Стань моей тенью

Кажется, что это происходит в тысячный раз — Олег возвращается к Саше. Укол транквилизатора — его грубая злость — и вынужденное удовольствие, которого Олег не хочет. Саша сцеловывает мурашки с тёплой кожи брата, пока тот смотрит на неприятно-яркие потолочные лампы. Перед глазами мутнеет шипящая поволока, и Олег мечтает отключить собственные ощущения. Состоявшийся с Димой разговор прокручивается в голове, вызывая вопросы. Вот какой вообще животный интерес может быть у Саши к добыче, которая даже не пытается сопротивляться? Олег остаётся податливым и почти послушным, но это нисколько не облегчает его участь. Размышлять в рамках «жертва — охотник» Олегу вовсе не хочется, но выбора не остаётся, когда Саша снова гладит его — проводит пальцами от затылка до шеи, сжимая свою руку в районе второго позвонка. Олег не пугается — в то, что Саша станет ему вредить, он уже вовсе не верит, потому что осознание отчётливо: у старшего брата на него иные планы, далеко ушедшие от чего-то топорно-насильственного. Чуть отдаляясь, Саша скрещивает руки на своей груди и с подозрением присматривается, произнося достаточно вдумчиво: — Доктору наконец надоело с тобой возиться? От неожиданного вопроса у Олега колет в лёгких. Он отвечает холодно, пытаясь свести на нет неприятную для него тему: — Нет. — Ты не пахнешь им, — Саша обходит брата кругом, придирчиво осматривая. — Сегодня он до тебя не дотронулся. Олегу обидно от услышанного, хотя Саша всего-то обозначил простой факт. В попытке себя успокоить молодой человек старается рассуждать трезво — логика подсказывает: он просто не может надоесть тому, кто изо дня в день заботится о нём. Давя в себе желание ответить Саше со всем имеющимся сарказмом, в уме Олега всплывает нелепый совет Димы: проявить инициативу. Олег переводит взгляд на Сашу, который ответно смотрит на него с задумчивостью. Ну нет — в Олеге ещё осталась гордость, чтобы не висеть на шее у собственного брата; однако повторяющиеся по одному сценарию дни порядком ему надоели. Олегу нужно, необходимо попытаться проявить чёртову инициативу, просто сделать это — навсегда закрыть вопрос с тем, как Саша борется с ним за мнимую власть, проявляя своё животное желание контроля в форме, близкой к сатириазису. Понимание того, что ему так или иначе придётся действовать по совету Димы, только утяжеляет склизкий камень на сердце Олега. Дело не в самой животрепещущей части проблемы — за время, проведённое с Сашей наедине в смущающей близости, Олег успел прочувствовать всю аморальность происходящего и принять её, как нечто неизбежное. Этому принятию способствует успешный откуп от совести, сложенный из гениального оправдания перед самим собой: Олег посудил, что, если он не отвечает Саше взаимностью, значит, он ни в чём и не виноват. То, что Саша бог весть что делает с родным братом — это проблема исключительно Саши и его спящей совести. К сожалению, Дима со своим предложением проявить инициативу вынуждает Олега пойти на новую сделку с собой — и это уже действительно тяжело. Границы в разуме молодого человека и так были жёстко очерченными и негибкими, а в нынешних обстоятельствах и вовсе стали будто ещё твёрже. Едва простив себя за увлечение происходящим между ним и Сашей, Олег уже требует от себя новых усилий, переламывающих его устои. Поддаться Саше — значит не оставить внутри себя сомнений в том, что они с братом одинаково ненормальные. Если признавать откровенно, желание подчиняться Сашиным прихотям томилось в Олеге всегда: даже когда тот затирал об убийствах, и уже тем более когда целовал столь убедительно. Инертное потворство Сашиным действиям вызывает в Олеге одновременно обратное — жгучее желание его оттолкнуть; потому что разум всё ещё говорит, что нет ничего нормального в том, чтобы алчно сглатывать в ожидании поцелуя от старшего брата; и всё же нет ничего приятнее его вечно горячих губ. Олег чувствует себя запертым не в комнате, а в дилемме. Быть может, это детская привычка — следовать за Сашей, куда бы тот ни вёл. Олег не слепой, он видит в этом проблему и старательно развивает в себе способность к конфликту — отстаивает хотя бы свои убеждения, борется за то, что считает правильным. И эта борьба приводит его, увы, только к Константину Гецати — по мере неизбежного отдаления от Саши, который не способен примириться с несогласием Олега, желание сблизиться с Доктором становится потребностью. Это похоже на пресловутое замещение — лишаясь самого близкого, он бессознательно ищет, чем может заткнуть разрастающуюся в грудной клетке пустоту. Отсюда и обнаруженная схожесть между Сашей и Доктором, кажущаяся Олегу очевидной: властолюбивая фигура, не лишённая умения заботиться — вот и всё, что нужно, чтобы уставшая психика обнаружила в смутно-похожих чертах то, чего отчаянно жаждет. Натужно вздыхая, Олег почти примиряется с мыслью, что Саше придётся поддаться — быть может, это ключ к спасению, а может, короткая дорога к тому, чтобы окончательно сойти с ума следом за братом. Когда Олег переводит внимание к рассматривающему его со всех сторон Саше, к нему на ум приходит дельная мысль: ему же не требуется прям-таки «вешаться» на старшего брата — достаточно лишь немного его позлить, а разозлённый Саша сделает всё сам. От Олега потребуется не столько инициатива, сколько взаимность к чужим действиям. Пряча зарождающееся волнение, он смело врёт: — Вообще-то, Док осматривал меня, как и всегда, — Саша недоверчиво хмурится на такое наглое заявление, и Олег дожимает давлением на его самолюбие. — Стареешь, походу, нюх подводит. В глазах мужчины загорается недовольство, несмотря на то, что Олег звучит не слишком убедительно. Наблюдая за тем, как быстро старший брат становится страшнее, Олег добивает: — Это было даже приятно, когда он- Наверное, Олег хотел соврать что-то вполне невинное; Саша сносит его с места, скручивая в цепких пальцах ворот голубой майки. Глядя Олегу в глаза, он хрипло рычит — но запугать не получается. Олег подаётся чуть ближе к его лицу, произнося шёпотом, но так, чтобы брат точно расслышал каждое слово: — Он правда настоящий джентльмен. Слова звучат ещё убедительнее оттого, что они правдивы. Саша широко раскрывает рот, кусая Олега под челюстью — неглубоко и не больно; слабые отпечатки зубов он торопливо перекрывает, всасывая губами мягкую кожу, что равно походит как на извинение, так и на издевательство. Он прижимает Олега ближе к себе, помогая удержаться на месте. Саша мягко целует его над ключицей и вновь втягивает участок кожи, чтобы оставить насыщенный след, в его понимании обозначающий принадлежность. Олег нетерпеливо ожидает прямого поцелуя — тревожный трепет сообщает ему, что, если Саша не сделает этого первым, внутри Олега надорвётся что-то неосязаемо важное. Но Саша действует по собственному — одному ему известному — плану. Его руки спокойно забираются под майку брата и неторопливо оглаживают спину, перекатывая зарождающийся под пальцами жар. Он скорее обнимает Олега, чем пристаёт — это странным образом отличается от того, к чему Олег привык. Сейчас ему впервые за всё время требуется поцелуй — и впервые он не может его получить. Вздыхая в руках брата, Олег шевелится, чтобы отстранить от себя Сашу, и старается усугубить всё, что может: — Ну давай расскажу, где Док меня трогал? — Саша быстро выталкивает Олега из своих объятий, заставляя того врезаться спиной в мягкую стену. Олег не пугается несдержанной реакции — возможно, он остаётся ей доволен. — Если хочешь, могу даже показать. Свободно откидывая голову на стену, Олег поднимает руку к своему лицу. Ему почти не стыдно проводить пальцами по губам, направляя злость Саши в нужное ему русло. Саша приближается в два шага, склабясь без явственной злобы, но с очевидным раздражением. Он останавливается всего в сантиметре от лица младшего брата, и кажется, что он всё ещё не собирается его трогать — только запугивает. В течение нескольких секунд Олег ожидает хоть каких-то действий, но Саша снова лишь осматривает его долгим, вдумчивым взглядом. Прикрывая глаза, Олег сглатывает нервный ком и произносит внутри себя строгий приказ: «Поддаться», — что означает необходимость себя отпустить; лишиться закономерных рамок и признать себя ничем не лучше Саши. Мысли отвлекают, поселяя в теле напряжение — а это, как известно, никогда не радует старшего Шепса. По одному взгляду брата Олег понимает: тот хочет уткнуть его щекой в стену — зачастую он именно так борется с напряжением Олега, потому что, когда Олег не смотрит на Сашу — на слепой от желания взгляд и облизывающий губы язык — ему гораздо проще расслабиться. Олег охотнее сосредотачивается на самих прикосновениях, чем на том, кто их дарит. Попытке развернуть его к стене Олегу приходится воспротивиться: он резко перехватывает ладонь Саши, вызывая в нём недоумение — мужчина достаточно сильно прикипел к молчаливому послушанию за последние дни. В Саше читается желание высказать младшему брату что-то очевидно ядовитое, но Олег уже переступает через себя, надеясь, что это приходится делать в последний раз — он встречает Сашу расслабленно приоткрытым ртом. Их поцелуй неловок и нескладен, потому что Саша замирает с недружелюбным оскалом, пока Олег неуверенно упирается в него губами. Прикосновение можно назвать невинным до святости — как если бы он целовал старшего брата в лоб перед сном. Олег крепко зажмуривается, чтобы скрыться от смущения, и ощущает, как Саша на короткое мгновение становится мягче, отвечая на предложенный поцелуй. Насилу прогоняя напряжение из своего тела, Олег не чувствует спокойствия, но определённого рода удовольствие в нём нарастает — он столь давно находится в вечной настороженности рядом с самым близким человеком, что такое простое действие, как расслабление в его руках, становится истинной радостью, заслуженным отдыхом. В следующую секунду Саша широко распахивает глаза и резко разрывает поцелуй, отходя назад. В его глазах читается несравнимый ужас — полноценный, осознанный, разбавляемый разве что удивлением. Очевидно, эти чувства Саша проявляет, являясь полностью самим собой — без примеси инстинктов. В его животном поведении была заложена, кажется, только агрессия, но никак не сложносоставные эмоции. Желая закрепить результат, Олег тянется рукой к плечу Саши, чтобы, вернув его обратно, затянуть в новый поцелуй. Саша произносит ему в губы обескураженно: — Ты что творишь?.. — он кажется искренне напуганным, но Олег слышит его голос — родной и знакомый, с мягкими нотами ненавязчивой заботы. С теплом смотря на старшего брата, Олег тянется к нему снова, но встречает предостерегающую просьбу. — Не делай этого. Саша мотает головой, отходя от Олега дальше. Уже в этот момент Олег замечает в нём пробивающееся наружу звериное недовольство — оттого, что он отталкивает брата, когда хочет противоположного. Олег спешно подходит ближе, чтобы утихомирить возвращающуюся к нему злость. Вытягивая перед собой руку в защитном жесте, Саша делает ещё один шаг назад. Сдерживать животную ярость становится сложнее, и он повторяет дрожащим голосом: — Не нужно, ты не должен. — Всё хорошо, — Саша упирается в стоящую позади него кровать, и Олег успевает удержать его от падения на жёсткий матрас. — Я хочу того же, чего и ты. — Откуда тебе знать, чего я хочу? Саша горько усмехается, отталкивая брата снова. Боль в его голове отсчитывает строгую пульсацию, будто тикает в ожидании взрыва. Саша обречённо опускается на край кровати, с силой сжимая пальцы на висках, как если бы это могло помочь ослабить внутричерепное давление. Олегу больно на это смотреть. Раздражаясь от пустой упёртости брата, он хватает того за запястье, заставляя обратить на себя внимание. Другой рукой он оттягивает ворот своей больничной майки, обнажая уходящие вниз бордовые гематомы. Нависнув над Сашей, Олег больше не скрывается от правды: — Думаешь, на мне было бы столько засосов, если бы я этого не хотел? — признание даётся с трудом, и кажется, что оно разъедает Олега изнутри даже сильнее, чем добровольный поцелуй. — Я… — Саша выглядит озадаченным и немного возмущённым. — Это я сделал? Вопрос складывает впечатление, будто память Саши перестаёт вести запись, когда инстинкты берут абсолютный верх. Олег широко раскрывает глаза и поднимает брови, как бы интересуясь, кто ещё в этой комнате мог зацеловать его до синяков. Боясь упустить мыслящего Сашу, он требовательно произносит: — Сделал, и должен сделать снова. Иначе опять потеряешься в своём, этом, — Олегу не хочется говорить словами Димы, но приходится. — Сумасшествии. Просто сделай, что ты хочешь, я не против. Иначе у тебя не будет вообще никакого контроля. Саша оглядывает Олега с недоверием — тот продолжает сжимать в пальцах его запястье, изредка усиливая хват в качестве призывного «скорее давай!». Мужчина хмурится и отворачивается, выдёргивая свою руку из чужой. Новый приступ пульсации бьётся в его затылке, вынуждая склонить голову к матрасу. Ситуация безвыходная — либо он сделает то, что требует его душа, либо то же самое его заставят сделать инстинкты. Однако борьба против самого себя кажется правильной — насколько же сильно Саша довёл младшего брата, если тот готов прогнуться даже под его ни разу не приемлемые желания? Уж лучше терпеть до последнего — так у Саши появится хоть какой-то повод себя уважать. — Да ёб твою, — ругается Олег. Сомнений в правильности Диминых предположений не остаётся — если один поцелуй привёл Сашу в чувства, то продолжать упираться нет никакого смысла. Сдаться — единственно верное решение. До сего момента Олег не подозревал, что проигрыш тоже может быть спасительным. Помещая ладони на щёки Саши, Олег притягивает его к себе и наступает правым коленом на матрас, чтобы встать устойчивее. Саша остаётся сидеть с абсолютно несчастным видом, и Олег не знает, виновата в этом вызванная инстинктами боль или он сам. Мужчина мягко склоняет голову в чужих ладонях, слабо потираясь щекой о левую руку Олега. Несмотря на выразительную грусть на красивом лице старшего брата, Олег не может сдержать улыбку — потому что это его Саша. Склоняясь к нему с большей уверенностью, Олег понимает, что не может позволить Саше снова потеряться за животным зовом. Раздумывая, как бы правильнее выразить что-то вроде «я не пытаюсь бороться с тобой за власть», Олег произносит искренние слова в надежде, что их будет достаточно: — Я на твоей стороне, что бы ни случилось. Будь Олег чуть более сентиментальным, именно этот поцелуй он посчитал бы за первый, настоящий между ними. Саша подаётся ему навстречу — поначалу вяло и нехотя, но его показного спокойствия хватает ненадолго. Олег склоняется ниже к нему, чтобы удобнее поставить Сашу в тупик — он целует старшего брата, теперь более уверенно накрывая его губы своими. Постепенно Олег выпрямляет спину, внимательно следя за тем, как Саша оказывается вынужден запрокинуть голову, продолжая тянуться за поцелуем. Олегу не верится, что брат только что отпирался — сейчас его не приходится ни упрашивать, ни ждать. При соприкосновении языков Саша задыхается от ощущений. Его чистый разум переполняется пониманием, что происходящее — реально. Он резко отворачивается, пытаясь совладать с дрожью от перенапряжения. Олег твёрдо решает, что не позволит брату отступить. Делая вдох, он спокойно напоминает: — Всё нормально. Ты можешь делать то, что хочешь, — взгляд Саши смягчается, но оставляет место неуверенности. Олег переходит на шёпот, типичный для откровений. — Саш, обещаю, я больше не буду с тобой спорить. Эти слова для Саши могут значить даже больше, чем самое подробное признание в любви. Олег бездействует с минуту, позволяя брату распробовать сказанное — дожидается, когда Саша сам попросит поцеловать его снова. Озвучивать эту просьбу не приходится — Олег читает её в медленно закрывающихся глазах. Трепет пролетает где-то в солнечном сплетении у обоих — полный надежды поцелуй, кажется, способен воскресить. Олег приоткрывает губы сам — напрашивается, разрешает. Саша захлёбывается от нового чувства вседозволенности — иного, пропитанного не только податливостью, но и участливостью. Он прикасается к затылку Олега и притягивает к себе ближе, заставляя младшего брата потерять равновесие. Олег упирается рукой в мягкую стену, на которую Саша облокачивается спиной. Такой Саша — не давящий, а тянущийся навстречу — кажется напрочь обезоруженным. Он подстраивается под движения Олега с полной отдачей, желая ощутить как можно больше. Пока он сосредотачивается на будто бы первом для него поцелуе, Олег припоминает всё, чему брат ненароком его научил — приятно касается шеи Саши; сдвигаясь ниже, сжимает пальцы на талии и ещё ниже — касается его бёдер и тянет Сашу на себя, вынуждая того сползти по стене. Его колени оказываются по бокам от Олега, но так даже лучше — так Олег может плотнее прижаться к его телу своим. С первого взгляда и не разберёшь, кто из них больше дорвался до этих касаний — Саша плавится под ними, становясь до одури ласковым. Олег вновь оглаживает его шею, проводит пальцами по плечам — теперь он понимает, для чего Саша однажды просил его снять майку. Теперь ему и самому хочется раздеться — необъяснимое желание почувствовать телесный контакт можно успокоить, лишь заполнив каждый участок кожи прикосновениями. Но Олег не спешит расправляться с томительной жаждой — он учится ей наслаждаться. Неторопливо углубляя поцелуй, он сталкивает их языки в маленькой личной борьбе, ощущая пробегающие по спине мурашки. Олег и сам не замечает, как Саша оказывается полноценно уложенным на кровати, прижатым к жёсткому матрасу. Мужчина больше не кажется таким уж высоким, или злым, или страшным, или тяжёлым. Он выгибается под руками Олега, готовый ответить на любое касание. Олег ощупывает его тяжело вздымающуюся грудь, всё-таки признавая, что попытки лишать себя желаемого — та ещё дурость. Их поцелуй становится ненамеренно агрессивным — движения Олега срываются на несдержанность, и это неизбежное последствие долгого терпения. Бешеный темп не даёт Саше оклематься — он не успевает подставляться, порой пропуская некоторые движения чужого языка в своём рту. То, как откровенно Олег позволяет себе потерять контроль, заставляет Сашу ощутить собственный контроль ещё сильнее — а возможность отдать в руки младшего брата своё бесконечно напряжённое тело вызывает бесстыдный восторг. Олег ерошит короткие пряди на его затылке, приподнимая голову Саши так, чтобы он не смог отстраниться — конечно, Саша бы и не стал, но это совершенно недемократичное движение будоражит под его сердцем лазурных бабочек. Олег не догадывается, как взаимно терапевтичен его напор, совпадающий с потребностями Саши: старший Шепс расслабляется впервые за несколько месяцев, младший — отпускает свои страхи впервые за неизвестное количество времени. Когда Олег начинает задыхаться от набранного им же темпа поцелуя, он останавливается — чем вызывает в Саше заметную досаду. Олег тут же протягивает ладонь к его щеке, успокаивая: — Просто хочу сделать вдох. — А я может не хочу давать тебе дышать. Олег всё же дышит. Проводя костяшками пальцев по виску старшего брата, он различает в сказанных словах не привычную угрозу, а типичную для Саши вредность. Отвечая короткое «ладно», Олег послушно возвращается к влажным от поцелуев губам. В попытке удовлетворить желание прикосновений, он безотчётно направляет руку под майку Саши. Соприкосновение с горячей кожей живота обжигает его, как и вздох, который Саша не удерживает. Олег резко одёргивает свою ладонь, словно пойманный вор, и в его голосе слышится растерянность: — Прости, не хотел. Саша вопросительно изгибает бровь: — Не хотел? — Да это случайно получилось… — Расслабься, — Саша по-доброму улыбается в ответ на замешательство в глазах брата. — Просто это как-то, ну… слишком. — А, то есть до этого было не «слишком»? Саша едва сдерживает смешок и осторожно возвращает руку Олега на свой живот, не без упоения наблюдая за его смущением. Он тянется к лицу младшего брата, и когда Олег ожидает успокаивающего поцелуя, Саша только потирается кончиком носа о его нос, будучи не в состоянии подавить желание подшутить над ним. Олег пытается спрятать свой взгляд, но перед глазами только растрёпанный и зацелованный Саша; ниже — его напряжённый торс, и всё остальное — не менее напряжённое. Олегу остаётся только закрыть глаза, нервно сглатывая скопившуюся слюну. В его разуме непреднамеренно прочерчивается новая грань, звучащая не слишком убедительно: «Раз мы не переспали, значит, это ещё не совсем пиздец». Даже в мыслях фраза озвучивается будто бы со знаком вопроса на конце, и всё же, данный вывод немного успокаивает, позволяя Олегу кое-как принять, что то, что происходит между ним и Сашей, отныне взаимно. Саша улучает момент, чтобы приблизиться к уху брата, и спросить нарочито громко, с заметной улыбкой: — Ну что, подрочим? Олег мечет в него взгляд, полный праведного ужаса. Саша расслабленно смеётся, оставляя на его щеке извиняющийся поцелуй. — Смешно тебе, ловелас херов? — Олег пихает брата в плечо и присаживается на кровать, упираясь спиной в мягкую стену. Саша следует его примеру. — Я ловелас? Сам-то не прибедняйся, ты разбил сердец всего раза в четыре меньше, чем я, — Саша вздыхает и, закрывая глаза, перестаёт улыбаться. — Про дрочку я, кстати, пошутил. Лучше не заниматься здесь чем-то эдаким. — Почему? Саша смотрит на Олега с удивлением: — Камеры же. — Гонишь? Запрокидывая голову наверх, Саша показывает средний палец чёрно-белому овалу, кочкой выглядывающему с поверхности потолка. Олег произносит с приходящим осознанием: — Блядь. — Сидишь здесь не меньше меня и даже не заметил? — Олег кажется по-настоящему разочарованным данным открытием. — Всё правое крыло под ублюдским контролем. Прослушка, камеры, и всё остальное, что ты можешь вообразить. — Блядь. — Да уж не парься, — Саша немного сползает по мягкой стене, укладываясь на неё удобнее. — Думаешь, Доктору не плевать, чем ты тут занимаешься? — Не плевать. — Да наплевать. — Ему не плевать на меня. Олег произносит слова с нажимом, чем снова удивляет Сашу. Мужчина приподнимается, потирая отяжелевшие веки, чтобы отогнать наваливающуюся слабость. Его голос выдаёт сонную хрипотцу и волнение: — Что Доктор с тобой делает? — Ничего, — Олег отвечает, подбираясь у стены. Он не до конца осознаёт, что в действительности пытается защититься от собственного брата, который даже не нападает. — Мы иногда разговариваем. И он следит, чтобы раны заживали нормально. Саша раздосадовано качает головой: — Не нужно тебе с ним разговаривать. — Почему это? — Ты пускаешь его в свои мысли, не видишь, что ли? — Саша хмурится, и в его взгляде пробивается привычно пугающая злость. — Потом вообще перестанешь различать, где его слова, а где твои. Не очаровывайся им, понял? Я был на твоём месте, я знаю, о чём говорю. Олег не совсем понимает, в чём причина беспокойств: да, его разум немало ослаб, однако он не простак — уж заметил бы, если бы Доктор пытался его, как выразился Саша, «очаровать». Олегу, вновь хочется защититься: — Я думаю, Док просто не желает мне зла. Саша смотрит скептически, явно подавляя рвущиеся наружу грубости. Ему приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прозвучать рассудительно: — Он тебе вообще ничего не желает. Ты никто для него, просто материал для эксперимента. — Это не так, — голос Олега уходит в шёпот, выдавая ноту срыва. По какой-то причине слова Саши задевают глубоко в душе — и даже сам Олег начинает догадываться, что это не слишком нормально. Хотя, что он может знать о нормальности? — собственный разум видится ему запутанным клубочком, за нитки которого попеременно дёргает каждый, кто находится рядом. Саша молча сжимает ладонь Олега в своей руке. Пусть он и был на месте младшего брата, его реакции не были такими же, как у Олега. Саша совершенно растерян перед осознанием невозможности подобрать слова, которые могли бы разрешить эту ситуацию. В голове слабо гудит отголосок боли — животное нутро живо высказывает недовольство беспомощностью своего хозяина; к счастью, после плотного удовлетворения Сашиных желаний, подавить импульс злости не составляет труда. Олег, по всей видимости, замечает образовывающееся в брате напряжение — его вопрос оказывается проницательным и опасливым: — Как инстинкты? — Молчат. — Врёшь. — Практически не вру. Олег вглядывается в глаза брата, такого близкого сейчас; потерять его снова — очень, очень страшно. Сердце Олега щемит от внезапного прилива печальной нежности — он сгребает плечи Саши в крепких объятиях. Саша не отталкивает, не отшучивается и не злится — Олег тайно мечтает о том, чтобы больше вообще никогда не видеть в его лице злость. Саша не обнимает в ответ, но склоняется к брату, оставляя короткий поцелуй на его макушке. Ослабив объятие, Олег продолжает наваливаться на плечо Саши, сидящего прямо. Он замечает в глазах старшего брата усталость — это обрывает спокойствие его мыслей. Саша скоро уснёт. Желая продлить их совместное время, Олег придумывает, что спросить: — А ты реально хотел сделать мне больно? — Саша смотрит так, будто впервые об этом слышит. — Не помнишь? — Не, не помню, — в его голосе Олег улавливает увиливание. — Может как поцеловал меня ты тоже не помнишь? — Так это же ты меня поцеловал. — Саш! — мужчина не может сдержать улыбку. Он снова берёт ладонь Олега в свою, и его выражение лица становится умиротворённым. Олег спешит сказать что-то ещё. — Почему Док называет тебя псом? Ты больше похож на… ты же кошатник. — Хотел назвать меня котиком? — Нет. — Да у Гецати все псы, кто не его любимчики. Тихие слова Саши успокаивают — как шёпот, направленный прямо в ухо. Олег успел отвыкнуть от низкого тембра вкрадчивого голоса старшего брата. Понимание накатывает с сожалением: Олег никогда не ценил то, что было так близко. Сейчас, когда Саша мурлычет что-то, сидя рядом, Олег в полной мере готов дорожить каждой минутой, проведённой возле него. Он прикрывает глаза, позволяя себе раствориться в чарующем голосе. Саша продолжает говорить что-то маловажное, понижая тон своего звучания, чем заставляет жадно вслушиваться в каждое негромко произнесённое слово. Олег склоняет голову ниже и ниже, пока не ощущает под своей щекой тепло чужого плеча. Тяжесть наваливается на него, будто за сегодня он успел отпахать в две смены. Должно быть, моральная усталость истощает не меньше физической. Замечая, что Саша заваливается на бок, Олег сдавливает его ладонь. Саша поворачивается к нему, еле дыша от вступающих в работу транквилизаторов. Ощущая мутнеющее сознание, он обращается к Олегу: — Не верь ему, Олеж, — подавляя зевок, Саша договаривает. — Верить можно только мне. — Ты же вообще никогда не врёшь, ага. Саша недовольно хмыкает: — Может, недоговариваю. А ещё говорю много неприятного. Но я никогда тебе не вру. — Не засыпай, а? Просьба, наивная по своей сути: Саша, несомненно, уснёт. Олег на мгновение сжимает губы в тонкую полоску и прислоняет пальцы к своим векам, надавливая до звёздочек перед глазами. Внутреннее желание не отпускать Сашу требует продолжить разговор: — А когда мы выберемся, — Саша заинтересованно приоткрывает глаза. — Это всё прекратится? Ну, между нами. И ты… Станешь относиться ко мне хуже? Как когда я только попал в больницу — злой будешь, тихий? — С чего бы? Я злился не потому, что ты целовать меня не хотел. — А, — Олег не знает, как ответить умнее. — Но за пределами больницы мы же уже не будем так… близки. Саша лениво пожимает плечами, обратно закрывая глаза: — Ну, я не стану запрещать тебе целовать меня, — он устало улыбается. — Где угодно, когда угодно. — Как-то это неправильно. — Олег, а ты в кого вообще такой правильный? — Явно не в тебя, зато мама бы мной гордилась. Саша находит собственную ладонь на бедре брата — он и не заметил, когда успел переложить её туда. Насмехаясь над самим собой, он констатирует: — Мной бы мама не гордилась точно. Молчание невыносимо угнетает — Олег раскапывает в себе любые возможные поводы для диалога: — Признай, ты теперь любишь меня сильнее? От светлого ребячества в этом вопросе Саше становится тоскливо. — Ты, дурак, считаешь, что я люблю тебя сильнее, потому что хочу тебя?.. — интонация намекает, что Саша планирует завершить фразу каким-то словом, но по ходу речи решает, что и на этом можно остановиться. — Я всегда люблю тебя одинаково. Даже когда ты играешь на моих нервах, — дабы не генерировать слишком много несвойственной им нежности, Саша исправляется. — Ну ладно, когда целуешь, люблю чуточку сильнее. — Шутишь? — Шучу. Олег смотрит на брата с недоверием, но Саша этого уже не замечает. Планируя ещё о чём-то поспорить, Олег вдруг ощущает, как плечо под его щекой бесконтрольно расслабляется. Он произносит с выдохом, понимая, что Саша не услышит: — Почему ты не можешь быть рядом всегда? «Всегда» — понятие относительное, но у Олега есть определённый эталон человека, который в трудную минуту рядом действительно всегда. То, что этот человек и является причиной всех трудностей, Олег опускает. О Докторе думать совершенно не хочется, однако, оставаясь в одинокой тишине яркого света, ни о чём другом, кроме коричневого кабинета, думать не получается. Чтобы отвлечься, Олег разглядывает лицо Саши — мимические морщинки старшего брата разглажены и успокоены сном, и так он кажется моложе своих лет. Аккуратно перекладывая мужчину в горизонтальное положение, Олег ложится рядом. Он устраивается у Саши под боком и ощущает неестественный жар, исходящий от борющегося с лошадиной дозой транквилизаторов организма. Стараясь унять беспокойство, Олег помещает свою прохладную руку под майку Саши, плотно прижимая её к его животу. Так Олег ощущает ладонью его слабое дыхание — это успокаивает и, к тому же, согревает. Приближение сна вызывает в Олеге неоправданное чувство тревоги — засыпать, не находясь под присмотром Доктора Гецати, слишком непривычно. Обычно хозяин больницы провожает засыпающего Олега уравновешенным взглядом — и с Олегом не происходит ничего плохого, пока мужчина следит за ним. Ощущение спокойствия под его пристальным вниманием — дурная привычка, с которой оказалось невозможно бороться. Саша вдыхает чуть глубже, и Олег отвлекается от поглощающего страха. Он пытается вслушаться снова — не в свои тревоги, а в звук чужого едва различимого дыхания. Размеренное сопение у уха постепенно забирает опасения — Олег успешно игнорирует яркий свет, зарываясь носом в плечо Саши.

***

Олег подскакивает на кровати резко и внезапно — его разум на грани сна и реальности столь потерян, словно проспал он от силы минут пять. Ему ничего не снилось, он не ощущал ничего особенного — просто вдруг проснулся, беспричинно. В разуме быстро всплывает глупенькая крипипаста, которую Олег впервые прочитал, будучи ребёнком — наверное, поэтому она запомнилось ему настолько ярко. Мол, если посреди дрёмы ты пробуждаешься безо всякой причины — в этом виноват чужой взгляд: кто-то смотрит на тебя настолько осязаемо, что организм самопроизвольно отвечает на это, вытаскивая тебя из сна. Олег никогда не верил в страшные истории — но он и в призраков когда-то не верил. На всякий случай молодой человек всё же поворачивается к Саше, чтобы убедиться: брат по-прежнему спит. Смаргивая рябящий перед глазами белый свет, Олег замечает на периферии колыхание чего-то болезненно-прозрачного, полувоздушного и неуловимо опасного. Олег не успевает даже испугаться — безликий серый силуэт пропадает после первого же сосредоточенного взгляда. Это походит на секундное помешательство. Олег снова смотрит на мирно спящего Сашу, и ужасается от мысли, что тот не проснётся даже в случае, если Олегу будет грозить опасность. — Олег? Молодой человек дёргается от знакомого голоса, который никогда не должен был прозвучать снова. Олег поднимает ошарашенный взгляд — недалеко от кровати, перегораживая дверь с решёткой, стоит Рома. Он потерянно смотрит на друга. Олег очень хотел бы отреагировать адекватно, но из его горла рвётся вскрик от воспоминаний, заполняющих разум — тело, упавшее замертво; мозг, проломивший череп. Ромы нет в живых, но он стоит в углу комнаты, бездумно склонив голову к плечу. Всматриваясь в глаза друга, Олег видит в них всепоглощающую пустоту, которая словно хочет затянуть его внутрь себя. За дверью слышатся шаги — отреагировав на поднявшийся шум, в решётку заглядывает тот амбал, который регулярно таскает Олега к Доктору. Его появление поднимает в Олеге ещё большую тревогу, но молодой человек не успевает ничего сделать — Рома оборачивается к двери, и до Олега доносятся обрывки потустороннего шёпота, расшифровать который попросту невозможно. Что бы Рома ни сказал в сторону «среднеустойчивого», грузный мужчина явно его понимает — теряя заинтересованность, он отходит от двери, скрываясь где-то в коридоре, за пределами видимости Олега. Вслушиваясь в отдаляющиеся шаги, Олег подтверждает сам себе: амбал действительно уходит. Рома поворачивается обратно к другу — тягуче-неспешно, как в замедленной съёмке. Он произносит что-то — Олег не слышит, но может отчётливо прочесть по губам заданный вопрос: «Видишь?».