Vesica Piscis

Уже успело изрядно стемнеть. Медленно опускающиеся хлопья снега создавали потусторонние, чарующие тени в воздухе. Чжун Ли свернул в переулок, слабо освещенный немногочисленными старинными фонарями, и стал подходить к нужному дому. Издалека он приметил паб на первом этаже своего будущего жилища. Такое соседство заставило невольно поежиться в предвкушении еженочного балагана и слоняющихся под окнами запьяневших посетителей. Но к его удивлению, несмотря на поздний час, в заведении было тихо, а значит его опасения могут быть преждевременны. Прожав нужную комбинацию на кодовом замке – отличная вещь для поддержания безопасности и чистоты, между прочим, – Чжун Ли поднялся по широким пролетам на нужный этаж и подошел к двери с номером «409». Для собственного успокоения он взглянул на небольшую карандашную приписку в углу карты, которую ему вручил встречающий и убедившись, что это именно та самая квартира, повернул ключ. Казенное жилище представляло собой пусть и простенькую, но просторную двухкомнатную квартиру. Чжун Ли сразу отметил чистоту, отполированный паркет, который блестел в темной синеве комнаты, отбрасывая свет фонаря из окон, а также отсутствие неприятных запахов. На большом резном трюмо была оставлена бутылка шампанского, шоколадные конфеты и открытка с видом на Карлов мост видимо с какими-то добрыми пожеланиями. Приятно. Дорожный чемодан был оставлен в прихожей. Лампа с коротким рокочущим звуком зажглась, давая осмотреть гостиную, которая была также без изысков, но явно со свежим и добротным ремонтом. Минимальная меблированность вкупе с окнами, выходившими сразу на две стороны, подчеркивали обилие пространства. Около окна стояли коробки с его вещами – руководство университета любезно позаботилось о более габаритном багаже, который везли отдельно от владельца, соизволившего сделать такой большой крюк. Часть этих коробок была заполнена книгами, как по темам грядущих лекций и общих рекомендаций студентам, так и для личного досуга. Другая часть – одеждой и туалетными мелочами – любимым одеколоном и шампунем с имбирем, марку которых он боялся не найти в Праге. Неразобранные вещи создавали неопрятный вид, но уставший с дороги мужчина решил оставить это дело на завтра. Благо, рядом не было никого, кто мог бы его осудить за эту небольшую вольность. Его сил хватило только на то, чтобы распаковать приобретенное сегодняшним вечером. Он расположился на диване и медленно, с некоторым трепетом, сравнимым с предвкушением при распаковке подарка, достал статуэтки. Развернув их из упаковочной бумаги, он какое-то время всматривался в детали, аккуратно поглаживая фарфор. Любая ценная вещь, полная воспоминаний, достойна почетного места, а потому Чжун Ли без раздумий поставил фигурки на журнальный столик в центре. Два пестрых пятна немного оживили комнату. Интересным, однако, был этот юнец. В ванной Чжун Ли тщательно вымыл руки, а также ополоснул раскрасневшиеся от мороза щеки теплой водой. Тут же он впервые увидел свое отражение, которое смотрело на него уставшими глазами; волосы были в талом снегу, растрепанные, а серьга в ухе перекрутилась. Всё завтра. Спальня была ожидаемо меньше зала и своей обстановкой напоминала гостиничный номер: практически стерильная чистота, уже заправленная двуспальная кровать, шкаф, да пара кресел, которые явно входили в один набор с диваном из гостиной и были растасканы по разным комнатам в попытке приукрасить скудность мебели. Чжун Ли усмехнулся решению университета в выборе именно двуспальной кровати. Возможно, приглашающая сторона хотела произвести должное впечатление. А может ожидалось, что человек его возраста и положения приедет со своей пассией. Подобное видимо не стало уточняться, так как подразумевалось, как нечто крайне вероятное и очевидное. В помещении было душно и Чжун Ли открыл окно, отчего струящийся тюль затрепетала. Не смотря на найденное сходство с гостиницей, спального халата квартира ему не предлагала, как и какого-либо обслуживания. Чжун Ли даже пришла в голову мысль, что не было бы проще оплатить номер в отеле? Но раз был выбран вариант с отдельным жильем, то видимо такой расклад был более выгодным для его работодателя. Он устало выдохнул и вернулся в гостиную за чистой спальной одеждой – ему все-таки пришлось немного покопаться в коробках, разбор которых так хотел избежать этим вечером. Засыпая, Чжун Ли вновь услышал гул, в этот раз несколько приглушенный, словно за соседней стеной завывало нечто вроде неисправного бойлера. Следующим утром Чжун Ли первым делом связался с руководством университета, договорившись о встрече для обсуждения дальнейшего плана работы. Он уже высылал им основное содержание своих лекций до приезда, но это дело все равно требовало детальной и тщательной подготовки. Да и к тому же, надо было хотя бы разок увидеть то место, где ему предстоит в скором времени проработать несколько месяцев, до того, как начнутся занятия. Множественные рукопожатия, обмен любезностями и россыпи благодарностей: руководство Карлова университета встретило своего гостя с должным почетом. После обсуждения нескольких рабочих моментов, небольшая группа профессоров вышла из кабинета и отправилась показывать историческое здание, ведя беседы далекие от формальных и организационных. Они обсуждали теории, делились собственным опытом, вступали в дискуссии, да и все это еще такими бодрыми голосами, что некоторые из прохаживающихся студентов в удивлении оборачивались, пораженные неожиданным энтузиазмом в обычно монотонных и скудных на эмоции голосах преподавателей. Уж что, а вовлекать в пылкие разговоры новоприбывший профессор умел. К своему удивлению, Чжун Ли случайно пересекся с тем самым встречающим, который в спешке и от своего волнения даже не удосужился представиться в тот вечер. Карел Черны, молодой преподаватель истории средневековой Чехии с радостью сообщил, что они часто будут работать вместе. Чжун Ли, как и полагается, почтительно кивнул, выразил надежду на благотворное сотрудничество, а также побеспокоился о самочувствии роженицы и новорожденного: на это, растекающийся в улыбке мужчина, заверил, что все в полном порядке. После экскурсии группа профессоров не отпускали его ещё часа полтора: помимо споров и дискуссий он подписал необходимые бумаги, договорился о том, чтобы его лекции не ставили слишком рано, а также обсудил бытовые вопросы и университетские сплетни. Коллектив показался ему приятным, пусть и слегка заискивающим перед его фигурой. Сам университет тоже произвел впечатление. Обилие студентов, а также разношерстные профессора с бойкими идеями и мыслями настраивали на нужный академический лад и Чжун Ли окончательно убедился в правильности своей идеи преподавания именно в этом месте. В конце встречи один из профессоров, будучи видимо более других знакомым с его фигурой, предложил ему выступить на открытии выставки в Национальном музее. Чжун Ли сразу же согласился, чем вызвал бурную радость у всех присутствующих. Несмотря на внешнюю сдержанность и некую строгость в поведении он на самом деле обожал всякого рода авантюры. Но все ровно, будто в шутку, он дал понять, что делает исключение только лишь из-за того, что сам интересуется этой темой и четко обозначил, что более не возьмет никакой сверхурочной работы. Его поспешили заверить, что дельнейшее взаимодействие с профессором будет строго в рамках договора, и что он полностью свободен до середины января. Окончательно попрощавшись с коллегами и по десятому кругу выслушав все советы о лучших выставках, музеях, магазинах и пивных Праги, Чжун Ли пошел домой, где до самого вечера разбирался с коробками. Не разобрав и половины, он решил спустился в паб на первом этаже. Перекинувшись парой слов с хозяйкой, Чжун Ли узнал, что это небольшое заведение, которым управляет немолодая пара. Шумным посетителям они не рады: обычно там спокойно засиживаются за кружечкой пива жильцы ближайших домов, близко знакомые как хозяевам, так и друг другу. Прекрасное место для вечернего отдыха и обсуждения местных сплетен. Помимо алкогольного меню там подавали простые блюда: сливочные каши, чесночные гренки, обилие разнообразных супов, солений и картофельных блюд, что вполне годилось для вкусного домашнего обеда. В последствии Чжун Ли станет заходить туда достаточно часто, в особенности, когда у него не будет сил и желания готовить дома. Пользуясь свободным временем, Чжун Ли начал свое туристическое изучение Праги. Всего меньше чем за неделю историк обошел впечатляющее количество музеев и достопримечательностей в соответствии с уже выстроенным заранее маршрутом, внеся в него некие изменения по совету профессоров Карлова университета. Но больше всех музеев и выставок Чжун Ли поразила атмосфера предрождественской Праги: в день приезда он только бегло оценил уличные декорации в тускловатом вечернем освещений, но сейчас, бесконечно путешествуя из одного конца города в другой, он смог полностью насладиться красотами этого европейского города, жители которого с таким трепетом ожидали предстоящий праздник. После каждой своей вылазки в город он непременно заходил на рождественскую ярмарку и обязательно там что-то покупал. Ему нравилось находится среди толпы малознакомых людей, объединенных волшебством праздника. В суматохе дней Чжун Ли чуть не забыл о своей единственной до-рождественской работе, которую ему предложил профессор в Карловом университете – присутствие на открытии новой выставки в Национальном музее, посвященной одному из символов Чехии – молдавиту, в качестве специалиста от университета. Поэтому, когда он с опозданием зашел в зал, где проходило открытие, был уже выставлен свет, подготовлена сцена, расставлены стулья: тут и там можно было разглядеть профессоров минералогии и прочих смежных геодезических наук, группы студентов, которых централизованно привели для внеклассной деятельности, телевизионщиков с регионального телеканала, занятых подготовкой аппаратуры для съемки, журналистов местных газет, да и просто заинтересовавшихся людей – лекция была свободной для посещения, стоило лишь приобрести билет в сам музей и пройти небольшую регистрацию. Чжун Ли пожал руки знакомым профессорам из университета, и перекинувшись с ними парой слов, сразу же направился к сцене, на которой размешалась дубовая трибуна, стол и стулья. На столе стояли бутылки с водой, какие-то безвкусные искусственные цветы и небольшие таблички с именами выступающих экспертов, среди которых было и его. За столом уже сидели лекторы – седовласый профессор в больших очках и тройке, полушепотом беседовавший с миловидной блондинкой средних лет, постоянно постукивая указательным пальцем по стопке бумаг; молодой мужчина с бегающими глазками, теребивший в руках разрезанные зеленоватые камни; и черноволосый усач, сидевший с ним через стул и говоривший звонким басом с группкой студентов, изредка заливисто хохоча. Чжун Ли поздоровался с коллегами и сел за свой стул. В эту же секунду черноволосый усач развернулся к нему, будто забывая о своих собеседниках, схватил его ладонь сразу двумя руками и крикнул: «А-а-а-а, пан Чжун Ли, наконец-то вы пришли! Это же значит можно начинать! Пан Чжун Ли, мы с коллегами только вас и ждали, чего же вы так долго? Заблудились? Застряли в снегу? – хихикнул. – Впрочем, это пустое. Мы очень рады видеть такую значимую в минералогии фигуру в нашем музее, вы оказали большую милость всей чешской науке!» Он еще раз потряс руку Чжун Ли, потом резко отбросил, встал со стула и подал сигнал седовласому профессору. Тот кивнул, и взяв свои бумаги, встал за кафедру. Когда все приготовления и вступительные речи были закончены, он под легкие аплодисменты начал: «Этот местный полудрагоценный камень знаменит в первую очередь своей формой. В необработанном виде, с бугорками и вмятинами, он словно покрыт шрамами; а его насыщенный темно-зеленый бутылочный цвет, наряду с полупрозрачностью, делает его похожим на осколки стекла. Относящийся к древним тектитам, он имеет загадочное метеоритное происхождение и распространен преимущественно в Южночешском крае». На этих словах Чжун Ли внутренне поморщился и, не меняясь в лице, произнес с места: «Хотя многие и приписывают молдавиту истинно космическое происхождение, но этот романтический образ скорее всего ложный, – от данных слов со-выступающий с китайским профессором геолог заметно побагровел, явно готовый вступить в дискуссию, а в зале послышалось перешептывание. Увидев реакцию на свое несколько грубое замечание, Чжун Ли поспешил себя поправить, – но его генезис безусловно можно назвать уникальным и сложным процессом. По одной из теорий, которой и я лично придерживаюсь, он образовался не из остатков кометы, а из местных горных пород. Камни поднялись от силы удара метеорита в верхние слои атмосферы, после чего, уже остывшие и спекшиеся вместе, опустились обратно». «Профессор Чжун Ли, я, конечно, не специалист, но могу с точностью заверить аудиторию, что камень поистине уникальный, – вмешался сидевший с ним рядом черноусый мужчина, бегло всматриваясь в ряды смущенной публики. Около окна он приметил парочку, которая были полностью увлечена друг другом и явно не обращала внимания на происходящее. Словно цепляясь за соломинку, он усмехнулся и продолжил, – смотря на обилие молодых людей на нашей встрече, вспоминается одна занимательная традиция, что бытовала на юге нашей страны. Жених, страстно желающий произвести впечатление на свою избранницу, обязательно преподносил ей в качестве презента украшение с этим камнем. Считалось, что это способствует долгим гармоничным отношениям и приводит к плодовитому браку». Веселыми бегающими глазками он осмотрел зал, явно довольный тем, как ловко ему удалось замять чуть не разгоревшийся спор. Чжун Ли мягко кивнул, аудитория переключилась на обсуждение архаичных поверий, а рассерженный геолог кинул что-то впроброс коллеге в бордовом пиджаке, явно отпуская ситуацию. Атмосфера вновь сменилась на непринужденную. Мужчина довольно разгладил усы, причмокнул, но потом, словно опомнившись, заговорил более официальным тоном: «Также от имени музея хочу поблагодарить наших поставщиков, любезно пополнивших коллекцию. По привлекательной цене между прочим, – не сдержавшись, добавил он под тихий одобрительный смешок, – потому настоятельно рекомендую ознакомиться с экспонатами после нашего с коллегами удивительного рассказа об этом чарующем, таинственном и загадочном камне, что до сих пор, дорогие друзья, как мы успели убедиться, вызывает столько бурных эмоций!» Присутствующие так и поступили, медленно разбредаясь средь рядов выставленных напоказ новоприобретенных экземпляров молдавита после окончания лекции. Чжун Ли тоже с удовольствием присоединился к этому действу, вчитываясь в пометки и анализируя то, как от места добычи зависели форма и окрас каждого из представленных экспонатов. Какая досада, думалось ему, что их нельзя взять и потрогать, дабы всмотреться куда пристальней в уникальные узоры, походившие на криво выдутое стекло или, вторя словам одного из сегодняшних лекторов, на тело, исполосованное шрамами. Повертеть в руках и тщательно изучить под лупой, микроскопом, разглядывая каждую песчинку в составе. Расколоть на более мелкие части и изучить в разрезе... Ведь, как он считал, только подобное внимание к каждой мелочи дает плоды в познании чего-либо. Чжун Ли наклонился еще ближе к стеклу, за которым скрывался наиболее заинтересовавший его образец. То был камень среднего размера, сначала затерявшийся среди других, но обладавший удивительным цветом на срезе: он переливался от салатово-зеленого к темно-малахитовому и вызывал неподдельный восторг профессора. И срез то какой аккуратный, хирургически выверенный, точный, разве такое возможно? Мужчина дотронулся до стекла, отделяющего его от камня, и провел пальцем вдоль разреза. – Профессор, какая встреча, – Чжун Ли услышал, как его окликнул несколько знакомый голос, после чего почувствовал, как его хлопнули по плечу, – я сразу вас признал, даже со спины. – Знаешь, даже не особо суеверныекитайцы верят в юаньфэнь. И я думаю не зря, – тихим эхом раздалось будто откуда-то из толпы посетителей. Чжун Ли сразу же одернул руку и повернулся к подошедшему. Во второй раз он представился Тартальей, легко прикинув, что этот мудреный китайский профессор совершенно точно догадался, что Чайльд – это ненастоящее имя. Но раскрывать свою настоящую личность он был все также не намерен. Таким поведением Тарталья походил на хитрого лиса со своей рыжей копной волос и лукавым взглядом. А лисы, как известно, те еще ласковые убийцы (пусть и к чести молодого человека, полным подлецом тот не казался). – Ха-ха, ну пусть будет Тарталья, – Чжун Ли конечно же понял, что его вновь дурят, но решил не подавать вида. Сейчас он воспринимал это как невинную игру. Да и этот реверанс в сторону комедии дель арте был вполне себе показателем начитанности собеседника. Притом профессору было неясно был это осознанный выбор, таящий в себе намек, или же выдуманный на ходу псевдоним. Он не удивился бы ни одному из этих вариантов. – Слышал вашу речь. Можете же вы зацепить словом. Звучал он вежливо, но своим игривым подмигиванием явно отсылался к тому, как Чжун Ли чуть не спровоцировал конфликт. Все в своих неизменно вычищенных берцах, даже на таком официальном и несколько богемном мероприятии, не студент и не ученый: этот молодой прохиндей особо не вписывался в атмосферу этого вечера. Но, с другой стороны, кто запрещал ему присутствовать здесь в качестве обычного посетителя? Это ведь совершенно обычное дело – ходить по музеям, в особенности если ты гость в чужой стране, верно? – Неужели увлекаетесь подобным? – вежливо поинтересовался Чжун Ли. – Я своего рода тоже раскопками занимаюсь. Чжун Ли был готов расспросить юношу чуть подробнее, как вдруг к ним подошел тот веселенький мужчина, обладающий крепкой хваткой и умением сглаживать неровные углы. Чжун Ли краем глаза видел, как он до этого какое-то время подходил то к одной группе посетителей, то к другой, предлагая попробовать шампанское, да развлекая незамысловатыми беседами, словно хозяин вечера, создающий на своем званном балу дружескую непринуждённую атмосферу. Завидев Тарталью, он тут же весело крикнул, разводя руками: «А вот и наш помощник, благодетель чешской науки! Вы не поверите, но этот рыжий паренек, – воодушевленный мужчина обратился к Чжун Ли, положив руку на плечо юноше, – как раз и есть тот самый поставщик, на которого я ссылался в своей благодарственной речи. Ну право, что же вы так зарделись, молодой человек, героев, а особенно сподвижников науки, должны знать в лицо!» Чжун Ли слегка улыбнулся. Значит Тарталья оказался здесь не просто так, а по приглашению, да еще и личному, за заслуги. «Пан Рошка, я всего лишь знаком с нужными людьми, ничего более. Моя роль в этом случае исключительно второстепенная», – сказал Тарталья, принимая несколько оборонительную позицию в ответ на, казалось бы, искреннюю похвалу. Словно вся эта информация не была предназначена для ушей Чжун Ли. «Как скромно. А чуть ранее мне казалось, что вы еще тот любитель красоваться в лучах славы и быть центром внимания. Несмотря ни на что, весь наш коллектив по гроб вам обязан, можете не сомневаться! Но, впрочем, как вам будет удобно, лучше угоститесь шампанским, – он отпил из своего бокала указывая на подносы в руках официантов. Затем он заговорщицки наклонился к мужчинам и шепотом произнес – Кстати, господа, а вы уже говорили с нашей очаровательной слечно Луис? Она очень большой специалист в области минералогии», – мужчина подмигнул Тарталье и удалился к остальным группкам гостей, унося с собой запах резкого одеколона, вишневых сигарет и алкоголя. – Может и правда попробовать здешнее шампанское? – проговорил Чжун Ли, находясь под впечатлением веселого настроя удаляющегося мужчины, игристость поведения которого скорее всего объяснялась не только его характером, но и игристостью самого напитка. – А может лучше нормального чего-то выпьем? А то я к шампанскому не очень отношусь. Тут неподалеку приличная пивная есть. И будучи совершенно свободным в своем расписании, мужчина не возражал. Он бегло попрощался с коллегами, пожимая руки каждому из них с пожеланиями хорошего вечера и обещаниями о последующем сотрудничестве, и удалился в сопровождении юного знакомого. На улице приятно пахло морозом и единственным неудобством были небольшие участки заледеневшей дороги. Поскольку снегопад в эти дни практически не прекращался (пусть и не превращаясь в лютую метель), даже за небольшие двадцать минут прогулки по центру Праги этих двоих успело изрядно припорошить снегом. Зайдя в заведение с прозаичным названием «У Флека» Чжун Ли отряхнул свое пальто, а Тарталья – куртку. Они выбрали свободный столик и расположились. Первый повесил свою одежду на ближайшую вешалку, второй расправил на спинке своего стула. – Я бы взял сухое красное, – высказал свои предпочтения мужчина и тут же услышал смешок со стороны Тартальи. – Какое вино, вы чего? В Чехии надо пробовать пиво! Молодой человек махнул рукой и пошел делать заказ, откровенно смеясь над подобным выбором; но тот не обиделся на передразнивание и, как и ко многому в своей жизни, отнесся спокойно, готовый познакомиться с алкогольной культурой Чехии. Вскоре Тарталья вернулся к столику с двумя большими пивными кружками и внушительным набором закусок, отчего Чжун Ли возникло чувство, что на него вновь пытаются произвести впечатление, как было в случае со служебной квартирой. – За мой счет. – Ну право, вы и так уже на меня потратились. – Хе-хе, только посмотрите на эту подставку, – на лице юноши заиграла ребяческая ухмылка, он неожиданно поднял со стола бирдекель с достаточно пикантным изображением женщины в вызывающем наряде, тем самым, нарочно или нет, переводя тему. – А говорили, что заведение приличное, – отшутился Чжун Ли. Пивная, в которую его пригласили, была шумным сетевым заведением, состоящим из нескольких залов для посадки и, соответственно, рассчитанное на большие компании людей, собирающиеся преимущественно в позднее время. Тут отсутствовала та соседская задушевность, которой обладал паб под квартирой Чжун Ли, где люди рассаживались за уже привычные для себя места и неторопливо потягивали не самые крепкие напитки. Но здешняя оживленная атмосфера все равно была приятной и заряжала своей куда более активной энергией. Здесь даже бывали дни живой музыки, о чем гласило одна из афиш, висевших на доске объявлений. И пусть в сегодняшний вечер никто не выступал, бар все равно был заполнен разговорами, смехом и перезвоном стаканов, в другом конце зала даже кто-то напевал, вторя тихому музыкальному сопровождению из колонок, а в соседнем зале работал телевизор, транслируя не то спортивный матч, не то какой-то незамысловатый боевик. – Да для них любой приезжий выходец из стран бывшего союза сразу русский мафиози, – уже подвыпивший Тарталья театрально, явно преувеличивая свою раздосадованность, развел руками, жалуясь на свое пребывание в Праге. – А мне здешние люди показались чрезвычайно милыми. Неужели местные настолько недружелюбны по отношению к вам? Может занимаетесь чем-то сомнительным? – Живу, как и все люди. – Ну тогда неудивительно, что к вам относятся с подозрением, – Чжун Ли сказал беззлобно: его скорее позабавило то, как молодой человек искренне удивлялся недоверию со стороны местных в ответ на его скрытность. – Что это за ответ такой расплывчатый? – Ладно-ладно, детектив местного разлива, – он несколько обидчиво отвернулся, только чтобы через несколько секунд вновь встретиться глазами с собеседником. – Товар вожу. Компания перевозок, скажем так. – Скажем так, значит? Опять эта расплывчатость. – Ладно, не скажем, а так и есть. – А что возите? Если это не секрет, конечно. – По мелочи. В большинстве своем игрушки, шарики воздушные там... – Тарталья сделал паузу и ловко очистил очередную креветку, – и я не дальнобойщик, а нечто вроде организатора со стороны Чехии. Встречаю товар после таможенного оформления, обеспечиваю транспортом и складом, а потом все это добро реализую. – Какой деятельный молодой человек, – вежливый смешок только выдал его сомнение в словах собеседника, – столько всего успеваете. И раскопками занимаетесь, и торговлей. Позвольте спросить, а почему именно Прага? – Почему да почему… Да откуда я знаю?! Я простой исполнитель. Руководство сказало я и поехал, – он быстрыми глотками допил пиво, со стуком поставив кружку прямо на стол мимо подставки, оставляя круг на поверхности. – А вы-то? Неужели только ради этой небольшой выставки притащились в Европу? – Что же вы, друг мой, так защищаетесь, словно я и правда вас допрашиваю. Отнюдь, на выставке я оказался благодаря одному профессору и весьма спонтанно – он пригласил меня в качестве выступающего, когда я знакомился с будущем местом работы. Я приехал провести курс лекций о системе китайских религий в Карловом университете. Работа на несколько месяцев в окружении молодых пытливых умов. – Что-то с камнями тема ваша уж совсем не вяжется, – Тарталья съязвил в ответ на предыдущие подозрения в собственный адрес. Вот же мальчишка. – По первому образованию я минералог, – в словах мужчины читалась ностальгическая нотка, – в свои студенческие годы приходилось писать работу про молдавит или, как его здесь в Чехии называют, влтавин. Тогда литературы на знакомых мне языках нашлось невероятно мало; в основном на чешском, но оно и понято. Но тема для меня стала уже слишком интересной, чтобы так просто все бросить лишь из-за скудности источников. Плюс к тому, вы представляете, я даже умудрился приобрести пару экземпляров этого камня, – он сказал последнюю фразу немного тише, поддевая вилкой закуску, – Поэтому чешский пришлось выучить, ну и закончить начатое исследование, конечно. Пока Чжун Ли говорил, Тарталья обратил внимание на то, как мужчина тщательно избегал креветок и кальмаров, отдавая предпочтение мясу. Ну что за избирательность. – В настоящее время меня больше знают как историка и культуролога. Начавшееся как увлечение, изучение всего и вся постепенно превратилось в мою основную деятельность. Что скажу, удобно сочетать свой заработок с личной страстью к познанию и коллекционированию. – Потому то вы в той лавке ошивались? Искали что-то конкретное? – Да так, набрел на нее в меланхоличных настроениях. – Но все-таки, вы ведь коллекционер? – Себя все-таки в первую очередь я назвал бы историком. Хотя не стану отрицать, что эстетическое удовольствие от обладания у меня присутствует. – Значит вы, как я понял, в антиквариате разбираетесь. Не могли бы на кое-что взглянуть? – Тарталья принялся рыться в карманах, – оценить, так сказать, своим профессиональным взглядом. – Для вас что угодно. – Вот, – юноша достал серебренную монетку, – можете мне рассказать о ее ценности? А то на память подарили, мол ценная, а мне даже, к своему стыду, нечего о ней сказать. Чжун Ли осторожно, кончиками пальцев, взял монету в руки. Он отнесся к просьбе с неожиданной серьезностью, отчего Тарталье его сосредоточенное выражение лица показалось слегка забавным. Историк повертел ее несколько секунд, прежде чем начать. – Могу скромно сообщить, что это франкфуртская серебряная монета номиналом в два гульдена. Если не ошибаюсь, «Избрание австрийского принца Йоханна викарием», – он говорил серьезно и с толикой восхищения, поскольку в руках держал кусочек истории. – На указанный год издания вы, безусловно, внимание должны были обратить. И пусть в вопросе оценки денежной ценности я не знаток, но она точно должна стоить приличную сумму, несмотря на имеющуюся слабую патину. – Хм, вот как, теперь понятно, – он протягивал гласные, словно пытаясь приукрасить удивление, – спасибо за просвещение, теперь я буду дорожить ей больше. На мгновение мне даже захотелось пройтись до ближайшего ломбарда. – Я уверен, что вы бы так не поступили, – Чжун Ли сказал это с теплой улыбкой. «Странная ремарка на очевидную шутку», – Тарталья не стал говорить этого вслух. Они посидели еще, вскоре к выпитому пиву добавились местные бальзамы и немного сливовицы. Эти двое делись разными историями, не прекращая шутить и поддразнивать друг друга. Так Тарталья рассказал о разных забавных ситуациях, случившихся с ним при таможенном оформлении, а Чжун Ли вспомнил несколько историй о своей студенческой жизни и работе в университете. Они особо не следили за временем, отчего оно стало неприлично поздним, что задержись они еще немного, то им было бы суждено войти в число тех пьяных доходяг, которые слоняются под окнами в утренние часы, нарушая беспокойство обычных работящих людей. – Я вот вообще не напиваюсь! Человек в этом отношении я крайне крепкий, – уже стоя на улице Тарталья подвел итоги вечера, сильнее укутываясь в свой приметный красный шарф. Чжун Ли на это кивнул, пытался что-то сказать, но стоявшая неподалёку шумная компания нестройными голосами стала напевать какую-то рождественскую песенку, радостно пританцовывая, заглушая его слова. Спустя время они успокоились, лишь изредка выкрикивая что-то на чешском, но были настолько пьяны, что Чжун Ли их не понимал. Он перевел взгляд с компании на Чайлда и спросил: – Кстати, а вы один в Рождество? Могли бы еще раз вот так выпить. – Да мне на Рождество как-то п… все равно, – он чуть было не выразился чуть грубее, чем хотел, – я Новый год жду. В их разговор вмешалась миловидная молодая женщина в расстегнутом полушубке. Легонько и грациозно несмотря на то, что была на каблуках, она оторвалась от той компании и подбежала к ним, с совершенно простой просьбой прикурить. Она несколько секунд смотрела на двух мужчин, переводя взгляд с одного на другого, до момента, пока Тарталья не достал зажигалку, – неужели его спутник курит? – и протянул приятно улыбающейся особе. Та сразу наклонилась к его руке, позволяя юноше зажечь сигарету в ее губах. На ее чешское «спасибо, милый мальчик», брошенное напоследок, уши того заметно покраснели. – Какие сладкие духи, – отметил Чжун Ли, провожая их обладательницу взглядом. Тарталья откашлялся, возвращая внимание своего спутника к себе. – Если жаждите моей компании, то могу согласиться только на тридцать первое декабря, – после небольшой паузы добавил Тарталья, лукаво посмотрев на мужчину немного помутневшими от алкоголя глазами. И будучи совершенно свободным в своем расписании, он не возражал. Они распрощались. Дошедший до дома Чжун Ли прямо-таки завалился в квартиру. Державший до этого стоический вид трезвеца, сейчас, оказавшись один, мужчина расслабился. Давненько он ни с кем так не выпивал. Звон стаканов все еще отдавался в ушах, а от него самого пахло алкоголем – он был абсолютно вымотан, но то была приятная усталость и от проведенного вечера оставалось только греющее душу послевкусие. Пальто было небрежно закинуто на вешалку, вялыми движениями он стянул туфли и прошел в спальню. Предварительно открыв окно, избавляясь от спертого воздуха (в этой комнате была отнюдь ужасная вентиляция), он грузно упал в одно из кресел и прикрыл глаза. Ему казалось, он начинает задремывать. Явление предзнаменовалось шорохом в шторах. Тонкое, как струйка дыма, видение. Как остаточное воспоминание, едва заметная тень чего-то былого, она возникла в комнате так, словно ее силуэт воссоздал сам себя прямо из поднятой в воздух пыли. Тело цвета топленного молока, облаченное в белоснежное одеяние, отдаленно напоминающее ханьфу, в длинных рукавах которого виднелась непроглядная тьма ночного неба. Выцветшие волосы развевались от любого дуновения. С рассветом она перестанет быть видимой, ведь сама жизнь отрицала ее существование. Легкой поступью она, босая, приблизилась к уставшему мужчине и склонилась над ним. Ее присутствие ощущалось прохладным ветром. – Снова здравствуй, – он мягко расплылся в улыбке, – Гуй Чжун, любовь моя. На это она лишь нежно улыбнулась в ответ.