Она моргает и сосредотачивается на цифрах, украшающих его запястье, чувствуя невольную волну смущения и непонятного жара от столь интимной ситуации.
Оголить левое запястье – верх доверия.
Персиваль ставит на плиту чайник и достает из шкафчика кружку и пакетик с чаем. Чай зеленый, купленный в ближайшем к дому магазинчике немолодого немага всего за пару монет. Его не собирали на отлично обустроенных плантациях и не смешивали по особому рецепту. Скорее всего, и сушился он под палящим солнцем, разложенный на грязных портовых ящиках в ожидании своего часа.
Плевать.
Тина не плачет. Не может. Единственное, на что ее хватает, это маленькие судорожные вдохи и такие же крошечные выдохи. «Ну вот и все. Доаврорилась. И что теперь будешь делать? – звучит едкий голос у нее в голове. – Что ты еще умеешь? Шить? Печь? Может, разносить кофе? А что, другие же справляются».
За пару секунд Грейвс успевает осознать три вещи:
Во-первых, разбившимся зельем, некрасиво стекающим по косяку, была его сегодняшняя порция обезболивающего, а значит, ему придется терпеть до завтра, если он не хочет объяснять колдомедикам, куда подевалась уже выданная;
Во-вторых, утопая в собственной ярости, он не заметил, как впервые с момента попадания в плен, использовал невербальную беспалочковую магию;
И в-третьих, пришедшим навестить его человеком оказалась Порпентина Голдштейн.
