* Шэнь Цзю *
Шэнь Цзю хотелось плакать от злости. Ну что за неудачный день! Опять прискакал Лю Цингэ с утра пораньше и с криками про зажравшегося мажора заставил принять участие в поединке. И он опять проиграл, как же это унизительно — главный ученик Цинцзин даже защитить себя не может. Лю Цингэ лишь посмеялся, стоя над поверженным соперником, и закатил любимую речь, что деньги в этой жизни ещё не всё. Шэнь Цзю от злости мог только скрежетать зубами, его собственные соученики встречали эту постоянно повторяющуюся речь радостными аплодисментами. Чуть отлежавшись, Шэнь Цзю исхитрился хитро оттолкнуться, так, чтобы распевшийся петухом Лю Цингэ рухнул носом в грязь. Так он и тут его отчитал, уже за подлые приёмы. И его снова все поддержали. Нет, Шэнь Цзю не рассчитывал на поддержку и помощь даже от своих, но хоть какое-то разумение надо иметь. Им лекции о вреде денег читает наследник семьи Лю — самой богатой семьи в империи. «Ещё и рукав порвал, козёл», — мысленно ругался главный ученик Цинцзин. Не обращая внимания на собравшихся, он встал и, прихрамывая, поспешил в общежитие, удовлетворённо думая: «Я всё же заставил Лю Цингэ есть грязь! А мнение остальных не важно.» Главное, на глаза учителю не попасться — грязный, в порванной одежде — он не получит помощи или защиты, а только очередное долгое и унизительное наказание. Повезло, к местам обитания учеников он проскользнул почти никем не замеченным. Чтобы тут же расстроиться до слёз. Его второй комплект формы ученика Цинцзин, который он забыл на свёрнутом матрасе, был залит чем-то жирным и жёлтым. И судя по смешкам, что доносились из-за окна, это опять проделки Гу Линя и Си Чана, это их учитель постоянно ставил ему в пример и грозил, что кого-то из них назначит главным учеником вместо него — неумехи. Шэнь Цзю осторожно расправил халат и понюхал. Бульон, жирный и красный, оставлял рыжие пятна! Он приподнял одежду — с неё закапало, такое не отстирать быстро, придётся идти на Аньдин, просить специальные средства. Что же делать? Сейчас учитель его позовёт, а он в неподобающем виде. Снова наказание. Слёзы закапали сами собой. Была бы обычная грязь, он бы сбегал к ручью и отстирал. Он мог и в мокром походить — дело привычное, не в первый раз ученики портят его одежду. А сейчас он ничего не сможет сделать, слишком удачно недруги выбрали время. Руки сжались в кулаки. Был бы он богатым мажором, как его обзывал Лю Цингэ. Так ведь нет. Цанцюн отличался от других школ тем, что обучение здесь было не просто бесплатным, но ученикам выдавали одежду: два комплекта верхних халатов с брюками и три нижних халата, тоже со штанами, на весь год. Ещё был тёплый плотный стёганый халат на время холодов и такие же тёплые штаны. А больше у бывшего раба ничего и не было. Когда в первый раз испортили его одежду, он пожаловался учителю и не получил ничего, кроме наказания. Ему посоветовали быть внимательнее и лучше заботится о бесплатно выданном. Шэнь Цзю старался изо всех сил, но всё равно регулярно забывал всё убрать. Но и так проблем с одеждой хватало. Она рвалась, на ней появлялись пятна. А наказание за неаккуратность было строгим. Обеспеченным ученикам было проще — они писали домой, и домашние портные, сняв мерки, шили нужное количество комплектов. Шэнь Цзю же приходилось выкручиваться. Он быстро понял, что помогать ему не станут, но, будучи усидчивым, смог найти решение — он после обучения вместе с Цю Хайтан неплохо умел шить и вышивать. Этим и спасался. Там, где ткань не получалось сшить, помогала вышивка, так можно даже заплатку прикрыть, если стараться и действовать аккуратно и тщательно. Нитки же он просил у себя на пике, ученицы Цинцзин вышивали, а ему не надо было дорогих, доставало обычных и иголки поострее. Сначала ему всучили то, что мало использовалось. Растительные мотивы девушки не любили — им подавай поярче, а разные оттенки зелёного валялись никому не нужные. Так его одежда расцвела стебельками бамбука — пятна, прорехи или, как сейчас, разрез от меча надёжно скрывали тонкие бамбуковые стебли и листья. Только времени на это уходило много, да некоторые не особо умные вроде Лю Цингэ начали считать его выходцем из богатой семьи. Его — бывшего раба. Шэнь Цзю до сих пор не мог в это поверить, люди же помнили историю его появления, но всё равно длинные языки несли чушь. — Молодой Шэнь, Вы здесь? Вас ждёт глава пика, — раздался от двери осторожный голос. «Я так и знал», — Шэнь Цзю вытер рукавом слёзы. Зря он надеялся успеть привести себя в порядок, учителю уже донесли, что главный ученик позорит своим видом пик Цинцзин. Он постарался поправить одежду и причёску насколько смог и вышел, высоко подняв голову. Вокруг толпились ученики — все уже знали о его неудаче. «Ну что же, раз наказания не избежать, я приму его достойно!» — Шэн Цзю твёрдым шагом направился в сторону, где жил мастер.***
Учитель сидел за низким столиком на коленях и, подхватив длинный объёмный рукав левой рукой, правой аккуратно выписывал кистью иероглифы. Присланный за Шэнь Цзю служитель пика толкнул его в спину, вынуждая упасть на колени и коснуться лбом пола. Ещё один признак неудовольствия главы. «Ничего хорошего», — мысли в голове привычно крутились, только холодный пот ужаса тёк по спине. — «Учитель в ярости, хотя и тени не пробежало по гладкому и невозмутимому лицу, в другом случае вставать на колени не надо было.» Колени болели, на них уже были не сходящие синяки, слишком часто последнее время он вызывал недовольство учителя. Его низкий уровень совершенствования и здесь его подводил, там, где на других и синяка бы не осталось, у него они не проходили неделями. Отложив кисть, учитель подождал, ещё раз посмотрел на написанное и только после этого развернулся всем корпусом к нерадивому ученику. — Встань, Шэнь Цзю, — тихо сказал он. Глубокий, словно всё понимающий взгляд мужчины заставлял ёжиться и виновато опускать голову. А он медленно осмотрел его всего, особо задержав внимание на коленях, на которых были пятна; на длинной прорехе на рукаве; на жёлтых пятнах на животе и полах халата, которые он умудрился посадить неизвестно когда. Он чувствовал себя букашкой, грязным слизняком под пронзительным взором сияющего небожителя. — Двадцать ударов палками! «Двадцать ударов, — ужаснулся про себя Шэнь Цзю, стараясь, чтобы учитель не заметил его страха. — Я завтра встать не смогу. А значит, наказание не закончится, теперь мне влетит ещё и за нерасторопность, обязанности-то с меня никто не снимал.» — Знаешь, за что я тебя наказываю? — Неожиданно осведомился мастер, не меняя своей величественной позы. Вся фигура учителя дышала благостью, он сидел, умудрённо сложив руки перед собой, его одежды были кипельно-белыми, как у вознёсшихся бессмертных, и только тонкая красная с золотом вязь сама собой лилась по рукавам, вырезу халата и подолу, словно подчёркивая его связь с этим миром. Шэнь Цзю захотелось снова пасть ниц и покаяться во всех грехах сразу, на глаза навернулись слёзы восхищения. «Учитель старается наставить меня, а я слишком глуп, чтобы понять…» — расстроенно думал Шэнь Цзю, слегка качнув головой. — Пик Цинцзин славится не только искусством, но и мудростью, — медленно произнёс учитель, подчёркивая каждое слово, — перед тобой в библиотеке книги умнейших людей, знания всего мира, а ты не можешь избежать стычки с молодым Лю. Идёшь у него на поводу. Провоцируешь. Подумай об этом. — Веско произнёс учитель и отвернулся, возвращаясь к своему занятию. И словно солнце зашло. Шэнь Цзю в благоговении прижал руки к груди: «Я приложу все усилия, буду больше стараться, постараюсь понять…» Служитель не стал ждать, пока парень придёт в себя, а легко толкнул его в сторону выхода. На подгибающих ногах Шэнь Цзю дошёл до места наказаний. На каждом пике свои правила: на Байчжань мастер наказывает лично, на Цюндин наказывали так редко, что сложно вспомнить, когда такое было в последний раз, на Аньдин давали грязную работу, и потяжелее, на Ваньцзянь — провинившихся отправляли в шахты. На Цинцзин наказывали часто, учитель считал: «Пожалеешь палку — погубишь ребёнка!» Были даже специально нанятые служащие, что проводили экзекуцию, и у них всегда была работа. Толкнув его в сторону отдалённой площадки, слуга отошёл за палкой. «Хорошо, что не по пяткам и не плёткой», — пытался успокоить себя Шэнь Цзю, но так и не привыкшее к наказанию и боли тело заранее начало дрожать. Отхлестав его так, что Шэнь Цзю и дышал-то с трудом, слуги отволокли парня на его место в спальне учеников и бросили там же на циновке, даже матрас не развернув.***
Было бы намного лучше, если бы он потерял сознание. Он слышал всё, что говорили глумливые голоса соучеников, и не мог сдержать слёзы, они просто текли и текли. Раньше он не был таким плаксой. Это всё из-за дворца Хуаньхуа. Колкие плетёные соломенные волокна циновки прокалывали одежду и впивались мелкими занозами в тело, а он не мог ни встать, ни повернуться. Так и остался валяться на полу. Один. Раньше хоть Юэ Ци приходил, мог принести лекарства или помочь, теперь же, после поездки в соперничающий орден, он его ни разу не навестил, а самого Шэнь Цзю мастер так завалил делами, что и вздохнуть не было времени. Он то проваливался в беспамятство, то снова приходил в себя. Вот раздался гулкий, пробирающий низкий вой совсем рядом. «Большая выпь, — подумал Шэнь Цзю, вырванный из своего полузабытья. — До рассвета два часа.» Неподалёку было небольшое озеро — эта птица там была частой гостьей.***
Вдруг что-то стукнуло в деревянную раму окна, звук был громким и неожиданным, так что Шэнь Цзю дёрнулся всем телом и не удержал тихого стона. Раздался звук, словно кто-то крался по крыше, потом створка окна стала отъезжать в сторону. Бессильные слёзы снова потекли сами собой: «Сейчас я слабее котёнка, даже головы повернуть не смогу.» Напрягая изо всех сил духовные вены, он сумел призвать Сюя. Сжал тёплую рукоять меча, стало спокойнее. Казалось, что Сюя, словно лучшее духовное оружие, что-то успокаивающе поёт ему. В окно проскользнул тёмный силуэт. Шэнь Цзю невесело вздохнул: «И здесь я буду первой жертвой. Вряд ли грабитель оставит в живых того, кто его видел.» Тёмная фигура замерла, оглядываясь. Заметив его, человек взмахнул рукой, на пол полетели маленькие фигурки. Пирамидки. Очень знакомые пирамидки. Лао Гунчжу! Увидев его спину, мужчина выругался. — Да кто посмел тебя так, маленький? — Еле слышно спросил он, мгновенно оказавшись рядом. Знакомые руки словно забирали боль, страх и усталость. Мужчина был везде одновременно: он подхватил Шэнь Цзю на руки, аккуратно прижался губами ко лбу и развязывал халат. Тонкий матрас, который он так и не смог раскатать за всю ночь, расправился сам собой, следом расправились от действия ци главы Хуаньхуа плед и тонкая простынь, валик под голову занял своё место в изголовье. Он снова плакал, теперь от радости и облегчения. Редкое и драгоценное чувство, он не один — о нём заботятся. Но Шэнь Цзю не мог так просто забыть об осторожности, развернувшись, он схватил мужчину за подбородок и заглянул в глаза, не обращая внимания на пронзившую его тело боль: — Тебе надо уйти, тебя услышат! «Пусть я останусь один, ничего страшного», — думал про себя Шэнь Цзю. Лао Гунчжу пришёл, он волновался о нём, уже это наполняло сердце парня радостью. — Никто ничего не услышит, — из рукава мужчины вылетела вереница бумажных свёрточков по количеству учеников. Они разом подлетели и зависли над лицами, чтобы неожиданно лопнуть, окутав спящих мельчайшим светло-серым порошком. — Ты убил их! — Ахнул Шэнь Цзю. — Усыпил. Чтобы нам не мешали, — мужчина улыбнулся так, что Шэнь Цзю покраснел. Он был бы не против всего, но его спина… Избитая, синяя от ударов спина — не то, что обрадует любовника. Ещё и ученики рядом… Лао Гунчжу не обращал на него внимания. Достав из другого рукава мешочек цянькунь, он вытащил еду и даже любимые Шэнь Цзю сладости и суп. — Ешь, — подтолкнул он замершего в изумлении парня. «Вчера, ой, уже позавчера, пробегав допоздна, поесть я не успел, вчера с утра пораньше схлеснулся Лю Цингэ, а потом всё завертелось. После наказания я и встать-то не мог, не то что есть. Получается, почти двое суток я не ел. Вот только откуда об этом узнал Лао Гунчжу?» В животе заурчало. «Я подумаю об этом завтра», — решил парень. А мужчина достал большой кувшинчик мази с золотыми искорками. Шэнь Цзю попытался засунуть туда нос и палец, но Лао Гунчжу просто развернул его обратно лицом к еде, а сам, щедро зачерпнув из кувшинчика, растёр ладони между собой, подождал, когда по ним заструится ци, и прижал обе ладони к только начавшим темнеть синякам. Руки тщательно разминали каждый миллиметр кожи, драгоценная мазь впитывалась без следа, зато после неё с кожи парнишки исчезали и синяки, и царапины, даже шрамы, уродовавшие идеально белую спину, словно становились меньше. Шэнь Цзю ел так, что за ушами трещало. Пожив во дворце, он больше не боялся, что тамошняя еда заставит болеть его измученный желудок, сколько бы он ни съел. Руку парня, занятую сладостями, пришлось высвобождать насильно, Шэнь Цзю только недовольно пробормотал, позволяя обмазать и размассировать сначала одну руку, потом другую. Страшные синяки исчезали на глазах, Шэнь Цзю больше не походил на человека, который вот-вот отойдёт в мир иной. Теперь было можно поцеловать длинную шею, а руками скользнуть вперёд, обхватывая за талию и усаживая парня на колени. Шэнь Цзю заелозил, усаживаясь поудобнее, возбуждая вполне определённые мысли. Ещё его ци словно сошла с ума и предлагала сплести и тела, и ци прямо сейчас, в общежитии с двадцатью спящими учениками рядом. И чем больше проходило времени, тем всё сильнее мужчине хотелось поддаться. Так и парень развернулся, пирожное он так и не выпустил из рук, но, заглядывая в глаза, прижался губами к губам. Сладкий, нежный и растерянно-испуганный. Его ци сплелась с его воедино и ничего не скрывала. — У нас мало времени, скоро рассвет. До него мне надо уйти, — шептал мужчина, покрывая поцелуями лоб, щёки и даже нос парня. Шэнь Цзю смешно фыркнул, отодвигаясь, запихнув в рот остатки пирожного, он быстро развернулся к своей так называемой кровати. Плошки были аккуратно сложены обратно в мешочек цянькунь, а сам парень выжидающе посмотрел из-под россыпи волос и отвернулся, словно стесняясь. — Но кое-что мы можем успеть, — подхватив парня под попу и опрокинув на кровать, низким возбуждённым голосом сказал мужчина.