***
Я поднялся в комнату, которую мы до этого обустраивали в течение долгих недель. Скинул вещи возле костяной тумбы, на которой стояла миска с овощами, и подошёл к Жану. Он подшивал деловой костюм. Хотел убедиться, что люди действительно носят подобное на важные встречи. — Угадай, что я нашёл! — Картину? — Не-а. — Посуду? — Даже не близко. — А что тогда? — спросил он и поднял блестящие глаза, полные любопытства. — Вот, погляди. Я сел у его ног и протянул ладонь. — Что это? — Флейта. Музыкальный инструмент. Мы играем на таких, когда нам грустно или наоборот весело. Поднимает настроение. Не всегда, конечно. Раз на раз не приходится. Он наклонил голову и, поджав губы, серьёзно посмотрел на то, что находилось прямо перед носом. Словно на неведомого зверя из неведомой страны. — Тогда зачем играть, если не уверен, что поднимет? — Потому что нравится. Ты же делаешь что-то просто так, хотя тебя никто не просит? — Никогда не видел, чтобы из палки выходила музыка, — бросил Жан. — Это не просто палка. Для этого в ней сверлят отверстия. В черепе твоего предка тоже есть такие. Когда через них проходит ветер, можно услышать приятные звуки. — Но их не проделывали специально. — Да, и всё же они очень похожи. Жан пожал плечами и взял флейту. Он вертел её в тонких пальцах, осторожно постукивал ногтем по дереву. — Не бойся, все крабы давно разбежались. Он окинул меня хмурым взглядом и, ещё немного покрутив флейту, спросил с лёгким смущением: — А как играть? — Сейчас покажу. Довольный, что получилось его заинтересовать, я обхватил губами мундштук и спокойно задышал. Привычное ощущение лёгкости разлилось по сердцу. Чтобы ни на что не отвлекаться, я прикрыл глаза. В воспоминаниях всё было именно так. Свежий воздух из окна, запах свежих фруктов, мурашки, бегущие по коже. И обволакивающая музыка, умеющая растворять боль, которая жгла после смерти мамы. Разве мелодии недостаточно, чтобы стать хоть немного счастливее? Закончив, я ещё пару секунд не открывал глаза. Жан молчал, а потом вдруг спросил: — Что случилось? Оказывается, я плакал. Слёзы потихоньку скатывались по щекам и падали с подбородка на ковёр. — Просто иногда бывает больно. Но это ничего. Тебе понравилось? — Красиво, но как-то грустно. Хотя я, конечно, в этом не разбираюсь, — заупрямился он. Я с мягкой улыбкой вытер мокрые щёки. Мне не хотелось грустить в такой светлый день, тем более, что музыка снова вернулась ко мне. Тем более, что Жан даже не заметил, как назвал то, что я старался ему передать, красивым. — Ты не только орудуешь иголкой с ниткой и ешь из посуды, но и умеешь летать. Да, пока ты не смирился с драконом, но послушай меня, пожалуйста. Когда мама умерла, я не находил себе места. Ненавидел себя, потому что считал, что не сделал ничего, чтобы ей помочь. На самом же деле этой моей части, как и первой, было очень тяжело. Но они не могли подружиться. Они боялись, что если помирятся, то выяснится, что мама умерла по независящей от них причине. Что они бы в любом случае потеряли её. Поэтому я так привязан к музыке. Она помогла мне простить себя. И я простил и принял. Я понимаю, что ты терпеть не можешь дракона. Ты думаешь, что он монстр, но лично я вижу того, кому просто тяжело. И дракон — это и есть ты. Ему тоже нужна поддержка. Жан мотнул головой. — Он убьёт тебя. Рано или поздно. — Но ведь не убил. Почему ты не убил меня раньше, когда мы только-только попали сюда? — Неправильно. — Видишь. Тебе необязательно поступать так же, как и твои предки, — ответил я, передав флейту. — Зачем она мне? — Чтобы помнить, что у тебя есть имя. Ты дракон и человек одновременно, — сказал я, а потом добавил: — К тому же, когда у кого-то день рождения, принято дарить подарок. Он удивлённо сжал, наверное, первый в своей жизни подарок. Пиджак упал на пол. Жан отпихнул его к сундуку с найденными лекарствами и на мгновение прикоснулся к тому месту, где мои губы согревали теплом. — Я не умею играть, ты же знаешь. — Это неважно. Главное, что она теперь с тобой. Он ничего не ответил.***
Ночью я проснулся от странного, тоскливого свиста и вышел из комнаты. Луна освещала скелет великого предка Жана, море и гладкие камни, облепленные тиной. Я уже хотел было спуститься пониже, когда заметил в небе движение. Тёмный, почти чёрный дракон летал высоко-высоко, прорезая облака мощными крыльями. Когда он ринулся вниз, я чуть не упал. Мне было страшно и волнительно следить за тем, как он снижается, приближаясь. То, что я принял за музыку флейты, на которой играл Жан, оказалось хлопаньем крыльев. В такт мелодии покачивалась тёмно-жёлтая трава, озарённая светом, шелестели редкие кусты, звенели остатки выброшенной яхты, из которой мы вырезали планеты и подвесили перед входом в жилище. Жан приземлился, подняв пыль в воздух. Из ноздрей вырывался пар, тяжёлое дыхание отдавало огнём. Он расправил крылья, и когда я протянул руку, громко зарычал, но я не сдвинулся с места. — Что мне сделать, чтобы ты расслабился? Жан раскрыл рот, обнажив длинные клыки. — Почему ты проснулся? — продолжил я. — Тебя что-то беспокоит? Он повернулся в сторону синего неба. Ну конечно, слишком устал ходить по земле, решил размяться. — И всё же тебе не нравится, да? Я огляделся вокруг и попросил подождать, потому что ко мне пришла идея. Вскоре я вернулся с флейтой, которую Жан оставил среди подушек. — Ты спал с ней? Он недовольно запыхтел. — Похоже, что спал, — произнёс я с удовольствием. — Что, если мы полетаем вместе, а я тебе сыграю? Немного, совсем чуть-чуть, чтобы успокоить? Жан глядел то на луну, от которой нельзя было скрыться, то на флейту. Я шагнул к нему навстречу и дотронулся до живота. Несмотря на грубую шкуру, которая не должна была пропускать жар, я чувствовал, что она горела. Что он горел, перебирая в голове не один десяток мыслей о том, кто он есть и почему появился на свет. — Мы просто послушаем музыку и ляжем спать, ладно? Жан ткнулся в макушку верхней челюстью и осторожно, всё ещё сомневаясь в том, хорошая ли это идея, позволил мне сесть на него верхом. Я крепко схватился за рога, держа флейту подмышкой. Он оттолкнулся от каменного выступа, причём так резко, что я едва удержался. Меня обдало ароматом костра вперемешку с питайей и солью, той солью, которая обычно остаётся на коже после купания. — Давай помедленнее, а то я… — от высоты закружилась голова, дыхание перехватило. Жан забормотал на языке, который оставался более-менее понятным лишь на интуитивном уровне. Если он бурчал глухо, то раздражался, а если в рычании и хрипении появлялись высокие нотки, то беспокоился. Его тревога частично передалась и мне, поэтому я прижался к телу как можно крепче. Жан взмахнул крыльями и медленно поплыл в ночном воздухе, как кит в чёрной воде. Прежде чем заиграть, я прикинул, когда нам ещё так повезёт отыскать музыкальный инструмент. У нас было достаточно одежды и еды, но мало развлечений. Конечно, собирать пазлы из раскрашенных камней — это весело, но не каждый день. Как и плескаться на берегу или ловить рыбу и морских ежей. Поэтому… — Не скинь меня, — произнёс я вслух, пробуя держаться одной ладонью. Капли пота выступили на лбу, но их быстро высушил сильный ветер, который трепал волосы. Рубашка развевалась позади меня, словно парус, а рукава надувались, как если бы их подкачивали гелием. От холода бросало в дрожь, поэтому я старался держать ступни рядом с шеей Жана, чтобы они, так же как и пальцы, не замёрзли. Я достал флейту и сглотнул. Остров в виде скелета то отдалялся, то приближался, отчего казалось, будто всё это мираж, а не новая реальность, которая приняла меня с распростёртыми объятиями. Жан молча пронёсся между клыками и, слегка наклонившись, поменял траекторию. Теперь мы летели к горизонту, такому же недосягаемому, как и звёзды. Оставалось совсем немного, чтобы дотянуться, схватить мигающие точки, как вдруг бац! Они потухали и оказывались в другой части неба, до которой добраться было тяжело, как и до дна океана. Жан замедлился, чтобы было легче играть. Я выровнял сердцебиение и мягко подул в мундштук. Если торопиться, ничего не выйдет, но меня подгоняло детское желание насладиться мелодией. Получить поскорее, здесь и сейчас, забрать всё себе и никому не отдавать. Только теперь её должен был услышать ещё и Жан. Я выбрал музыку, которую часто играл в первый год обучения. Со мной занимался учитель и девочки. Мы собирались в тени старого клёна, и звуки наших флейт разносились по всей улице. Соседские дети выбегали даже в самую невыносимую жару или открывали балконы пошире, а после концерта кто-нибудь из стариков подходил, чтобы угостить арбузом и газировкой. Я исполнял то, что жило во мне в течение долгих лет, такое искреннее, доброе чувство. Раньше я сомневался, что у этого было название, да и лень было придумывать. А сейчас я был уверен в нём как никогда. То, что я так радостно играл, называлось любовью. Любовью, когда рядом есть близкий человек, над головой сияет солнце, и кто-то заботливый оценивает то, чем ты делишься. Откликнется. Он обязательно откликнется, надо только мечтать, действовать и верить, ведь если мелодия делает счастливым одного, она может сделать счастливым и весь остальной мир, включая дракона-человека, который пока не представляет, что уже стал счастливым. Полетав ещё немного, Жан опустил меня на выступ. Я поклонился ему с тем же уважением, что и древнему старцу, научившему находить спокойствие даже, когда под ногами нет земли. Он смотрел на меня молча, загадочно. А потом вдруг спрятал под крылом и указал на флейту. Я сразу же согрелся от его огня и спросил: — Здорово, правда? Он кивнул или, по крайней мере, попытался, и красные вены побежали по всему телу. Жан развоплотился. Прежде чем удариться спиной о камни, я успел его подхватить и потащил в комнату. Всю ночь он спал как убитый, а днём, когда я проснулся позже обычного из-за того, что сторожил чужой сон, увидел подобие флейты рядом с кроватью. Мне же не почудилось? Протерев сонные глаза, я проверил деревянный инструмент. Нет, всё очень даже взаправду. Жан скопировал флейту из чемодана. Эта версия получилась неловкой, вырезанной наспех, и всё же она почти ничем не отличалась от настоящей. Хотя что это я? Флейта и была настоящей. Я позвал Жана, чтобы поблагодарить, но он не откликнулся. Тогда я решил подойти к нему. В комнате стояла необычная для этого времени суток тишина. Жан не открывал чемоданы и сундуки, не разбирался в тонкостях человеческого мира, а спал на боку, прижимаясь щекой к подушке. Тихо поправив одеяло, из-под которого выглядывала розовая ступня, я заметил флейту. А ещё стружку, которую он не убрал, потому что слишком рано встал. Ласково погладив по спутанным волосам, падающим на лоб, я прошептал: «Сегодня родился новый Жан», — и вернулся к себе с улыбкой на губах. Пускай новый Жан спит. Чтобы быть счастливым, нужны силы, а чтобы слышать музыку, они нужны вдвойне.