***
Томас не сразу понял, куда они направляются. Портключ выкинул их на границе какой-то деревушки, но в густых зимних сумерках различить местность не представлялось возможным. Все магические поселения в канун Сочельника становились похожи друг на друга как две капли воды. Лишь поднявшись на невысокий пригорок и заметив за раскинувшимся впереди перелеском огни далекого замка, Спекхарт осознал, где они оказались. Впереди маячили башни Хогвартса, который Томас в числе прочих покинул пять лет назад. Зачем мистер Трэверс вел их в школу? Граумнир кутался в подбитую бобровым мехом дубленку и хрипло покашливал за правым плечом Томаса, грузно утопая в выпавшем за день снегу. Проселочную дорогу никто и не подумал расчищать, а пушистые крупные хлопья валил с неба вторые сутки. Укхарт выглядел так, словно готовился к смертельному бою. Он был недоволен и не скрывал этого: вызов к полуночи выдернул его из теплой постели и объятий любимой жены. И Граумнир и Укхарт, как впрочем и Томас, искренне не понимали, что шефу понадобилось в Хогвартсе в канун праздников. Рождественские каникулы были в самом разгаре, но в замке скорее всего оставался кто-то из учеников и педсостава. У Томаса были мысли на этот счет, но он предпочитал ими не делиться и помалкивать. Трэверс пер напролом. Казалось, он не замечал наметённых за день сугробов и обледенелой корки снежного наста, на которой то и дело поскальзывался сам Спекхарт. Его вело чутье или знание — Томас не был уверен, а спрашивать не решался. Он был самым младший в компании (и не только по званию) и все еще робел рядом с опытными, умудренными боевыми вылазками коллегами. — Шеф, — не выдержав, подал голос Укхарт у самой границы антиаппарационного барьера, отделяющего Хогсмид от территории замка. — К чему готовиться хоть? Трэверс остановился, обернулся к сопровождающим и смерил каждого тяжелым взглядом. — Ко всему возможному, господа. Это — Дамблдор, — сказал, как отрезал, словно это проливало хоть какой-то свет на происходящее. Но Укхарт его понял, разом подобрался и весомо кивнул. Граумнир сухо выругался и ссутулился сильнее. Томас, конечно, знал Альбуса Дамблдора. Более того, он смутно помнил его еще по школьным годам: когда Спекхарт поступал на первый курс, Дамблдор как раз выпускался. Правда Томас попал на Рейвенкло и почти не пересекался со школьным старостой, но не слышать о его успехах, конечно, не мог. Он был стеснительным, но не глухим. Тем более после Каирской конференции, о которой почти семестр судачили все преподаватели без исключения, звание юного гения прочно закрепилось за Дамблдором словно орден Мерлина первой степени. Спекхарт был осведомлен по долгу службы, что не так давно Альбус Дамблдор вернулся в Хогвартс в качестве преподавателя трансфигурации, но искренне недоумевал, что понадобилось мистеру Трэверсу от живо интересующегося политикой, но все же школьного учителя. В конце концов, зверские убийства были далеки от исследовательских чаяний. Да, Дамблдор был умен и, возможно, Трэверс искал его совета, хотя Томас не слышал, чтобы они общались или держали переписку. Но, признаться честно, он все еще оставался в отделе новичком и не успел до конца постичь внутреннюю кухню. Может, здесь это было в порядке вещей?.. Трэверс развернулся на пятках и зашагал в сторону барьера. Купол пропустил его, отозвавшись на вторжение едва заметным серебристым сиянием натянувшихся защитных чар. Томас помедлил мгновение, и шагнул следом за шефом, решив про себя ничему не удивляться.***
Альбус Дамблдор встретил их с удивленной улыбкой на беспокойном, живом лице. Пока они все рассаживались вокруг крохотного столика, спешно накрытого эльфами к позднему чаепитию, Томас разглядывал его украдкой. Он помнил Дамблдора совсем иным. Да и помнил ли? Что мог запомнить одиннадцатилетний мальчишка, а что после дорисовала его фантазия?.. Профессор выглядел изможденным. Под глазами залегли густые тени, черты тонкого лица заострились, хотя быть может это стало отпечатком возраста. Он все еще носил длинные волосы, которые теперь заплетал в нетугую косу и перевязывал лентой; и лишь глаза, Томас помнил это отчетливо, остались прежними. Ярко-голубые, блестящие словно цветные бусины, под сенью очков в тонкой золоченой оправе. — Чем обязан вашему неожиданному появлению, господа? — Альбус взмахом палочки отправил чайник наполнять чашки, а сам подался навстречу, точно предвкушая интереснейшую беседу. От него тянуло таким неразбавленным участием, что Томас едва удержал ответную улыбку. Даже хмурый Укхарт, казалось, расслабился, с интересом разглядывая небольшое помещение профессорских комнат, отведенное под гостиную. Граумнир и вовсе откинулся на спинку кресла и лениво дул на чашку, отогревая озябшие руки. Один лишь Трэверс оставался собран и деловит. — Вы, наверное, уже наслышаны о положении дел? — с места начал Торкуил, не притронувшись ни к чаю, ни к заботливо выставленному на стол печенью. Альбус дернул углом губ в неясной эмоции и мягко кивнул. — Признаюсь, виновен. Чудовищные происшествия, просто чудовищные, — с сочувствием произнес он. — Но причем здесь я? Вам вновь нужна моя помощь? Показалось, или Томас слышал, как на словах о «помощи» отчетливо скрипнули зубы шефа? Граумнир, с хлюпаньем прихлебнув, хмыкнул: — Смотри-ка, шеф, секретная информация теперь доступна всем и каждому. У меня прямо руки чешутся по гребеночке прошерстить твои связи, мистер Дамблдор. На подначку, впрочем, вполне дружелюбную, профессор не обиделся, напротив, улыбнулся, переводя лучистый взгляд на Граумнира. — Ничего противозаконного, Аллен, я дружен с Истервицем. — Истервицем, значит, — покивал Граумнир, словно так и думал, вместе с тем несмешливо вскидывая кустистые брови. — И ведь даже воспитательной беседы не проведешь с этим паразитом. — Он в своем праве, Аллен. Меня привлекли как независимого консультанта сразу, как поняли, что это серия, — ответил Дамблдор, изящным движением подхватывая чашку с чаем и мимолетно касаясь губами тонкого фарфора. — Но вы ведь не об этом пришли поговорить. Трэверс, не тяните, прошу, у меня еще с десяток непроверенных эссе на завтра. Торкуил подался вперед, отодвигая в сторону блюдце и вазочку со сладостями. — Не об этом, ваша правда. Вот, — из внутреннего кармана его строгого пальто на стол упала пачка фотографий. Альбус отставил чашку и заинтересованно подался навстречу, уже занося руку, и лишь в последний миг вопросительно вскинул взгляд: — Могу я?.. — Нет, я просто так вам тут фокусы показываю. Ознакамливайтесь, Дамблдор. Надеюсь, вы прольете свет на происходящее. Альбус подхватил карточки, несколько мгновений вглядывался в нечеткие снимки, а потом лицо его разом омертвело. И без того тусклые краски сошли с высоких скул, а глаза наполнились тревогой. Более всего выражение его глаз теперь напоминало… страдание. Руки Дамблдора задрожали. Он отбросил снимки на стол и вцепился в тонкую ручку чашки так, что побелели лунки ногтей. Трэверс хмыкнул. Спекхарт, очнувшись, перевел на него непонимающий взгляд. На лице шефа презрение мешалось с затаенным ликованием. — Я так и ду… — Гриндевальд. Имя упало как камень в пустой колодец. Комнату затопила оглушительная тишина. На Дамблдора было больно смотреть, до того беззащитным и открытым он выглядел. Томас хотел бы отвести взгляд, но не мог, пораженный. Профессор со всхлипом втянул воздух сквозь зубы и сделал крупный глоток. Закашлялся, молниеносно выхватил из воздуха белоснежную салфетку и прижал ко рту. — Что вы сказали? — медленно переспросил Трэверс, словно и впрямь не расслышал. — Гел… — Дамблдор хрипнул и прочистил горло, возвращая себе подобие контроля, и поднял на собравшихся потухший взгляд. — Геллерт Гриндевальд. Он вернулся.***
Альбус наблюдал из окна своей спальни за тем, как крохотные огоньки люмоса угасают в разыгравшейся к ночи метели. Трэверс уводил своих цепных псов неспешно и вальяжно, совсем не так, как гнал к Хогвартсу. Дамблдор замер у окна, в тревожном предчувствии ломая руки, провожая их хмурую братию взглядом. Его потряхивало; кончики пальцев ощущались ледяными и безжизненными, словно выточенными из белого мрамора. Палочка, лежащая на подоконнике подле его левого запястья, казалась чужой и безучастной. Пустой, абсолютно лишенной магии. Полой. Неужели Геллерт вернулся в Британию? После стольких лет он снова ступил на берег туманного Альбиона и вновь ведет за собой под руку Смерть, как верную подругу. Нет, этого просто не могло быть. Они ведь зареклись… Столько счастливых дней — столько несчастных. Альбус верил, что никогда больше его не увидит, но судьба в очередной раз продемонстрировала, как безыскусны и пусты человеческие чаяния. Он не мог ошибиться. Этот наклон головы, этот резкий профиль, изгиб капризного рта. Эти пальцы, держащие палочку. О, палочку невозможно было не узнать, если во всем остальном Альбус был бы счастлив обмануться. Но палочка… Нет, она не оставляла сомнений. Геллерт Гриндевальд был в Лондоне. Геллерт Гриндевальд вновь убивал. — Какой отвратительный ракурс и ужасный свет. Ты знал, Альхен, что колдофотографии мы тоже подцепили у маглов? Альбус так резко обернулся, что коса, лежащая на плече, стегнула его между лопаток точно кнут. Рука сама собой потянулась за отложенной палочкой, но замерла в волоске, так и не коснувшись рукояти. Над чайным столиком, чуть склонившись, стоял Геллерт Гриндевальд, перебирая в пальцах копии принесенных Трэверсом снимков. Взгляд его лениво скользил по фигуре, запечатленной на недвижимых картинках, а губы кривились в презрительной усмешке. То, как он сказал «подцепили» — словно мерзкую заразу, постыдную болезнь… Дамблдору потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы сделать очередной вдох. Он смотрел на Геллерта широко распахнутыми глазами, не в силах поверить, кого видит перед собой. Этого просто не могло быть. Ладно, хорошо, Альбус мог смириться, что его старый друг и единственная любовь вернулся в Британию, что он в Лондоне и вновь ступил на темный путь, но здесь — в Хогвартсе?! — К-как… Как ты сюда попал? — слова вырвались хрипом сквозь сжатое горло. Альбус бессильно привалился бедрами к краю подоконника, отрешенно ощущая, как сквозь тонкий батист рубашки холодит поясницу покатый камень. Геллерт медленно поднял голову, впиваясь в его лицо своими разноцветными, остановившимися глазами. — Сюда?.. В замок? О, Альхен, как будто ты и сам не знаешь, — он хрипловато рассмеялся, теряя интерес к снимкам и брезгливо отбрасывая их на скатерть. Взмахом ладони зачаровав из серебряной ложечки еще одну чашку, Гриндевальд наполнил ее остывшим чаем и сделал глоток. Помолчал, разглядывая Альбус поверх подернувшейся масляным отблеском глади. — Давно не виделись, любовь моя. Ты совсем не изменился. Альбус хотел бы ответить, что Геллерт изменился и даже очень, но это стало бы очередной полуправдой. Изменился, но не до конца. Сквозь повзрослевшие и загрубевшие черты все еще проступал знакомый образ юного Гриндевальда, с которым Дамблдор познакомился десять лет назад в Годриковой Лощине, и которого полюбил всем сердцем. Все та же резковатая красота, подвижность тонких черт, яростная сила. Все тот же взгляд, препарирующий и пытливый. Все тот же Геллерт. Лерт. Лертен. Дамблдор рвано вздохнул и прижал к губам ледяную ладонь, едва сдерживая безобразный всхлип. — Тебе нельзя здесь быть… Как защита замка тебя пропустила?! Это все… Это все клятва, верно? Это она… Конечно, как же я сразу не догадался! Ведь мы закляли кровь, а значит магия… Геллерт лающе хохотнул, запрокидывая голову. Альбус осекся и впился в его посуровевшее лицо напряженным взглядом, не понимая вспышки чужих эмоций. — О, ты все тот же трус, каким был тем летом, любовь моя. Ищешь оправдания вместо того, чтобы принять такую простую вещь, как правда. Не стыдно? Сиятельный маг. Глупе-ец… — Гриндевальд переменил позу, присаживаясь на край стола. Он неторопливо поднес чашку к губам и сделал глоток, по-змеиному облизнувшись. В отблесках каминного пламени волос его пылали словно закат над морем. Темный чай в белом фарфоре казался алым, точно кровь. Альбус туго сглотнул, медленно выпрямляясь и подходя ближе. Он без сил упал в кресло и закрыл лицо ладонями, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Сердце стучало где-то у глотки. Геллерт наблюдал за его метаниями без видимого интереса, неторопливо цедя холодный чай. Альбуса буквально разрывало от множества полярных желаний и чувств. Мысли в голове роились взбешенным осиным роем. В ушах токала загустевшая кровь. — Зачем ты пришел? Что тебе нужно? — наконец выдавил он, кое-как справившись с первым потрясением. Гриндевальд словно только и ждал этого вопроса. Он со звяканьем отставил чашку и стремительно пересек разделяющее их расстояние, заставляя Альбуса отшатнуться и пугливо вжаться в спинку кресла. Но Геллерт и не думал нападать — он гибко опустился перед Дамблдором на колени и перехватил его закаменевшие ладони в свои — обжигающе горячие, словно уголья. Сжал так крепко, что стало больно. Альбус рассеянно подумал, что завтра на запястьях проступят уродливые кровоподтеки. — Думаю, ты знаешь, душа моя, — пророкотал Гриндевальд, понижая голос до камерного шепота, место которому было лишь в спальне. Альбуса от его слов — или от его прикосновений, — бросило в жар. Он попытался вырваться из захвата, но Геллерт не пустил, впиваясь короткими острыми ногтями в плоть. — Ну же, Альхен. Давай же, вспоминай…***
Яблони в этом году цвели поздно, гроздьями роняя белые цветы. Их, словно снег, подхватывал западный ветер, заплетая душистыми венками чужие волосы. Альбус встретил его под осыпающейся снежным цветом яблоней. Юноша с глазами глубокими как море, читал тяжелый фолиант, уложив тот на колени, и был так сосредоточен на своем занятии, что не заметил чужих шагов. Дамблдор склонился над ним, жалея лишь о том, что они не знакомы и что он не может вот так запросто протянуть руки и вынуть из чужих волос запутавшиеся в них лепестки. Юноша поднял голову, взглянул на Альбуса разноцветными глазами. Лицо его в тот самый миг показалось Дамблдору беззащитным и нежным, словно у только что очнувшегося ото сна ребенка. А потом юноша улыбнулся, разом меняясь, словно текучая речная вода; выражение его глаз стало подначивающим, хитроватым. Альбус отшатнулся, а незнакомец гибко подхватился на ноги, пряча книгу за спину и протягивая Дамблдору узкую, жесткую даже на вид ладонь. — Геллерт Гриндевальд, внучатый племянник Батильды Бэгшот, к вашим услугам. Весь оставшийся день Альбус ходил сам не свой, путая шаги и слова словно во сне. Он был очарован Геллертом с первой встречи в той разрушительной мере, что топила сердце обжигающей кровью. На восемнадцатом году жизни Альбус Дамблдор влюбился — безоглядно и всецело, с первого, черт побери, взгляда. Так началась их история. Так воссияла тьма.***
Стоило только входной двери захлопнуться у Альбуса за спиной, как на него тут же налетела Ариана. Она повисла у брата на шее, впиваясь пальцами в волосы и не отпускала до тех пор, пока Альбус не закружил ее по узкому коридору, подхватив за талию. Девочка заливисто рассмеялась и чмокнула брата в щеку, прежде чем отступить. — Ты сияешь, братец! — улыбнулась она. Альбус успел забыть, какой сестрица бывает в минуты истинной радости. Он и сам не удержался от улыбки в ответ, отстраняя Ариану и проходя в гостиную, где уже расположился Аберфорт. Брат сидел на полу перед холодным камином, раскладывая на отрезе льняной ткани подсушенные травы, тщательно отбирая их и связывая в пучки. — Что там опять случилось? — хмуро проворчал Эйб, отвлекаясь от своего занятия и откладывая в сторону перевязанный бечевкой пучок болиголова. — Что за идею ты притащил на этот раз? — О, Берти, это не идея! — пропела Ариана, проходя в гостиную следом за Альбусом и с ногами забираясь в глубокое кресло. Она расправила складки платья, подхватила пяльцы и рассеянно оглядела начатую вышивку. — Не идея, а что? — не унимался Аберфорт, буравя брата взглядом исподлобья. Альбус вздохнул, взмахом палочки левитируя стопку книг из второго кресла на подоконник и опускаясь на их место. Рассказывать о Геллерте не хотелось, к тому же он и сам не до конца понимал, что чувствует, но Аберфорт не отстанет — это было понятно всем. — Я познакомился с одним человеком… — начал он, надеясь, что такое объяснение отвадит дальнейшие расспросы, но по тому, как многозначительно фыркнула Ариана, как Аберфорт поджал губы, быстро понял, что стратегия была в корне неверной. — О, нет, я не стану пока ничего говорить, и не просите! Я и сам не знаю… — Как обычно, — Эйб подкатил глаза и вернулся к травам. Ариана без интереса ткнула в вышивку тупой иглой, делая крупный неаккуратный стежок. — А он красивый? — спросила, как бы между прочим. — Ариана! — поспешно одернул ее Альбус, но девочка ничуть не смутилась. — Ну правда, Ал, ты весь светишься. Давно я не видела тебя таким… — она замялась, подыскивая нужное слово, и на помощь сестрице пришел Аберфорт: — Воодушевленным, — беззлобно буркнул он. Альбус поморщился, опуская ресницы, но все же не удержался от мимолетной улыбки. Мысли сами собой возвращались к Геллерту и к тому, как они, совершенно забыв о времени, несколько долгих часов проговорили у реки. Как потом шли домой утомленные и тихие, ступая так близко, что почти соприкасались плечами. Как на прощанье Геллерт улыбнулся ему — устало, но ярко, — и похлопал по плечу, задев шею под волосами. Как ощущались его пальцы на обнаженной коже. Альбус закусил губу, отчетливо осознавая, что все его чувства просты и понятны, лежат на поверхности, но делиться ими с братом и сестрой он не хочет. Хочет сохранять для себя. У него ведь так редко бывает что-то свое — совсем свое, куда не лезет любопытная Ариана и заботливый, но ворчливый и вечно всем недовольный Аберфорт. Мысли о Геллерте были слишком личными, Альбус пока не желал никого в них пускать. Быть может, не пожелал бы никогда. Ариана, чутко уловив его настроение, склонила голову к плечу, закусывая губу. Она молчала, глядя на Альбуса странным не по возрасту взрослым и понимающим взглядом — так смотрела на него когда-то давно, совсем в другой жизни, мама. Альбусу стало неуютно под этим знакомо-незнакомым взглядом, и он первый поспешил отвести глаза. Аберфорт поднял голову, сдувая со лба повлажневшую от испарины челку. — В таком случае нам следует тоже с ним познакомиться, — вдруг заявил он. Ариана заулыбалась, подхватывая идею, и поспешно закивала. — Да-да, Альбус, конечно! Позови его к нам на ужин, а? Да хотя бы завтра! Я запеку картофель с розмарином и приготовлю мясной пирог. Ну пожалуйста, пожалуйста! — заканючила она, мигом забывая про вышивку и складывая руки у груди в молитвенном жесте. Альбус ощутил, как холодеют кончики пальцев. Он перевел полный сомнений взгляд на Аберфорта и неожиданно наткнулся на колючую злую усмешку. Моргнул: брат уже не улыбался. Показалось?.. — Не думаю, что это хорошая идея, Ари, — неожиданно встал на его сторону Эйб, с остервенением перетягивая пучок полыни ниткой. — Этому Гриндевальду может не понравится то, как мы живем. — Почему? — ресницы сестрицы непонимающе взлетели. — Ну, знаешь… — протянул Аберфорт, отбрасывая связку полыни к другим таким же и отряхивая руки от душистого сора. Ладони у него были красные, все в мелких порезах от грубой бечевки. Кое-где кровь уже запеклась сухой коростой, но брат словно не замечал этого. — Понимаешь, мы странные ребята, милая. — Почему? — теперь выражение лица Арианы сделалось капризным, как у ребенка, которому не дали конфету перед обедом. Светлые брови надломились словно девочка готова была вот-вот разразиться истерикой. Альбус, уловив этот порыв, поспешил успокоить сестру. — Он не это хотел сказать, милая. Просто Геллерт, он… — Не привык, — перебил его Аберфорт. — Не привык к сельскому быту. Ему все будет непонятно. Он ведь, наверняка, городской мальчик, да, Аль? Альбус медленно кивнул, цепко следя за застывшей в кресле сестрой. Только что она была яркой и сияющей, но теперь черты лица исказились, оплывая, точно восковая болванка под жаром свечи: уголки губ опустились, веки потяжелели, крылья тонкого носа раздувались в частом рваном дыхании. — Ари, я обязательно приглашу его к нам, как только узнаю поближе, обещаю, — спешно произнёс Альбус, опасаясь очередного всплеска разрушительной силы. — Эйб прав, ему будет непривычно… — Непривычно, что Альбус тут с нами совершенно один, — добавил Аберфорт, скатывая ткань вместе с травами. — Нужно просто немного подождать. Ариана, кажется, и впрямь удовлетворилась ответом. Она шмыгнула носом, переводя тревожный взгляд с одного брата на другого. Пальцы, сжимающие подлокотники кресла, разжались. — Обещаете? — с непримиримым нажимом уточнила она. Альбус кивнул. Аберфорт, помедлив, тоже. — Нужно лишь немного подождать, милая, и он все поймет…***
Геллерт и впрямь все понял даже раньше, чем Альбус рассчитывал. Он был умным и проницательным юношей. Дамблдор похолодел, когда услышал из его уст заветную фразу: я хочу познакомиться с ними, Альхен, я хочу познакомиться с твоей семьей. Он застыл в ужасе и смог лишь одеревеневше кивнуть.***
— Да кто такой этот Геллерт Гриндевальд?! — в сердцах буркнул Томас, отбрасывая очередную папку с нераскрытым делом в стопку таких же просмотренных и совершенно бесполезных, и растирая слезящиеся от многочасовой работы с бумагами глаза. Они уже который день изучали архивные дела, пытаясь понять, что имел в виду Альбус Дамблдор под словами «он вернулся». Ответов не находилось. Казалось, Геллерта Гриндевальда не существовало вовсе, а Дамблдор его просто выдумал. Ни единого, даже мимолетного, упоминания Спекхарт так и не нашел. Сначала они прошерстили Британский архив Аврората, но упоминания фамилии Гриндевальда не встретили. Трэверс ходил мрачнее тучи и даже направил несколько срочных депешей невыразимцам, но и оттуда пришел отказ: никого похожего у них не проходило. Либо Геллерт Гриндевальд никогда не совершал преступлений до этого случая, либо записей о нем просто не сохранилось. Или, быть может, стоило искать не в Британии. Такой вариант предложил Укхарт на второй день бесплодных поисков, когда фамилия Гриндевальда до оскомины намозолила всем собравшимся языки. Трэверс тут же унесся рассылать сообщения в иностранные посольства, а Томас и Граумнир в очередной раз принялись ворошить старые дела. От количества жутких подробностей мучительных и разнообразных смертей и проклятий Спекхарт уже не мог нормально есть, не говоря уже про сон. Кошмары не мучили его с детства, а поди ж ты, вернулись с новой силой. Сказывалось переутомление и богатое воображение, которое Томас теперь искренне проклинал. Время близилось к ужину. Зевающий Укхарт поставил на его стол дымящуюся кружку кофе, и Томас, коротко кивнув в благодарность, проглотил ее залпом, не ощутив ни вкуса, ни запаха. Кофе не бодрил, даже щедро сдобренный стимулирующими зельями. Ничего не бодрило к исходу второй недели поисков. Благо, хотя бы этот призрачный Гриндевальд на время угомонился. Новых убийств не было, но Томас не был уверен, что это хороший знак. Быть может, Гриндевальд просто затаился, каким-то образом узнав, что его активно ищут. Тогда напрашивался единственный закономерный вопрос: как он узнал, что авроры вышли на его след? Варианта было два: либо крыса в отделе (в это Спекхарт не верил, но пока не отбрасывал как потенциальную версию), либо Дамблдор каким-то образом предупредил своего дружка, либо… Либо этот Гриндевальд и правда призрак, способный на все. Какой кошмар, что за глупые мысли. Права была матушка, когда сетовала на буйное воображение младшего сына. — Нашел! Моргана меня побери, я нашел! — заорал Граумнир на весь кабинет, но никто не стал его одергивать. Томас вскочил на ноги, опрокинув на пол пустую кружку. В узком проходе между столами они столкнулись с подскочившим Укхартом, больно стукнулись локтями, кое-как протиснулись между завалами бумаг и облепили Граумнира с двух сторон, заглядывая в распахнутую папку. Дело было старое, но не это привлекло внимание Томаса. Форма, на которой печатался отчет, была розовая. Не голубая — уголовная, а розовая. Не убийство, а… — Пропал без вести. Почти десять лет назад, — заторможено протянул Укхарт, наваливаясь на плечо Граумнира и озадаченно хмурясь. — Я не понимаю, блять, Аллен… — Я тоже нихера не понимаю, Доттс, — пробурчал Граумнир, едва справляясь с оглушительным зевком. — Я в чутье залез в архив пропавших, просто от безысходности. И вот… Геллерт Гриндевальд. Пропал летом девяносто девятого, Годриковая Лощина, Шотландия. Не найден ни живым, ни мертвым. — Он сказал: вернулся, — устало заметил Томас, не в силах сложить два и два. — Может имел в виду это? Укхарт пожал плечами и выругался, растирая затекшую от долго сидения за документами шею. — А кто заявитель? Граумнир отлистал пару страниц, сощурился, вчитываясь в мелкий убористый почерк дежурного, принимавшего заявление. — Батильда Бэгшот. Вроде как… Тетка этого самого Геллерта. Знакомое имя, любопытно, — пробурчал он без этого самого любопытства в голосе. Томас пошевелил губам, нахмурился. Имя было знакомо и ему. Очень-очень знакомо… Понимание скреблось внутри, жучком-древоточцем возилось за переносицей. Виски сдавило нарождающейся болью, перед глазами слегка поплыло. — Погодите-ка, эта Бэгшот — разве она не историк? Мне кажется, я учился по ее учебникам. В Хогвартсе. Укхарт и Граумнир — оба уставились на него. Что один, что другой были на десяток лет старше Спекхарта и вполне могли не знать, по каким там учебникам сейчас учится молодежь. Доттс опомнился первым. Он толкнул Граумнира локтем и кивнул на папку с делом. — Аллен, будь умницей, раздобудь нам ее адрес. Нужно наведаться к этому… историку, — он снова зевнул, не заботясь тем, чтобы прикрыться, глянул на замершего у стола Томаса: — А ты вызови-ка пока шефа. Он нас с драконьим дерьмом съест, если пропустит свидание с прекрасной леди.***
Стук раздался в половине двенадцатого ночи. Короткий, рваный и смазанный, словно птица клювом. Альбус оторвался от книги, которую читал при свете одинокой свечи, грозя испортить и без того стремительно падающее зрение, и поднялся, неуверенно подходя к окну. Ставни были плотно закрыты, а шторы — задернуты. Альбус подумал было, что ему померещилось. Он уже собирался вернуться в постель, но стук повторился вновь. Дамблдор одернул штору и отворил окно, выглядывая наружу. Внизу в зарослях дикого винограда стоял Геллерт, запрокинув голову к небу. Увидев Альбуса, он широко улыбнулся и помахал ему рукой. Альбус не удержался от ответной улыбки, хотя все внутри свело от неясной тревоги. Они весь месяц гоняли друг другу сов в ночи, но в последние два дня переписка как-то сама собой утихла. Альбус не знал, что стало тому причиной, а спросить боялся. Днем Геллерт общался с ним как прежде, разве что стал более задумчив. Дамблдор ловил на себе его долгие взгляды, но причины их не понимал, а Геллерт не спешил раскрывать карты. — Здравствуй, — громким шепотом поздоровался Альбус и тут же осознал, как глупо это прозвучало: они расстались всего несколько часов назад. Геллерт, кажется, подумал о том же. Он тихо рассмеялся и тряхнул волосами: — Можно, я поднимусь? Альбус помедлил, закусив щеку. С одной стороны, ему хотелось, чтобы Геллерт провел ночь в его комнате, с ним, чтобы они говорили до утра, склоняясь голова к голове, невольно задевая друг друга случайными касаниями, от которых у Альбуса замирало сердце, с другой… — Ариана уже спит, — малодушно шепнул он. С такого расстояния, да еще в сумраке ночи Альбус слабо различал выражение лица Гриндевальда, но руку ставил на отсечение, что тот нахмурился. — Кто? — не понял он. — Моя сестра, — объяснил Альбус виновато. — Ну, тогда сам спустись! — велел Геллерт для надежности печатая свои слова движением ладони. Альбус, поразмыслив немного, вернулся к постели и подхватил палочку, прежде чем перебраться через подоконник и мягко слевитировать на траву под окнами. Геллерт посторонился, привычно усмехаясь. — Ты мог просто написать, — без укора заметил Альбус. На самом деле, он был рад, что Геллерт пришел. Сам он умудрялся начать скучать по Гриндевальду уже в момент, когда они прощались на крыльце их дома и расходились в разные стороны. Геллерт неопределенно пожал плечами, сунув руки в карманы брюк. Он пнул один из камешков мыском ботинка, глянул на Альбуса из-под встрепанной светлой челки и повёл головой в сторону приоткрытой калитки. — Прогуляемся? Хочу посмотреть, как вода серебрится. Альбус кивнул и первым двинулся в сторону реки. Геллерт нагнал его у дороги и подстроился под шаг, вставая плечом к плечу. Какое-то время они шли молча, каждый размышляя о своем. Геллерт смотрел вверх в ночное небо, на россыпь непривычно ярких звезд, то ли отыскивая знакомые созвездия, то ли просто любуясь их красотой. Альбус же смотрел на него — и любовался. Звезды, как бы пошло это не звучало, не шли ни в какое сравнение с точеным профилем Гриндевальда. Они дошли до реки, остановились у привычного места на склоне под раскидистой ивой, чьи ветви низко склонялись над водой. В непогожий денек за тонкие прутики цеплялся подброшенный со дна течением ил и речной лютик. Геллерт, подумав, уселся на траву, втягивая ноги, похлопал по месту рядом с собой, предлагая Альбусу опуститься рядом. Дамблдор принял приглашение не раздумывая, подтягивая колени к груди и обхватывая их руками. Молчание затягивалось. Плеск воды убаюкивал. Ощущение Геллерта рядом — его тепла, его магии, — успокаивало. Альбус склонил голову, прижимаясь щекой к коленям, моргая все реже и реже. Сейчас ему казалось, что это очередной сон. Что Геллерта он тоже выдумал. И шум быстрой воды, и шелест ветра, и стрекот кузнечиков в высокой траве, и эту маленькую пряничную деревеньку — все это он выдумал, лишь бы не свихнуться в неизбывном одиночестве. — Не знал, что у тебя есть брат. Альбус встрепенулся и часто заморгал, глядя на Геллерта полными сонного молока глазами. Гриндевальд обернулся к нему, пытливо заглядывая в лицо. Глаза его казались темными и тревожными провалами, озерами без дна, куда легко провалиться — ухнуть с головой и захлебнуться студеной водой. — Я… в смысле, да. Есть. Я не говорил разве? Прости, видимо, к слову, не пришлось. У меня еще и сестра есть, — неловко пробормотал Альбус, пытаясь согнать с себя сонное оцепенение, мешающее нормально думать. Геллерт кивнул, словно что-то для себя решая, и придвинулся, вновь обращая взгляд на реку. Альбус ощутил тепло его тела так близко, и запоздало осознал, что продрог: от воды тянуло холодом. — Вы очень похожи, честно признаться, я сначала перепутал, — хрипло прошептал Гриндевальд. Альбус нахмурился. — Мы совсем не похожи, — возразил он чуть резче, чем хотел. Отчего-то сравнение с Аберфортом, к тому же в таком ключе, задело его за живое. Геллерт фыркнул и неожиданно взял его холодные пальцы в свои, мягко сжимая и потирая костяшки. Альбус замер, чувствуя, как сердце оглушительно забилось в груди. Это было странное и новое для него ощущение: его редко кто-то касался по собственной воле, за исключением сестры и брата. У Альбуса, если подумать, не было близких друзей. Элфиас, быть может, но и с ним Дамблдор всегда держал дистанцию. Он был тревожным ребенком и вырос закрытым юношей. А Геллерт… Геллерт просто был. Ворвался в его жизнь как ураган, перевернув ее с ног на голову. Альбус даже не задумывался, что когда-нибудь сможет кого-то так полюбить: сильно, яростно, ничего не требуя взамен. — Альхен, сколько лет твоему брату? — негромко спросил Геллерт, продолжая поглаживать его ладонь. Альбуса вопрос удивил, но и только-то. Он так разомлел под мягкими успокаивающими прикосновениям, что ответил не задумываясь. — Шестнадцать. Вы с ним ровесники, Лерт. — М… А сестре? — На год младше. В том году ей должно было исполниться пятнадцать, в мае, — ответил Альбус, прикрывая глаза и опуская голову на подставленное Гриндевальдом плечо. — Май уже прошел, Аль, — на грани различимого прошептал тот. Пальцы переместились, коснулись прохладной щеки Альбуса, мягко погладили, убирая за ухо прядь выпавших из низкого хвоста волос. Дамблдор слабо улыбнулся, потираясь о чужое плечо. — Да, ты прав. Ариане пятнадцать, — прошептал он, не открывая глаз. Геллерт вздохнул над его ухом, чуть переместился, заключая Дамблдора в объятия. Теплые ладони сомкнулись под лопатками. Альбус, прячась от мира, вжался лбом в изгиб чужой шеи. — Ариана, значит. — Ариана и Аберфорт, — поправил его Альбус, не в силах обнять Геллерта в ответ. Гриндевальд помолчал, укачивая его как ребенка. Альбус дрожаще выдохнул, неожиданно ощутив, что беззвучно плачет. — Посмотри на меня, пожалуйста, — попросил Геллерт. Альбус замотал головой, лишь крепче вжимаясь лбом в его шею. Слезы промочили Геллерту воротничок рубашки, но он словно и не заметил этого, продолжая поглаживать Альбуса вдоль позвоночника. — Прошу тебя, Альхен. Альбус тихо всхлипнул и медленно поднял голову, моргнул слипшимися ресницами, фокусируя взгляд на лице друга. Новорожденная луна выглянула из-за облака, озаряя их серебристым светом. В ее отраженном блеске Геллерт казался Альбусу совсем нереальным, словно ребенок фейри. Дамблдор вцепился в его руки, впиваясь ногтями в предплечья сквозь мягкую ткань рубашки, шепча одними губами беззвучно и исступленно: не оставляй меня, не оставляй, только не ты, пожалуйста, не оставляй… Вместо ответа Геллерт погладил его по щекам, стер влагу с кожи и приблизился, размыкая дрожащие соленые от слезы губы поцелуем.***
Батильда, подслеповато щурясь, спустилась по скрипучей лестнице; мимолетно взглянула на часы и нахмурилась: кто решил навестить ее в такой час? Поплотнее запахнув колючую шаль, женщина подошла к двери и заглянула в витражное окошко, различая на пороге высокие тени. Мужские фигуры были закутаны в аврорские мантии. Батильда проверила надежно сокрытую в рукаве платья палочку и распахнула дверь. — Чем обязана вашему визиту в сей почтенный дом, молодые люди? — Приносим прощения за поздний визит, миссис Бэгшот. Меня зовут Торкуил Трэверс, я заместитель начальника Отдела правопорядка, а это Томас Спекхарт младший аврор и мой личный помощник, — представился мужчина с неприятным и некрасивым, хищным лицом, чопорно ей поклонившись. Торкуил Трэверс первым переступил порог. Батильда знала его родителей, но лично знакомство с самим Торкуилом не сводила, однако легко узнала его по фотографиям в Еженедельном пророке. У нее всегда была хорошая память на лица. Светловолосый юноша за его плечом замешкался, коротко кивнув в знак приветствия, а после, явно смутившись, тоже склонился, явно не зная, куда деть руки. Ох уж эта молодежь, совсем не знает правил этикета! Батильда качнула головой, пропуская мужчин в затемненную прихожую. Спохватившись, взмахнула палочкой, зажигая светильники по стенам. — Мисс. И я знаю, кто вы, Трэверс. Что привело вас ко мне? Трэверс по-кошачьи сощурился на теплый свет настенных бра, оглядел коридор и остановил немигающий взгляд на лице Батильды. Глаза его — глубоко запавшие в кость, блестящие и темные словно перезрелые сливы, — показались мисс Бэгшот неживыми, точно глаза инфернала. Женщина незаметно повела плечами, сбрасывая обманчиво ощущение чужого присутствия, и перевела взгляд на сопровождающего Трэверса мальчишку. Томас, кажется? На вид тому было лет двадцать с небольшим. Высокий, до ужаса худой и весь какой-то нескладный. Светловолосый той породы, когда золото масти делает человека абсолютно бесцветным. А вот черты лица у юноши оказались приятными, открытыми, хоть и слегка простоватыми. Грудь сжало острое предчувствие скорой беды. Батильда решительно отмахнулась от него, списав все на старческие суеверия, и пригласила господ авроров проследовать за ней в гостиную. — Выпьете что-нибудь? У меня есть отличный кьянти, — Батильда улыбнулась, кивая в сторону разномастных кресел, расставленных полукругом вокруг камина. От нее не укрылся взгляд, брошенный Томасом на своего начальника. У Трэверса на лице не дрогнул и мускул. — Мы при исполнении, но благодарю, — решительно отказался Торкуил, без смущения усаживая в цветастое кресло. — Мы пришли поговорить о вашем племяннике, Геллерте Гриндевальде. Теперь Батильда подумала, что ей самой не помешало бы выпить. Она доковыляла до кресла, бросилась в его мягкие объятия, без сил откидываясь на спинку. — Знаете, а я ведь как раз сегодня видела такой мерзкий сон… — вздохнула она, на мгновение опуская набрякшие тяжестью веки. — Вы нашли Геллерта? Вернее, думаю, его тело… Трэверс и Спекхарт коротко переглянулись. — Нет, мисс. К счастью или к сожалению, мы не знаем, где ваш племянник, — ответил Трэверс. — Но у нас к вам найдется несколько вопросов. — Спустя десять лет? — фыркнула Батильда, ощущая, как отхлынувшие было силы возвращаются вновь. Она, признаться честно, несмотря на прошедшие годы не теряла надежды, что Геллерт однажды вернется, постучится в ее двери, виновато склонит золотистую голову и покается, что шутка его затянулась и вышла из-под контроля. С каждым прожитым днем надежда таяла, но так и не исчезла до конца. Даже когда родители Геллерта смирились с тем, что их сына должно быть уже давно нет в живых, Батильда продолжала верить, что все это просто затянувшееся озорство. Геллерт ведь был шкодливым ребенком. Что ему стоило пропасть на десять, двадцать, тридцать лет? Да хоть на полвека. Какая бы вышла замечательная шутка, тетушка Хильда! Батильда, поразмыслив мгновение, все же приманила из кухни три толстостенных бокала и початую бутылку доброго кьянти. Разлила всем на два пальца и прикончила свой в несколько крупных глотков. — Хорошо же вы работаете, господа. Трэверс подхватил предложенный бокал, но пить не стал. Томас тоже взялся за прохладное стекло, понюхал вино и вновь бросил быстрый взгляд на начальство, нервно покрутив бокал в пальцах. — Не могли бы вы рассказать нам о ночи исчезновения вашего племянника? Это очень важно. — Сейчас? С чего бы это стало важным сейчас? — огрызнулась Батильда, доливая себе еще вина. — К тому же, я уже все рассказала вашим коллегам десять лет назад. И, надо заметить, не единожды. Трэверс молча принял ее шпильку, подавшись вперед. Тихо скрипнуло старое кресло; негромко звякнуло стекло. — Прошу вас, мисс Бэгшот. Батильда вздохнула, побарабанила пальцами по краю бокала и пожала плечами. — Расскажу, отчего бы не рассказать? Признаться, я люблю вспоминать о Геллерте, он был таким прекрасным мальчиком. Знаете, в тот день лил дождь…***
Тяжелые капли барабанили по жестяному откосу подоконника, заливаясь в комнату косыми струями. На полу собралась приличная лужа, но ни Геллерт, ни Альбус не подумали закрыть окно. Гриндевальд лежал на животе, обнимая подушку и вполглаза наблюдая за тем, как Альбус, в одних незастёгнутых брюках, суетится у стола, пытаясь соорудить что-то приличное из бутербродов и остывшего кофе. Порывы прохладного ветра холодили разгоряченную кожу, томительными мурашками оседая вдоль позвоночника. Поясницу слегка ломило, но это была приятная, сладкая боль. Геллерт приподнялся на локтях, тряхнул спутанными волосами и с тихим шипением сел. Альбус тут же бросил все свои приготовления и обернулся к нему. — Болит?.. — спросил он отчего-то шепотом, — Давай я принесу мазь или наложу исцеляющее. Я могу… Геллерт на это лишь фыркнул, скрещивая ноги и прикрывая собственную наготу краем мятой простыни. Он поскреб расцвеченную укусами шею и улыбнулся, склоняя голову к плечу. — Неа, это даже приятно. Хотя, знаешь, тащи свою мазь, но мазать будешь сам. Альбус тут же вспыхнул краской и отвел глаза. Он все еще страшно смущался всего, что касалось телесной близости, а Геллерту нравилось его дразнить. Впрочем, по-настоящему близки они стали не больше часа назад. Отголоски удовольствия все еще бродили по телу, оседая жаром в натруженных мышцах. Геллерт потянулся, сцепляя руки в замок над головой, поймал темный взгляд Альбуса, ощутимым мазком скользнувший по коже, и протянул ему раскрытые ладони. — Иди сюда. Ну же. Альбус помедлил, бросил быстрый взгляд на так и не сервированный поднос с поздним обедом (хотя обедом это можно было назвать с большой натяжкой), но желание коснуться Гриндевальда в нем пересилило, и он вернулся в постель. Геллерт тут же оплелся вокруг него как лоза, опрокидывая в подушки и забираясь на бедра. Альбус скользнул ладонями вдоль его гибкого сильного тела и приподнялся, срывая с чужих искусанных губ поцелуй. Возможно, он был чуть грубее, чем следовало, но Геллерт не возражал. Опыта у Альбуса не было никакого, но и Геллерт заверил, что для него все это в новинку. Постигали все на практике методом проб и ошибок. Ошибок, к счастью, оказалось всего ничего, к тому же, все они щедро стерлись под лавиной догнавшего удовольствия. Нацеловавшись, Геллерт затих, улегшись щекой Альбусу на грудь. Он медленно моргал, касаясь кончиками пальцев своих губ. Нижняя все еще кровила, неловко раскушенная то ли в очередном жгучем поцелуе, то ли когда Геллерт болезненно жмурился, пережидая первый страх взбунтовавшегося тела. Близость с Альбусом оказалась чудовищной и окрыляющей одновременно. Больно, страшно и сладко до полной потери контроля. Геллерт еще ни разу в жизни не испытывал ничего подобного; никогда так не доверялся другому, безропотно вверяя себя. Ладонь Альбуса вплелась в его волосы, разбирая спутанные пряди. Геллерт точно дурной книззл подставился под ласкающие пальцы, прикусывая любовника под ключицей. Сердце Дамблдора билось ему в висок — сильно и размеренно. Гриндевальд почти задремал под нежными касаниями, но негромкие слова Альбуса заставили моментально подобраться. — Иногда мне кажется, что все это нереально. Геллерт приподнялся на локте и заглянул в чужое лицо. Альбус лежал на спине запрокинув голову; взгляд его бесцельно блуждал по потолку ни на чем не задерживаясь. Казалось, перед его внутренним взором проносятся совсем иные картины, но какие, Геллерт судить не брался. Он уже понял, что с Альбусом Дамблдором гадать бессмысленно, все равно никогда не угадаешь. — Почему же нереально? Я вот вполне реален. И у меня болит все, что может болеть, так что возьми ответственность и поцелуй меня, Фенрир тебя раздери! Альбус фыркнул и прикрыл глаза, потянувшись за поцелуем, но Геллерт успел рассмотреть на дне его зрачков затаенную боль. Прикусив любовника за губу, Гриндевальд скатился ему под бок, удобно устраиваясь щекой на костлявом плече. — Поверь мне, дальше будет только лучше. Особенно, когда уедем в Париж. Ты поступишь на стажировку к Фламелю, которую зачем-то так долго откладывал, а я всерьез займусь поиском Бузинной палочки… Он сразу осознал, что сказал что-то не то по тому, как моментально закаменело плечо Альбус под его щекой. — Лерт, ты же знаешь, я не могу… — Почему? — Гриндевальд сел, отбрасывая со лба челку, и уставился на Альбуса с пытливым непониманием, — Ну назови мне хоть одну причину. — Назову сразу две: Ариана и Аберфорт, — выдохнул Дамблдор, тоже садясь. Они замерли друг напротив друга. Геллерт несколько долгих мгновений изучал лицо Альбуса усталым взглядом. — Аль, мы ведь уже обсуждали это. Стоит только обратиться в Мунго и… — Нет, Геллерт! — резко оборвал его Альбус, испуганно хмурясь, — Я не отдам сестру в клинику, ты вообще понимаешь, что говоришь? Она моя семья! — Да причем тут… — Прекрати! Этот разговор ни к чему не приведет. Геллерт сглотнул опасливо замирая. Только что Альбус был ярким и сияющим, исполненным их общей страстью, но теперь черты его тонкого изможденного болезнью лица исказились, оплывая, точно восковая болванка под жаром свечи: уголки губ опустились, веки потяжелели, крылья тонкого носа раздувались в частом рваном дыхании. Гриндевальд выставил перед собой раскрытые ладони в извечном жесте добрых намерений. Он двигался медленно и тягуче, не сводя с Дамблдора глаз, словно с раненого, но все еще смертельно опасного зверя. — Ладно, Альхен, я понял. Мы не станем говорить на эту тему, если ты не… — Нет! Ничего ты не понял! И никогда не поймешь! Ты вечно думаешь только о себе. Я никогда их не брошу! Я не смогу! Они. Моя. Семья. — голос Альбуса исказился, поплыл, дробясь низкими нотами. Геллерт медленно отодвинулся, заводя руку назад: где-то там в складках сбившегося к ногам покрывала лежала его палочка. Взгляд Альбуса метнулся от его лица к ладони. Брови непонимающе заломились словно у капризного злого ребенка. Светлые искристые глаза — Геллерт никогда и ни у кого еще не видел таких чистых голубых глаз — заволокла первородная тьма. Маслянистые сгустки похожие на пепел потянулись от кожи, взвиваясь к потолку. Воздух в комнате задрожал; пламя свечей взвилось, изламываясь яркой вспышкой и погасло. Геллерт еще успел ухватиться за палочку прежде, чем его отбросило прочь чудовищной разрушительной силой, впечатало в противоположную стену, дробя кости.***
— То есть, он оставил у вас все свои вещи, — непонимающе уточнил Спекхарт, когда Батильда закончила рассказ. О бокале с вином он забыл, и тот стоял на подлокотнике, опасно накренившись, грозясь вот-вот выплеснуть содержимое на потертый персидский ковер. — Именно. Я до сих пор храню их в подвале. Родители не захотели ничего забирать, понимаете ли, — Батильда досадливо махнула рукой и сделала крупный глоток. Какой это был по счету бокал Томас судить не брался, но щеки женщины раскраснелись, а вылущенные временем серые глаза опасно заблестели. — Это странно, — пробормотал Томас, делая пометку в блокноте. Мисс Бэгшот очередной раз кивнула. — Я, знаете, даже ненароком подумала, что они сбежали вдвоем, но нет. — Вдвоем?.. — переспросил Трэверс, склоняя голову к плечу. Томас знал этот тон: тон ищейки, взявшей след. Он и сам подобрался, хотя еще не понимал, куда шеф клонит. — Ну да. Они с Альбусом были так близки, что я ненароком подумала… Ох, уж эти молодость! Они ведь были так очарованы друг другом!.. Томас непонимающе моргнул. — Альбус. Альбус Дамблдор, верно? — переспросил Торкуил. — Конечно! Много вы знаете Альбусов Дамблдоров, молодые люди? Я вот всего одного, — Батильда скривилась, покачивая бокал с недопитым вином в пальцах. — Ох и страшная же судьба у ребенка, врагу не пожелаешь. — У Геллерта? — не успел вовремя прикусить язык Томас. Мисс Бэгшот уставилась на него как на буйно помешанного и покачала головой. Тугой пучок на затылке расплелся от ее экспрессивной речи и теперь седые пряди неаккуратно обрамляли слегка одутловатое лицо. — У Альбуса. Вы что, совсем ничего не знаете? Он потерял всю семью в результате ужаснейшего инцидента. Это было… Дай Мерлин не соврать, за два года до приезда Геллерта, Альбус тогда как раз учился на пятом курсе, — Батильда сощурилась, видимо подсчитывая что-то в уме, и запоздало кивнула собственным мыслям, — Благо ему позволили доучиться. Он ведь был ужасно талантливый, милый мальчик. А какой вежливый, воспитанный… Я, конечно, помогала ему как могла. Была так рада, когда они с Геллертом нашли общий язык… Торкуил сухо кивнул и неожиданно поднялся на ноги. Батильда испуганная резкой переменой, икнула и схватилась за грудь. Трэверс под ее настороженным взглядом достал знакомые Томасу фотографии и протянул стопку мисс Бэгшот. — Не узнаете ли вы этого человека, мисс Бэгшот? Томас подался вперед вместе с Батильдой, склоняясь над фото, словно и сам видел их в первый раз. Мисс Бэгшот подслеповато сощурилась, опомнилась и приманила откуда-то из темноты старомодные пенсне, водрузила на нос, отводя фотокарточки на расстояние вытянутой руки. — Нет, ничего не разберу. Люмос! — тусклый огонек озарил их склоненные лица, резче обозначая сгустившиеся тени. Батильда повертела фотографии, тщательно вглядываясь в каждую. С каждым мгновением хмурясь все больше. — Ба, а когда я пыталась их сфотографировать, он упрямился и отпирался! — воскликнула в сердцах она. — Геллерт? — уточнил ничего не понимающий Томас. Трэверс кинул на него выразительный взгляд. Холодный свет люмоса заострял и без того резкие черты шефа, делая его похожим на хищную птицу. Спекхарт сглотнул вставший в горле ком. — Да какой Геллерт, юноша! Это же Альбус. Альбус Дамблдор собственной персоной. Вы разве его не узнали?..***
— Теперь понимаешь, любовь моя? Геллерт медленно развернул его ладони к свету, демонстрируя посеченные сотней крохотных белесых шрамов пальцы. Альбус в ужасе уставился на собственные руки. Это пальцы Аберфорта вечно были изрезаны тонкими полосами от впивающихся в них суровых нитей, лески и бечевки, которыми он скручивал травы и починял рыболовные сети — вручную, без толики магии. Пальцы Аберфорта, не его. — Теперь ты понимаешь, почему я здесь? Как попал сюда? Улыбкой Геллерта можно было резать сталь, да только сердце Альбуса Дамблдора было выковано из самой мягкой жести. — Теперь ты вспомнил, почему я больше никогда не смогу тебя коснуться?.. Три могилы в ряд на старом кладбище. Три черных надгробных камня. О, как же Альбус выл, раздирая себе лицо в кровь короткими обломанными под корень ногтями, под которые так густо забилась кладбищенская земля, что руки его стали похожи на руки инфернала. Бледное лицо Геллерта, с навсегда застывшей печатью удивления, непонимания и скорби. Не страха, страха там не было. Он слишком любил Альбуса, чтобы по-настоящему бояться. Чтобы осознавать, как серьезно то, что с ним происходит. Разве любовь не лечит? Геллерт Гриндевальд до конца своей жизни оставался до ужаса наивен в своем неведении. — Пойдем со мной, ты должен это увидеть. Альбус всхлипнул, но поднялся на ноги, повинуясь настойчивой ладони Геллерта, его теплым уверенным касаниям. Он добрался до спальни, на ватных ногах обогнул письменный стол и медленно потянул на себя нижний ящик. Замок щелкнул, узнавая хозяина. Геллерт подставил ладонь, на которую из темных недр тайника выкатилась волшебная палочка. Узловатая, длинная и тонкая, целиком в шишкообразных наростах, словно ревматоидный палец ведьмы из детских страшилок. Бузинная палочка, которой Геллерт Гриндевальд так мечтал обладать. Альбус в ужасе уставился на собственную ладонь, привычно сжимающую рукоять Старшей палочки. Он поднял невидящий взгляд на Геллерта, потянулся к нему, но не посмел коснуться — так и замер с протянутой в пустоту рукою. — Где мое сердце, Альхен? — прошептал Гриндевальд нараспев, кривя губы в мучительной усмешке. Черты лица его дрожали, иссекаясь сотней сотен лиц, в которые Геллерту не суждено было воплотиться. Альбус сморгнул слезы с ресниц и прошептал сдавленно и хрипло: — Там, где душа моя. — Ты убил меня? — Геллерт стоял перед ним и ему снова было шестнадцать. Он улыбался так ласково и нежно, что Альбусу захотелось его ударить. А потом выколоть себе глаза и вспороть горло, лишь бы больше не видеть этой улыбки. — Я убил тебя.***
В старом доме Дамблдоров было темно и пусто. Половицы давно рассохлись, а ступени лестницы шатались так, словно готовы были проломиться под любым неосторожным шагом. Томас затеплил слабенький люмос, поднимая огонек повыше, осматривая покрытый густым слоем пыли коридор. — Вы знаете, что мы ищем? — шепотом спросил он. Торкуил лишь кивнул и решительно перешагнул порог, оставляя в бархатном море на полу следы своих шагов. Без всякой брезгливости он схватился за перила, не думая о том, сколько старое дерево оставит заноз в его ладони. Лестница стонала и скрипела под подошвами его ботинок. Томас помедлил, зачем-то заглянул на кухню, но ничего кроме запустения там не обнаружил. Осознав, что остался на первом этаже совсем один, Спекхарт опрометью кинулся вверх по лестнице и едва не влетел шефу в спину, затормозив в последний момент. Трэверс стоял перед дверью в чужую спальню. Дверь выглядела так, словно ее только что прикрыли: ни пыли, ни плесени, ни следов ржавчины на ручке. Словно прошло не десять лет, а мгновение. Золотой знак, глубоко выжженный в плоти дерева самой магией, тускло светился в темноте коридора. Треугольник. Круг. Вертикальная черта. — Это… — Чары консервации, — подтвердил его догадку шеф, поводив палочкой над ручкой. — Сильнейшие, что мне доводилось видеть. Томас поежился, непроизвольно отступая на шаг. Он не знал, что ждет их за дверью, но подсознательно, подспудно догадывался и от этой догадки все переворачивалось внутри. Умирало. Торкуил трижды стукнул по двери палочкой, набросил сеть диагностических чар, подернул плечами и взялся за ручку. Механизм провернулся беззвучно, словно замок смазали только вчера. Трэверс медленно толкнул дверную створку и помедлил, прежде чем шепнуть тихое: — Люмос. Томас успел мельком увидеть выражение его лица, прежде чем шар света отделился с кончика палочки и проплыл внутрь, освещая пространство. Никогда до и никогда после он не видел подобного на лице шефа. Никогда вовек. Они были там. Все трое. Словно марионетки сидели за накрытым к ужину столом. Спокойные, застывшие, умиротворенные. Словно живые. Три могильных камня, под которыми зияла пустота. Точно такая же зияла в жестяном сердце Альбуса Дамблдора. Точно такую он силился заполнить всю свою жизнь, но так и не смог осознать — как.