Фанфики с участием: "Борис Леонидович Пастернак"

Её глаза будто раздевали меня, а дым от сигарет давал понимать, что это лишь моя фантазия

Переезд 15 летнего Маяковского в Москву после смерти отца и его освоение в новой школе

грузное чувство печали высвободилось и обрело форму — это первородная тоска по античному миру, борису, донному, тайному, спящему; бестемному и темному одновременно, живому и мертвому одухотворению дуальности.

*горшок добавил вас в беседу* панкиХойМаякЖивой: ну и зачем нам этот чат? ahmadtea: пусть будет, тебе жалко что ли? живага: дайте угадаю, выспаться теперь шансов нет? sadgay: нет нетБлинХук: нет циник: нет ahmadtea: нет горшок: нет панкиХойМаякЖивой: н панкиХойМаякЖивой: е панкиХойМаякЖивой: т живага: а ты то куда? панкиХойМаякЖивой: ты забавный когда сонный *sadgay покинул беседу*

День был сухой и горячий, а губы его оппонента совершенно иные. Приятно холодные и влажные, они целовали его лицо, развеивали остатки сна и погружали Борю в самозабвение. /// зарисовка в рамках моего au, где у Пастернака не получается состояться в качестве писателя, поэтому он решает абстрагироваться от навязчивых мыслей, сбежав в маленький портовый городишко. Володя - смотритель маяка. День их встречи был уготован судьбой.

Modern! AU. — А теперь дай я угадаю, — в голосе Маяковского прозвучала нескрываемая насмешка, — название твоего профиля это сопливая цитатка из вконтакте? — Почему же ты так решил? — Потому, что такие, как ты, обычно так делают.

— Теперь уж точно? Навсегда? - нежно, бархатным баском шепчет Маяковский, пока его большой мозолистый палец тёплой руки ласкает припухшие, молодцевато-розовые губы Есенина. — Навсегда... - подавляя восторженное, прерывистое дыхание, лепечет Есенин. Теперь он не отделается. Теперь он - его навсегда.

Тогда Марина криво улыбнулась и написала: "Спи сладко. У нас разное "завтра"".

Представьте себе всех русских поэтов и писателей, живущих в одном единственном доме. Есенин, Маяковский, Гоголь, Пушкин - и все в одном доме. Кошмар? О да. И эти люди ещё умудряются страннейшим образом попадать в прошлое, будущее и самые разные миры, начиная мультиком «Белоснежка и семь гномов» и заканчивая аниме «Наруто». Заинтриговало? Что ж, раз да, то добро пожаловать в «В одном доме»!)

Сергей курил, но чрезвычайно.. чрезвычайно редко! Всё-таки выбор между двумя ужасными вещами, в равной степени губящими организм, больше падал в сторону алкоголя. — Ваши игры однажды перейдут всякие границы.. — холодно отзывается Мариенгоф, с дотошной горечью начиная осознавать раздражение, что вызывали эти два совершенно разных, но слишком похожих человека. Разница была только в том, что Маяковский был поэтом для народа, а Есенин был поэтом из народа.

По мнению Серёжи он был похож на детектива или какого-то следователя. Ведь детективы такие скрытные, умные и загадочные, но очень впечатляющие.

Владимир – всего-то капитан баскетбольной команды, увлекающийся поэзией. Сергей Есенин – все-то его противник. А Миша Лермонтов – жертва обстоятельств, злого рока, судьбы и т.д. и т.п., согласившийся помочь Володе в важном деле и упавший прямо под ноги Александру Пушкину, задев Колю Гоголя и разбив любимую вазу Жуковского... А ещё есть Хлебников, который прямо-таки решит написать фанфик об этих странных, но не таких уж загадочных событиях. /Школьная AU/

Володя залез в квартиру Серёжи через балкон.

О пьяных подкатах Сережи, реальности Маяка, шипперах Ахматовой и Цветаевой и задолбавшимся на все это смотреть Пастернаке.

И всё бы ничего, да Маяк как кудри эти видел, сразу руки чесаться начинали. Хотелось всей пятернёй зарыться и тянуть до скулежа. Сейчас Володя себе в этом не отказывает, но полгода назад и прикоснуться боялся: на колкость колкостью, зачёт и принимать не стал, послал Есенина дальше кутить и понадеялся, что тому сменят преподавателя.

Аu, где Есенин и Маяковский - обучающиеся школы, дико ненавидящие друг друга. Звучит как-то банально, но я попробую родить что-нибудь оригинальное и интересное:3

"Смотрите, Есенину ни слова о том, что я говорил".

— Ребята, давайте жить дружно! — проговорил Пушкин. — Саша, если я сейчас ему не пропишу, то пропишу тебе! — пригрозил Маяковский, пиджак на Пастернака кидая. — Понял, молчу.

Два поэта, Петроград, ночь, метель.

Пастернак уже жалеет о сказанных словах, готовится вновь обвинить себя во всем, но все мысли прерывает прикосновение сухих губ к щеке. Маяковский целует на удивление робко, без напористости, боязливо. Но стоило ему коснуться губ Пастернака, как вся та страсть, все то отчаянное "люблю" вырвалось наружу. Он целовал его, забывшись, больно, с горящим желанием.