Жизни стран буквально состоят из множества договоров. Слёзы, крики, стоны, мольбы и ругательства – всё это бессмысленно перед силой одной никчёмной бумажки или даже нескольких прошептанных слов. Каждое воплощение хотело жить – по-настоящему жить, но даже эти на первый взгляд бессмертные и невероятно сильные существа часто действуют всего лишь по велению нескольких подписей в конце страницы.
XVII век заканчивался невероятно медлительно после всех тех кровопролитных войн, что они пережили. Поздний февральский снег падал спокойно, совершенно отстранённо от людской суеты, но при этом невероятно умиротворяюще. В парке было трое бессмертных, но один из них, наглый еретик, всё не переставал твердить о каком-то там «дне рождения».
Взрезать себе горло. Утопиться в реке. Спрыгнуть с обрыва. Воткнуть старый меч себе в живот. Броситься под карету. Добровольно сгинуть в заведомо проигранной схватке. Вальяжно разлечься на рельсах. Залпом опустошить бокал с отравленным вином. Пустить себе пулю в висок. Любая из этих перспектив звучала гораздо привлекательнее, чем смириться и жить дальше, стоя на коленях.
Франко-прусская в виде кривого рэп-баттла, призраки мёртвых стран, дрочка на Савойю, Бургундия и его женщины, лучший исторический мем, который ты читал. Заходи короче.
Он ненавидел этот город. Прогнивший до самого основания, преступный, отвратительный. Мёртвый. Мёртвый, как он сам.
Но теперь его вернули к жизни. И он желал мщения.