Капитаны пустошей

      Перед вылетом любая команда проходит курс вакцинации. Но не той, нацеленной на определённый сорт внутренних вредителей, а новейшей, когда защитные клетки организма приводятся в состояние повышенной «боеготовности», подкреплённые биоматериалом извне и с другой — когда любое ранение наружных покровов «чинится» ускоренным порядком.       …Так что можно было уходить, как были — босиком, но не хотелось, чтобы их вычислили по ДНК, которое явно было выделено. Такая технология уже разрабатывалась в лабораториях-спутниках Чакдор-Чжаба, так что в силу закона отражений она могла быть известна и здесь.       Пришлось пустить на обмотки больничные куртки мужчин. Капитан хотел отдать свою, но Лилька воспротивилась:       — Павел Николаевич, вы уже истощены. Я вообще не уверена, что «Юниверсум» на вас ещё работает. Так что хоть чем будьте прикрыты.       Она уже знала, куда идти.       За поворотом налево открывалась сеть перекрещивающихся туннелей, бывших явно старше строений наверху, а следовательно — архивные материалы, будь они, ищутся дольше. И в целом ей этот поворот нравился больше. По приблизительному расположению зданий наверху также выходило, что здесь граница города-лаборатории ближе.       А дальше?       Никто не хотел думать об этом. Но и оставаться на месте, ожидая непонятно чего, в итоге не хотел никто. Если уж и суждено быть пойманными — они хотя бы попытались.       Отчаянный Петелин добрался до ближайшего спуска — проверить световой день. Наверху близился вечер, и время выхода близилось тоже. ***       Они шли цепочкой. Впереди — Лиля. Алексей и Ладко вели капитана. Следом — девчонки. Замыкал шествие Петелин, всё же вооружившийся обломком тонкой трубы. Так себе оружие, но хоть что-то.       Туннели ветвились, иногда зауживаясь в узкие лазы (зачем они, если человеку не протиснуться?) иногда расширяясь.       Широкие проходы ощущались по подземному сквозняку. В таких случаях Лиля останавливалась, поднимая руку. И стояла, прислушиваясь своим чутьём, обшаривая вторым нюхом открывающееся пространство. После этого кивала, и цепочка двигалась дальше.       Они отмахали так с километр, когда путь им преградила толстая металлическая решётка, разумеется, запертая. Тут Лилька растерялась — чутьё говорило, что им надо туда, дальше, но решётка ведь неживая. А девушка могла распознать жизнь, но никак не такие препятствия.       Обойти?       Не факт, что нужный им туннель пересекается… Стоп. А если уйти в один из узких лазов? Их много, ветвятся как попало. Попробовать? Хотя смерть может получиться не самая лучшая.       Петелин буркнул, выразив общее мнение:       — Лилька, вынюхивай лазы. Я бы вскрыл, но там весь замок в ржавчине, возиться дольше будем.       Вынюхивай. Тоже мне, собачку нашёл.       Но она не обиделась. И послушно запустила своё зрение впереди себя, не зная, как назвать этот процесс поиска иначе.       Взгляд бежал по земляной толще, натыкаясь на чьи-то глубокие норы, чуть отзывающиеся корни деревьев, вылавливая странную подземную жизнь, копошащуюся, роющую, жрущую. Как назло, нужные пустоты не находились, и она уводила зрение всё дальше и дальше от их места, прежде чем нашла.       — Вот! Метров триста отсюда, выходит далеко за решёткой и близко к поверхности! Но…       Капитан.       Находкин тяжело поднялся, отогнав бросившихся к нему людей.       — Я пойду замыкающим. Веди.       Пятьдесят метров.       Сто.       Сто пятьдесят.       Двести…       Галерею пересекал широкий проход, когда шедшая впереди Лилька шарахнулась назад, распластавшись по стене. Цепочка проделала то же самое, вжавшись спинами в острые камни, терпеливо снося боль от впивающихся в спины острых выступов.       Голоса. Всё, фора кончилась. Теперь оставалось надеяться на узкий ненадёжный лаз где-то впереди.       Они пропустили группу из трёх человек. Вооружены палками-разрядниками, огнестрелы не просматривались. Да и что сделает группа из обессиленных, истощённых людей, против сытой своры, которая даже не думает, что добыча опасна? Нет, конечно. Посбивают с ног, особо активным сунут палку-разрядник несколько раз, обездвижат наручниками. И снова — медленная, как сползающая капля мёда по стеклу, каждодневная пытка давлением, наркотиками и иногда для особо упорных — избиениями. Тут уж никакой «Юниверсум» не поможет, если вакцина ещё действует, конечно.       Вот бы сюда спасителя. Такого, чтобы всех этих шавок положил. Конечно, сияющим мечом. Девчачья мечта.       Лилька умудрилась размечтаться, когда её чуть толкнули в бок. Голоса стихли в отдалении, пора было двигаться.       Двести тридцать.       Двести пятьдесят.       Двести восемьдесят.       Двести девяносто…       Стоп.       Лаз был. Она пробежала «передним» взглядом по нему, оценивая. Прикидывала. Ладно она. Девчонки ещё. А ребята? Капитан?       Кто-то прошептал:       — Лучше туда, чем…       Лиля вздохнула:       — Сначала я попробую.       Стала протискиваться. Оказалось — если повернуть голову набок вперёд — так даже ей свободно. И носки чуть подвернуть. Прошагала так немного, прикинула — далеко? Чутьё указывало на несколько десятков метров. Тридцать? Сорок? Но впереди ощущалась обширная пустота с притоком свежего воздуха.       Там-то нас и встретят.       Она отогнала эту мысль, позвала:       — Идёмте!       Только бы ребята протиснулись, только бы капитан…       Один за одним уходили люди в узкий проход, за которым их ждало… Что?       Кто-то прошептал, пыхтя от напряжения:       — В жизни больше переедать не стану.       И прилетело:       — То-то на корабле сработки возле пищеблока были…       Шаг, ещё один, десятый, двадцатый. Начало немилосердно покалывать голеностопы, затёкшая шея горела, и подмывало опуститься, но подгибающиеся колени встречала гладкая стена. Только идти.       Следом пластался Ладко. Она шепнула ему:       — Как там капитан?       По цепочке ушёл ответ и вернулся:       — Держится.       Шаг, шаг, шаг. Да когда кончится этот треклятый лаз, как будто удлиняющийся с каждым шагом? А тут ещё в тонкую подошву тапочка впилось что-то острое — камень, наверное. Но плохо было то, что боль ощущалась в своде стопы, там, где самая нежная кожа, а острый предмет застрял в подошве, и его было ни вытряхнуть, ни просто сбросить ненадёжную обувь. Приходилось наступать на него, и она шла дальше, вздрагивая при каждом шаге и иногда шипя от боли.       — Лиль, что там у тебя?       Девчата беспокоятся.       — Да камешек попал, мелочь.       Мокро становится под ступнёй, она начинает скользить, а проклятый каменный обломок всё впивается в ранку, и оттого кажется, что кто-то нарочно хочет сделать ей больно, но она справится. Позади идут люди, доверившиеся ей, измотанные, раненые, и надо выйти. Пусть поджидают снаружи, но никто из них не задохнётся и не останется в каменном мешке просто потому, что Лилька молчит, а что тяжело дышит — так у всех не лучше сейчас. Если будет время на сочувствие — то потом. Иди, иди, иди, не останавливайся.       Снаружи всё сильнее тянет свежим воздухом, она, почти задыхаясь от напряжения, ловит его ртом и губами, хочет освежиться — но что-то ещё, тревожащее, висит в воздухе. Такой неуловимый аромат, сладкий и в то же время дымный, мучительно знакомый. Пахло ли так в медблоках Лебена? Она уже не помнила, потому что жалящее пламя, охватывающее ступню, не оставляло времени думать, а гонит её вперёд, превратив в ходячий автомат.       Ладко сзади нащупывает и сжимает её пальцы, что-то шепчет дальше по цепочке, потом ободряюще гладит по ладони:       — Терпи, птичка, мы справимся.       Откуда он знает? Она же идёт молча, не хочет беспокоить ребят, но приободряется немного и продолжает переступать раз за разом, шаг за шагом. ***       …Резанул свет по глазам, отвыкшим от него, и сразу сжались кулаки. Всё-таки подловили! Так думали все, кто видел луч мощного фонаря. И уже кто-то подхватил изнемогшую девушку, опустил её на землю и потянулся к выходившему Ладко, и девушкам, и остальным.       Ну уж назад они не пойдут. Хоть как-то, а сопротивляться будут. Пусть уж лучше знают, что этот экипаж, его жалкий остаток — люди, а не безвольные животные, которые покорно пойдут на уготованную им бойню.       Они выпрямлялись, держа спины и прямо и готовясь защищаться. Только их маленькую предводительницу жалко, она повисает у фигуры с фонарём на руке, безвольная, обмякшая, измученная. И почему она цепляется за одежду стоящего?       Свет фонаря уменьшился, перестал бить по глазам. Стоявший направил свет на себя, и люди в изумлении увидели фигуру в алом длинном одеянии и капюшоне, скрывавшем верхнюю часть лица. Священник? Монах?       Фигура в алом опустила девушку на землю и вытянула вперёд руки:       — Друг. Я друг.       Сдёрнул капюшон, явив лицо коротко стриженого и гладко выбритого мужчины средних лет, шагнул вперёд:       — Меня зовут брат Фернандо. Я из храма Девяти Щитов. Объяснять некогда, следуйте за мной.       Алексей, уже подхватывавший потерявшую сознание Лилю на руки, коротко сказал:       — У нас ещё ранен капитан. Быстро не выйдет.       — Тогда торопитесь, как сможете, время уходит.       И сам подставил второе плечо Находкину, мешком висевшему на Ладко.       — Идите за нами.       Подъём наверх, в лицо бьёт упоительный ночной воздух, полный лесных запахов, а потом — спуск вниз с холма на грунтовую дорогу, где уже стоит микроавтобус, наподобие маршрутного такси, но чёрного цвета, и стёкла у него непрозрачны.       Брат Фернандес осмотрел их, приложил палец к губам и погасил фонарь. Затем закрыл дверь и прыгнул на переднее пассажирское сиденье, отдав команду невидимому шофёру:       — Едем.       Машина тронулась. Неожиданный спаситель снова накинул капюшон на голову и что-то забормотал себе под нос. ***       Судя по всему, машина проехала по грунтовке пару десятков километров, потом притормозила — и по ровному ходу пассажиры догадались, что выехали на местное шоссе. Куда их везёт этот неведомо откуда взявшийся «брат» и что ожидает впереди — они не знали. Но силы уже окончательно покинули их, и люди стали один за другим проваливаться в крепкий сон.       Лиля по-прежнему не приходила в сознание, и перед тем, как уснуть самому, Алексей погладил её по лицу, коснулся пальцем безвольно обмякших губ — и длинно вздохнул. После этого он позволил заснуть и себе.