Бокал лопнул в руке. Закапала кровь, острые осколки глубоко впились в ладонь, но Далер не чувствовал боли. Он ей уже давно перенасытился. Вдруг Кузяев… Засмеялся? Этот приступ смеха звучал так дико, так болезненно. Но Паредес, кажется, и бровью не повёл.
Европа, Европа, Европа.
Все мысли об этой старушке в элегантном итальянском костюме, неотразимо попивающей английский чай за столиком французской булошной. От неё исходил притягивающий аромат иной жизни, куда лучше этой, в которой жил Далер Кузяев.
Далер давится такими моментами, каждый раз обрывая их слишком поздно, захлебывается ядом очевидной невозможности заменить одного на другого и не может смотреть Дриусси в глаза, старательно прячет взгляд, съедаемый порывами броситься перед ним на колени и умолять, и правда, отвлечь его от этого кромешного ада.
«- Брось, малыш, мы оба знаем, как тебе нравится, - Паредес оказывается совсем близко, так, что острие ножа практически касается его живота, и это вполне опасно, потому что ранение серебром для оборотня сулит крупные неприятности. – Тебе уже не терпится, правда?»
AU, в котором Кузяев мечется между демоном, объятым страстью, и ангелом, излучающим нежность.