Фанфики с участием: "Париж/Санкт-Петербург"

Сапфировый отблеск глаз Пьера всегда казался Александру чем-то чрезмерно прекрасным. Его глаза серы, почти пусты, равносильны затянутому дождевыми облаками небу над Петербургом, глаза француза — самые яркие блики на голубых алмазах, солнечное небо над Парижем, спокойная Сена.

–Идите в свои покои и отдохните Александр. Завтра я поговорю с императором и попрошу вам отпуск.– отвечал блондин.

Почему же любовь не приходит? Я же дождался, приди. Саша посмотрел на телефон, но дойти не успел, слишком подробно он помнит. Слишком хорошо.

- А Пьер, стало быть, тебе надоел? - Михаил усмехается, обретая ясность мысли, вырывается из хватки Сашиных пальцев, откидывается на спинку кресла. Закуривает, прямо в кабинете, ему ведь только и можно. - Или он не так хорош в постели? А ведь столица любви, называется... - Нет, не надоел, а каков он в сексе, тебя не касается, - Сашенька сразу ожесточается, Мише начинает так, по крайней мере, казаться, что Сашенька просто запутался в чувствах, просто хочет любить и просто хочет обоих.

однажды Саше приснилось, как его трахают три Пьера из разных эпох. надо ли говорить, что ему сон безумно понравился?

Пьер изумлённо смотрит на Сашу. - Пьер... ну пожалуйста... Сделай, - Саша смотрит в ответ своими жалобными просящими глазами. А Пьер пытается переварить услышанное.

сборник порнухи //закончен, но будет активно пополняться

Из хрустальных глаз полились слезы. Пьер охнул, прижимая теперь свое чудо ближе, пытаясь успокоить неторопливыми касаниями по спине. Но не он был нужен. Беспомощность - вот, что испытал Париж. А ещё понимание, что чертового Московского ему никогда не заменить, как бы не старался. Его бедный Сашенька дрожал, бился в конвульсиях, рыдал. И так жалобно просил вернуть его на Родину, что сердце кровью обливалось. Как же он раньше не замечал, что шатен в его руках не цветет, а сохнет.

Саша с самого начала удивлялся: откуда Пьер берёт время на всё? И поработать на благо Отечества, и с Лучиано общаться, несмотря на расстояние, и с Денисом контакт налаживать, пытаясь быть хорошим опекуном, и Сашу окружать любовью и втрахивать его в кровать до ещё долго болящей задницы... На его вопрос ответа нет и не может быть, поэтому Саше легче сказать: Пьер самый лучший.

Пожалуй, единственное, что он помнит достаточно чётко — это сновидение той ночи. Саше снилось, что он лежит на траве, ощущая спиной твёрдую землю, и всего лишь смотрит на небо. Голубое небо с редкими перистыми облачками. Его лица касался ветер с запада, глаза невольно прикрывались в блаженстве. Было хорошо, умиротворённо, он чувствовал себя в безопасности. А на следующее утро началась война. Нас-то-я-ща-я.

Как там говорил великий Александр Сергеевич Пушкин? «Что наша жизнь? Игра!»? Саша ловит себя на мысли о том, что это действительно так. Всё на самом деле игра, которая кидает тебя вниз в самые неожиданные моменты. Стук. Щелчок. Скрип. Им овладевает отчаяние. И, разумеется, Пьер побеждает вновь.

Он безбожно врёт в ту минуту, потому что ни о каких глубоких чувствах не может быть и речи. Но ему льстит быть у Саши первым. Если не партнёром вообще, то мужчиной. Нравится то, как он смущается, а затем отдаёт моменту всего себя, без остатка. У таких людей обычно сердца хрупкие. Бьются легко, словно бокалы из-под шампанского.

На Северном вокзале на удивление много людей. Все куда-то спешат, торопятся: Саша на какое-то время останавливается в ступоре. Он давно не был среди такого количества людей. Пьер… Где Пьер? Они же договаривались встретиться на перроне. Саша крепче сжимает ручку саквояжа, ощущая прилив необузданного страха, настолько сильный, что на мгновенье перехватывает дыхание. Ночной кошмар наяву, оказывается, намного страшнее, чем казалось до. «А вдруг меня никто не встретит?»

Пьер тянется за поцелуем, властно проникая в податливый рот. Саша кладёт ему руки на шею, притягивая к себе как можно ближе. В тех местах, где тело Пьера соприкасается с его собственным, даже сквозь ткань рубашки, чувствуется тепло, контрастирующее с прохладой комнаты. Чувствуя, как дрожь от холода бежит по позвоночнику, а руки Пьера сжимают ткань рубашки, он тихо стонет, полностью отдаваясь ощущениям. Судя по всему, без продолжения им не обойтись.

Может все же чувства - помощник к достижению цели?

— А что, если я всё-таки je t'aime?

Последний поезд шел на наш с тобой вокзал. Если заплачу, отверну свои глаза. Не помню, что ты мне тогда сказал, помню, приехал поезд, началась гроза.

На бумаге ставится оттиск печати, красный-красный, как кровь, под словами, чёрно-готическими: «Je certifie par la présente ce contrat. Piotr Alexeïevitch Romanov». Судьбы будущих детей закрепляются какими-то печатями, пишутся на бумаге так, будто план на день, тяжелыми руками их отцов. Договор лежит на столе, с двумя красными оттисками, с двумя подписями и с двумя именами. «Piotr» и «Jean».

- Что?.. - Саша моргает глазами, стараясь вникнуть в смысл слов. Афродизиак. Саша, будто невольно, мотает вниз, бегло читая надписи под изображениями различных мужских духов с феромонами, когда взгляд останавливается на... "Calvin Klein: Euphoria Men". Отзыв краток: "Провоцирующий, мужественный, сексуальный. На счёт первых двух слов не уверен, но это действительно сексуальный аромат". Интригующе. Кажется, он уже придумал, что собирается сделать.

Саша принял решение и ушёл. Ни следа. Пьер проводит ладонью по полке, где стояли книги, привезённые им в один из приездов. Пусто. В шкафу тоже. Пусто. Забрал свои рубашки и брюки. И в груди Пьера, кажется, тоже пусто. Он не слышит стука сердца. Саша ушёл. Как может такое статься? Как, объясните? Что опять Пьер сделал не так. Он рвёт волосы в исступлении, причёска ни к чёрту. Сжимает зубы до скрежета, а глаза уже блестят. Как так получилось. Чёрт возьми, как.