Самокопание - как вид страданий. Или утешений? Или развлечений? Каждый день Хаус находится внутри себя в поиске ответов, которые дать могут люди, которых врач отвергает. Сломается ли он под натиском чувств или прикроется безразличием?
Понадобилось пять поцелуев после полуночи, чтобы Хаус понял, что происходит.
Уилсон повернулся, чтобы посмотреть на Хауса. И конечно, Хаус смотрел на него, удивленно и прищурив глаза. Разумеется, это давало ему немного свободы действий? Уилсон снова пожал плечами. “Я имею в виду, мы оба здесь”, - сказал он, понизив голос.
Хаус мимолетно взглянул на него, потом ухмыльнулся и повернулся спиной к одиночным фейерверкам. “Это ящик Пандоры, который никто из нас не откроет”.
Каждый новый день с нами происходят множество мелочей, которые нас раздражают. Зубная боль, налоговая проверка, кофе, пролитый на одежду, но когда случается действительно ужасное, мы просим Бога, в которого не верим, вернуть нам мелкие ужасы и забрать этот. У каждого из нас свой главный ужас - аэропорты или белые халаты. Кто-то боится любви, кто-то - стать похожим на отца или мать. В бесконечной суете мы обретаем и теряем любимых, а планета продолжает кружиться и жить...
Вместо предполагаемой глади моря Брок увидел стремительно приближающиеся огни. Множество огней. Город. Большой. Люди. Сотни, тысячи людей. И неуправляемый самолет.
Медленно, прихрамывая, подойдя, брюнет протянул руку к подарку, сглотнув подступивший к горлу ком. «My dear House» — красивым почерком от пера заботливо сообщала светло-коричневая бумажная бирочка. Под ней же оказалось письмо, видимо, написанное уже в спешке, так как буквы не блистали такой же аккуратностью.
“...remember, I will
always love you.
ᅠ ᅠ ᅠ ᅠ Your James“.
-А ты когда-нибудь думал о ребенке?
Они лежат в их общей кровати. Хаус щёлкает каналы на телеке, пока Джеймс, опустив голову на чужое плечо, читает какой-то очередной роман в тусклом желтом свете прикроватной лампы.
Уилсон снова был за своим рабочим столом, но в голову лезли совсем другие мысли. Стоило думать о девочке Синди из седьмой палаты, которая поступила вчера с третьим рецидивом. О парне из девятой — ему грозила ампутация. О женщине, которая снова приходила к нему на прием и у которой было подозрение на неоперабельную саркому в терминальной стадии…
Но он думал о Хаусе.
-Ты не объективен,-мотает головой Хаус.-А что тогда мы можем сделать, если все, что происходит между нами, упирается в то, что ты вечно идёшь на уступки, когда дело касается меня?
-Хаус…
Мои слова растворяются в пустоте его кабинета, пока я растерянно бегаю глазами по его лицу в попытке отыскать хотя бы намек на дальнейшее развитие событий.
–Ты мне нужен мне, с тобой хорошо, - уснувшему на диване во время их посиделок у телевизора. Услышь Уилсон, не сразу бы поверил, как искренно произнес тот, столь необычную для него фразу. — Но я никогда не скажу тебе это в глаза
Хаус старается отвлечь Уилсона от мыслей о неминуемой гибели. Они организуют неделю пари, где 7 дней будут выполнять безумные поручения друг друга. В процессе Хаус осознает, что вожделеет Уилсона и склоняет его к похоти. Свои последние дни Уилсон проводит в безумии и разврате, созданными доктором Хаусом.
