Exclusive By Levi

      После возвращения домой с убойной вечеринки, открывшей в Леви второе дыхание, распереживавшийся мужчина практически не спал и ничего не ел. Он хотел заполучить этого громилу с невероятной выдержкой и концентрацией любой ценой, даже если бы это все же стоило Эрвину одной из почек. Но слишком зацикливаться на этом было нельзя, а еще совершенно невозможно было сидеть на коврике перед дверью в кабинет мистера Смита и ждать, когда закончатся все необходимые переговоры по телефону. Коко́ и Сиси́ сопровождали хозяина во всех его сложностях, стойко и четко ускоряя процесс «выкупа» танцора из клуба своим синхронным воем.       — Он согласился прийти на собеседование, дорогой.       — Отлично!       — Но что мы можем предложить ему на данном этапе? Ремонт в помещении только начался, ему даже тренироваться будет негде.       — Ты можешь не генерировать в своей голове тупые вопросы, Эрвин? Ты еще не подкинул мне проблему, а уже думаешь за меня о способах ее решения.       — Но ведь…       — Без но!       Леви потряс указательным пальцем перед лицом посиневшего от усталости и грусти Эрвина и гордо удалился в свои покои, прихватив с собой так и не переставших выть собак. Ему необходимо было подготовиться к сегодняшнему вечеру, потому что останавливаться только на одном бриллианте Аккерман не собирался.       Надо было отдать должное Смиту — строителей и ремонтников он завез в подвал городского суда примерно через пятнадцать минут после того, как ему вручили ключи от всех дверей. Процесс реорганизации пространства длился уже два дня, но Леви еще в глаза не видел, что творится с его пыточной, потому что от одного только вида пыли вполне себе мог впасть в транс, из которого вывести его мог только всунутый в руки меч и вид отлетающих в разные стороны голов несчастных, устроивших беспорядок. Зато он наслаждался выбором обоев и покрытия для барных стоек, не покидая наблюдательный пост под дверью кабинета Эрвина. Ей богу, купить мэра оказалось проще, чем никому неизвестного вилятеля задом.       Но азарт гнал Аккермана вперед и он совершенно не мог ждать не то, что окончания ремонта, а даже его логического начала. Поэтому собирался посетить второй клуб, грея в душе мысль, что полоса везения для него пока не сменится дорожкой из похоронных венков.       В «Прародителе» контингент был попроще и помоложе, поэтому Леви решил облачиться в свой самый лучший наряд, чтобы в толпе едва переваливших возраст согласия красавчиков сойти за своего. Он натянул на себя атласный красный костюм, состоящий из укороченных брюк и мягкого пиджака. На ноги водрузил замшевые лоферы, сшитые для него на заказ из кожи какого-то заморского то ли гиппопотама, то ли крокодила. Облился с ног до головы подаренной ему Порко на внештатную бар-мицву туалетной водой с ароматом чая, в который нассали коты, и с наслаждением оглядел себя в зеркале. «Не больше двадцати шести», — подумал про себя Аккерман и с видом победителя выплыл в коридор.       Господин Смит уже ожидал его у двери, послушно нарядившись в видавший виды спортивный костюм, чтобы изображать, ни больше не меньше — телохранителя. Почему Леви не мог пойти в клуб с Райнером, исполнявшим обязанности личного секьюрити Эрвина вот уже много лет, мужчина не понял, но спорить с супругом не решился, ведь в слове «телохранитель» слишком много букв.       Клуб встретил их полной посадкой и Аккерман лишь самодовольно скалился, оглядывая соседей по сегодняшней тусовке, пока пробирался к личному столику, расположенному у самой сцены, который администратор на радостях «отложил» для четы Смитов на этот вечер. Плюхнувшись на диван, Леви распахнул полы своего пиджака, чтобы продемонстрировать чуть прикрытый прозрачной тканью сетчатой рубашки поджарый торс, и деловито положил ногу на ногу. Величественным жестом новоиспеченный стриптиз-магнат велел местному гарсону принести ему напиток, приготовленный с учетом основ всех законов кошера. А следом жадно уставился на сцену, как будто там уже что-то происходило. Эрвин лишь вздохнул и пошире расставил ноги, стоя за спиной Аккермана. Все же бодигардам не положено восседать на плюшевых диванах вместе с работодателями.       Первые два часа выступлений Леви откровенно скучал. Он сидел, лениво подперев рукой щеку, пил коктейли из розового молока и шипучки, названные в честь каких-то там островов, и фыркал на каждого нового артиста, бороздившего сцену. Он уже порывался было уйти, когда очередной плохо подготовленный к выступлению мальчик сверкнул стрингами с люрексом и прозрачными крылышками над ягодицами, встав в позу собаки лицом далеко не в зрительный зал, но какая-то невидимая сила удержала его на месте. Как оказалось позже, остался он в святая святых не зря.       Софиты осветили сцену красным и по помещению прокатились первые аккорды песни для нового выступления. Медленная, но ритмичная музыка сопровождалась миганием лампочек, так что зрителям пришлось присмотреться, чтобы понять, что на танцпол выскочил артист. Леви казалось, что вся его сила и мощь ушли в зрение, потому что он напряжения его натурально перекрутило. Он всматривался в происходящее на сцене, дрожа каждой клеткой тела.       Если бы у него спросили, какими наводящими словами он бы мог описать слово «секс», то Аккерман принялся бы описывать движущего по танцполу парня. Он перемещался от одного борта сцены к другому, как самый сладкий наложник в гареме, фаворит султана. Он извивался, словно смертоносная кобра, вытворяя бедрами и животом такое, что у Леви мгновенно спазмом скрутило всю паховую область. Одетый в приталенный иссиня-черный комбинезон из мягкой бархатной ткани парень практически плыл над полом, сливаясь с музыкой в ритме похоти и готового взорваться экстаза. Каждый новый шаг был наполнен развратом в чистом виде, блестящие чешуйки комбинезона переливались в красном свете, огибая тело дополнительно и создавая вокруг танцора дымку, похожую на вуаль. Ступни венчали классические джазовки, даже ничем не украшенные, но этого не требовалось, ведь парень просто блистал и сам по себе, и за счет удивительного наряда.       Загадкой оставалось, как выглядит его лицо, ведь нижняя половина была скрыта маской. Тканевая маска, натянутая от подбородка до самой переносицы, полностью покрытая стразами и шипами, сверкала под беспощадными лучами софитов. Невероятно большие глаза фантастического оттенка зеленого были выделены ультрадлинной стрелкой, выполненной в восточном стиле, что преображало взгляд и делало его глубже. Эта восточная сказка, эта блудница вырезала бы на теле и сердце Леви свои инициалы, если бы они не были заняты Смитом. На особенно старательном движении головы лопнула резинка, которой были собраны волосы танцора, и по его плечам рассыпались каштановые волны, походившие в таком освещении на оперение райской птицы.       Когда в треке прозвучало слово «свобода», стриптизер резко дернул вниз молнию на груди, и верх комбинезона разделился напополам, представляя обзору гладкую оливковую кожу и татуировку мандалы, занимавшую почти половину груди. Парень упал на колени и выгнулся в мостик, демонстрируя каждую особенность напряженных бедер и паха, давая возможность сидящим к нему боком зрителям оценить его гибкость и плавность каждого движения. Каждый из присутствующих хотел бы сейчас стоять над этим фантастическим созданием и впитывать любой его вдох, выдох и полустон. К моменту начала второго куплета песни большая часть зрителей, официантов, барменов и охранников, включая и заведенного до предела Леви, была ментально трахнута парнем, у которого даже не видно было лица.       Он катался по полу, как накачанная валерианой пантера. Жилистое тело, изворотливое и гладкое, не могло похвастаться внушительным объемом мышц, но было невероятно сильным, потому что выдерживать такую нагрузку без должных тренировок просто невозможно. Ладони в тонких кружевных перчатках скользили вдоль каждой впадинки и выпуклости, при этом бедра не замедляли своего движения ни на секунду. Леви пришлось вцепиться своими собственными ладонями в коленки, чтобы изгнать образ извивающегося на них стриптизера, успевшего полностью отстегнуть верхнюю часть комбинезона и остаться в брюках, которые моментально сползли ниже подвздошных костей и обнажили часть начисто выбритого лобка.       Идеальные восьмерки, описываемые бедрами, вознесли бы на небеса даже самого закоренелого импотента. Зал стонал под ритм песни, танцор ласкал себя на глазах толпы, пораженной его личным вирусом похоти. Волны, создаваемые его телом, были мягкими, плавными, жеманными, нарочито вульгарными, и это замылило Аккерману взор, ведь наблюдателем он был профессиональным. И именно профессионализм подсказал ему, что в этой картине должно было насторожить, но не бросилось в глаза сразу: парень ни разу за время своего перфоманса не подошел к шесту.       Возбуждение Леви моментально ушло в мозг. Он прищурился и обернулся назад, чтобы взглянуть на супруга. Казалось, Эрвин остался единственным, кого извивавшийся на сцене уж не смог привлечь своими ужимками. Он смотрел четко на Леви, скорее озадаченно и вопросительно, чем возмущенно, что мистера Аккермана вполне себе устроило. В свое время он согласился выйти за Смита не зря, видит Иисус. И дело было вовсе не в помолвочном кольце с бриллиантом в шесть карат, вовсе нет.       Вернувшись к созерцанию танцевального номера, Леви окончательно сдулся, потому что завершить выступление падший ангел решил именно на шесте. Неуклюже прокрутившись вокруг него, он резко подпрыгнул, практически сталкиваясь с пилоном носом, а после полез наверх, как обожравшаяся бананов обезьяна. Аккерману даже страшно было представить, как это божественно создание будет спускаться вниз, но зачем представлять, если можно один раз увидеть? Парень покатился к полу, согнувшись в неизвестную букву, оттопырив зачетный зад, но выглядело это жалко и убого, а не возбуждающе. Леви был уверен, что если бы танцор обкатал пилон так же, как пол и окружающий воздух, то он бы кончил прямо в дорогущие брюки, даже не прикоснувшись к себе. Но вид кряхтевшего от натуги артиста, пусть и не растерявшего привлекательность своего тела, окончательно Аккермана отрезвил и вернул в реальность.       Однако Леви был воистину гениальным человеком. Поэтому очередная идея легко скользнула в его голову и к тому моменту, когда соблазнительный Эрос покинул сцену, на руках у хитрожопого Аккермана уже был полностью готовый к реализации план. Нужно было только уладить одно недоразумение.       — Попроси администратора провести нас к гримеркам, — выплюну он в Смита, как только музыка в зале перешла в разряд расслабляющей. До следующего выступления оставалось не больше десяти минут, и Леви планировал успеть разобраться со всем до пересменка.       — Дорогой, я…       — Не вынуждай меня применять правило «Трех Пи», Эрвин.       Правило «Трех Пи» обычно выбивало Смита из рабочего графика примерно на неделю. Оно гласило, что в случае спора или непослушания с его стороны, его ждет: провокация, подчинение и пиздец. После нескольких демонстраций правила в действии, Эрвин соглашался на любые условия, чтобы избежать этого вновь. Потому, кивнув для приличия и воодушевленно улыбнувшись, он направился в сторону администраторского стола, чтобы договориться о небольшой шалости.       Мужчины крались к гримерным, словно юные натуралисты, выслеживающие навозного жука посреди прерии. Администратор, получивший в нагрудный карман своей форменной жилетки сумму, способную кормить его целый месяц, шепотом намекнул, что только что выступавший танцор занимает гримерку в самом конце длинного коридора и никогда не запирает дверь. Леви решил воспользоваться возможностью в полной мере, чтобы вложить в практически полностью собранный им паззл недостающую деталь.       Они остановились напротив двери и оба приложили уши к деревянной поверхности, склонив лица друг к другу. Аккерман показал супругу кулак и Эрвин сделал вид, что понимает, что значит этот жест. Леви провести всегда было сложно, поэтому затылок Смита снова подвергся атаке ребром ладони, а следом довольный своей выходкой Аккерман указал на дверную ручку, на которую неплохо было нажать еще тогда, когда они убедились, что парень находится в гримерке.       Эрвин осторожно приоткрыл полотно и просунул половину лица вовнутрь, чтобы осмотреться. В помещении не горел верхний свет, только гримерное зеркало освещало пространство мягким светом круглых лампочек, расположенных по периметру. Танцор сидел на пуфике напротив оного и антикварной расческой с длинной ручкой медленно расчесывал отливавшие медью волосы.       Его стан, изящный и точеный, был облачен в ярко-красное кимоно, и волны, создаваемые тканью, ласкали едва движущееся тело, подобно маслу. Силуэт казался размытым и гротескным, но все же невозможно было не заметить, как утонченно, но в то же время строго парень выглядел на фоне окружавшего его антуража. Эрвин напрягся, увидев заинтересованный взгляд Леви в сторону стриптизера, но мгновенно расслабился, когда его муж едва слышно прошептал:       — Мне нужно такое кимоно, малыш, и срочно.       Аккерман называл мужа малышом примерно никогда, поэтому все органы чувств у Смита моментально отключились. А если бы он все же больше контролировал себя, то заметил бы, как в гримерке вспыхнул верхний свет и танцор повернулся лицом прямо к ним. И то, что его супруг побледнел и схватился за сердце, заметил бы тоже.       Аккерман что-то говорил, но Эрвин не слышал. Видел шевеление губ и беспомощно просил повторить. Леви показал пальцем в распахнутую настежь дверь и под вопли ошалевшего от неожиданности артиста повторил:       — Эрвин, купи!