается тот, чей аромат не даёт нормально сосредоточиться уже третий день. Сегодня Юри Кацуки – так его зовут – проиграл и теперь явно прячется, заметив испепеляющий взгляд Виктора, который обещающе подмигивает ему в самом конце выступления.
Он видит их по пути в аэропорт. Неотразимого Виктора и огрызающегося Юрия. Между ними идиллия и взор невозможно отвести.
Лишний орган в его груди пытается биться в такт их сердцам.
Он рождается мальчиком, девочкой, котом. У него горит под лопаткой лилия с тремя лепестками, его тянет сразу к двум людям и это и страшно, и сладко, и самую малость смертельно.
Юри весь красивый – от макушки до кончиков пальцев на ногах. Эти слова бьются в голове обезумевшей птицей, когда Виктор поднимает на него взгляд. Юри великолепен – взъерошенный, с растерянно-обожающим взглядом и доверчивой улыбкой.
Если бы год назад мне сказали, что я буду спать вместе со своим кумиром, я бы рассмеялся и попросил человека заняться более полезными вещами. Кто же знал, как обернутся те соревнования, которые кумир же и устроил.
Не все русские устойчивы к алкоголю. Особенно, если им шестнадцать, это их первая победа на первом финале взрослого Гран-при. Но даже тогда Виктор Никифоров способен превратить обычный банкет в настоящее шоу. С небольшой помощью...
Юрий, вообще-то, не такой уж и взрывной на самом деле. Просто за маской напускной злости, длинной чёлки и скверного характера можно скрыть собственную ранимость, отчаяние и боль. Видит надписи на руках лет с пяти. И сразу понимает, что он не хочет встречи со своим соулмейтом.
В шесть лет Юрий Плисецкий узнает, что где-то на свете ходит его соулмейт.
В одиннадцать мечтает, чтобы им оказалась миниатюрная шатенка с большими голубыми глазами.
А в пятнадцать он знакомится с невзрачным, пухлощеким японским фигуристом.
События крутятся вокруг Юри, пока Юри крутится на месте и пытается сообразить что, куда и как. Он выкидывает пакет, полный оторванных календарных листочков, оглядывается назад – и на тебе: любимая фотография, на которой они с Виктором вместе, на полочке в комнате (стоит в чисто символически голубой рамочке), блестящее золотое колечко на безымянном пальце, которое уже почти перестало мешать, и сопящий прямо в ухо по ночам Никифоров, бесстыдно прижимающийся к нему всем своим телом.
Какой черт дернул его приехать в Санкт-Петербург, впервые, наверное, в жизни этой послушать Якова, не снять квартиру и не обустроиться в отеле, а согласиться на приглашение Никифорова пожить в их с Юри только свитом семейном гнездышке?
– Эй, может, ты не знал, но я не как вы, понял? – шипит Юрий, отодвинувшись назад, но юноша остается все так же невозмутим и спокоен. – Я, это…
– Yuri-kun, кому ты врешь?
