You can leave your hat on

Сяо Чжань вздыхает. Он устал, у него затекла шея от того, что он долго находился в одном положении, но он очень-очень доволен. Ему несказанно повезло с этим заказом. Почему старый граф Гримани выбрал именно его, не слишком известного китайского художника и реставратора для заботы о своих Гварди, загадка. Возможно, узнал о нем от общих знакомых? Ха-ха, учитывая, насколько в разных кругах они вращались. Или видел его работы в сети? Трижды ха-ха. Но откуда-то всё-таки узнал, и свято веря в миф, что китайцы отличаются аккуратностью и педантичностью, пригласил именно его. И теперь Сяо Чжань изо всех сил старается оправдать его веру и часами возится с картинами, расставаясь с ними только, чтобы поесть и поспать (недолго). И живёт он вместе с ними — в роскошном палаццо Гримани на Большом Канале. Иногда Сяо Чжань завидует сам себе. Особенно в такие моменты, когда он уже сделал все, что собирался за день, а солнце ещё стоит высоко в небе, и он, сняв забрызганный краской халат и переодевшись в костюм, стоит у распахнутого окна и планирует прогулку. Взгляд его скользит по ясному небу с лёгкими пёрышками облаков и зелёной ленте воды, по которой туда-сюда шныряют катера, обыденно плавают лодки и театрально рассекают волну гондолы. Одна такая, украшенная позолоченными морскими коньками, как раз зависла под окнами. Она пропускает большой неуклюжий вапоретто, набитый туристами. Гондольер на корме терпеливо ждёт, лениво шевеля длинным веслом. На этом участке всегда оживлённое движение, зато нет поворотов и можно особо не напрягаться. Он везёт одного-единственного пассажира. Это довольно странно, обычно все катаются парочками или группами. Для одиноких туристов существуют специальные прогулки, они собираются около причала Санта-Мария-дель-Джильо и тоже катаются вместе. Сяо Чжань это знает, потому что сам так делал. Экономно и весело — с незнакомцами нет нужды разговаривать, но можно с ними за компанию поахать от восторга и подпеть старику-певцу с аккордеоном, который их сопровождает. Выводит классические «О, sole mio» и «Santa Lucia», обе неаполитанские, но не важно. Сяо Чжань даже подружился с этим пожилым певцом, Луиджи. Тот с истинно итальянской непосредственностью восхитился его голосом и знанием языка и теперь всегда машет ему, когда проплывает мимо. Сяо Чжань с любопытством разглядывает любителя одиночества. Подмечает, что на нём практически такая же шляпа, как на гондольере, с черной лентой вокруг тульи, и что он очень молод. Забавно. Видно, купил по приколу. Хотя солнце в Венеции в апреле уже достаточно яркое и многие защищаются от него, но преобладают обычные бейсболки. А шляпа, да ещё на парне… это интригует. Хотя Сяо Чжань и близорук, но у него острый глаз художника. Он подмечает малейшие детали, ну когда удается их разглядеть. Сейчас он во всеоружии — в линзах. В них удобнее работать, они не сползают с носа, как очки, когда он наклоняется над картинами, в них шире поле зрения. И он прекрасно видит необыкновенную красоту, которую не в силах скрыть поля шляпы — точеное лицо, пухлые губы, роскошная длинная шея. На парне бледно-желтый пиджак от Шанель и белые брюки. В глубоком вырезе майки виднеется гладкая светлая кожа груди. Сяо Чжань может любоваться вволю. Он сглатывает внезапно набежавшую слюну. Ах, какой стыд. Хорошо хоть, никто не видит, как он облизывает взглядом незнакомого парня, случайно увиденного из окна. Незнакомец поднимает голову и его темные-претемные раскосые глаза ловят взгляд Сяо Чжаня. Тот пытается отпрянуть вглубь комнаты, но у него не получается. Эти глаза цепко держат его. Он растерянно моргает. Парень в гондоле улыбается ему открытой, совершенно детской улыбкой и снимает шляпу. Машет ей приветственно. — Чао! Звучит забавно, как будто котенок чихнул. Сяо Чжань не в силах произнести ни слова в ответ. Внезапно рядом раздаются щелчки фотокамер. Детская улыбка гаснет, сменясь серьезным, даже мрачным выражением лица. Парень напрягается, бросает на Сяо Чжаня полный сожаления взгляд и отворачивается. Гондолу нагоняет катер, в котором два оператора сгибаются под тяжестью аппаратуры. — Простите, господин Ван, мы задержались. Кто же знал, что тут такой траффик. Маленькая флотилия постепенно отдаляется. Сяо Чжань отмирает, сердце его отчаянно бьётся. Вот что это такое только что было? Он расстегивает душащий его ворот рубашки, снимает пиджак. Нет, гулять он в таком состоянии не в силах. Лучше вернуться к работе, она его отвлечет. Но мысли не слушаются и упорно возвращаются к господину Вану. Должно быть, он известная личность, скорее всего, медийная. Сяо Чжань не следит за китайским шоу-бизнесом, редко бывает в сети. Он часто переезжает с места на место и его интересуют в основном отзывы о бюджетных отелях. Иногда выставки, и то не все. Свое свободное время он целиком посвящает живописи. Он бы и рад был заниматься только ею, но на это не проживёшь. Его пейзажи покупают, иногда он получает заказы на портреты, но как реставратор он гораздо востребованнее. Особенно в таких местах, как Венеция, где просто поле непаханное. Его уже ждёт следующий заказ — обновить фрески в одной из многочисленных церквей города. Будет лежать на спине под потолком, прямо как Микеланджело в Сикстинской капелле. И скрючит его так же. Но до этого ещё далеко, а пока на его попечении эти малыши кисти Франческо Гварди. Тот по бедности покупал самые дешёвые краски невесть у кого на обычном рынке и все художники и ценители искусства прочили, что его творения не протянут и несколько лет. Но ошиблись. В восемнадцатом веке даже дешёвка была хорошего качества и картины до сих пор были в неплохом состоянии. Возможно, этому способствовали их маленькие размеры. Самое сложное было воспроизвести их необычный мерцающий колорит. Искусствоведы долго спорили, как Гварди удавалось его добиться, пока кто-то не догадался, что он просто плохо промывал кисточки. Смешение частичек разных красок и создавало этот эффект. Сяо Чжань вновь принимается за работу, но образ парня в шляпе не даёт ему покоя. Он тщетно пытается доказать самому себе, что тот своей необычной внешностью затронул его творческую натуру. Да, было бы здорово написать его портрет. И не только… Он отвлекается и сильно царапает палец скальпелем. В испуге отдергивает руку — не хватало ещё заляпать кровью бесценную картину. Тянет палец ко рту, но чувствует резкий запах краски и качает головой. Совсем крыша поехала. Нет, поплыла… следом за гондолой с морскими коньками и ее одиноким пассажиром. Сяо Чжань тщательно моет руки, заливает ранку антисептиком, и даже не морщится при этом. Налепляет пластырь. Физическая боль немного приводит его в себя. Такое случается с ним впервые. Вообще-то он очень внимательный и аккуратный и нужно действительно сильное потрясение, чтобы он стал таким неуклюжим. Он задумчиво смотрит на свой палец, но вместо него видит темные глаза, пухлый рот и шляпу. В голову лезет песня Джо Коккера «You can leave your hat on». Эта песня уже давно чуть ли не королева стриптиза. Интересно, старина Джо вкладывал в нее именно такой смысл? Скорее всего, да, хотя Сяо Чжань и не помнит весь текст. Но ведь он сотни раз видел такие шляпы на гондольерах и ему в голову не приходило ничего подобного. Несмотря на то, что многие из них (гондольеры, а не шляпы) были очень даже симпатичные. После того, как он, по обоюдному согласию, без сцен и слез, расстался со своей невестой, его вообще никто не привлекал — ни девушки, ни тем более парни. Он посвятил свою жизнь искусству и все было хорошо… до этого дня. Он мотает головой, пытаясь отогнать глупую блажь. Та упорствует. Сяо Чжань закусывает губы и работает до тех пор, пока перед глазами не появляется красная дымка. Он решает сжалиться над ними. Приводит все в порядок, снимает линзы, капает таурин и с облегчением жмурится. Сгущаются сумерки, но ему лень зажигать свет. Наконец, он собирается с силами, пересекает гостиную размером со взлетное поле провинциального аэродрома и щелкает выключателем. Люстра под потолком вспыхивает гранями аметистового венецианского стекла. Сяо Чжань сочувствует прислуге, которая взгромоздясь на стремянку, регулярно протирает эту махину. Первое время Сяо Чжань старался не проходить под ней, боясь, что она свалится ему на голову, но потом привык. Осмелел настолько, что предложил помочь, уповая на свой высокий рост, но на него замахали руками — «Синьор Джанни здесь не для этого» Он возвращается к дивану, находит свой телефон и как раз тянет руку к очкам, лежащим на столике рядом, когда под окном опять слышится это «чао», похожее на чихание котенка. Нет, на этот раз оно больше похоже на мяуканье. Звучит мягче и как-то просяще. И очень интимно. Сяо Чжань вздрагивает всем телом и чуть не роняет очки. Телефон он всё-таки роняет, но тому все нипочём. Чжань чувствует себя персонажем корейской дорамы, который в ошеломлении грохает свой Самсунг о булыжники мостовой, а камера крупным планом показывает неубиваемый бренд. Он нервно хихикает, вскакивает и бежит к окну. Слащаво-розовый фонарь под ним освещает поднятое к нему милое лицо и пресловутую шляпу. Надо же, даже не переоделся. Испугался, что Сяо Чжань его не узнает? Плавательное средство вон сменил. Теперь это не гондола, а обычный катер. И парень в нем совсем один. Он что, умеет им управлять? А права? Сяо Чжань в этом не разбирается. А вот с полуголой грудью ничего не стоит простудиться. Венецианская весна обманчива, днём она полна солнца и цветущих глициний, а к вечеру от темной воды каналов ощутимо тянет прохладой. Сяо Чжань начинает беспокоиться. Как поступить — кинуть этому неразумному куртку или пригласить в дом? Курткой он боится промазать, а дом — чужой и в нем полно ценностей. Дилемма. Парень под окном, господин Ван (Сяо Чжаня ещё не привык называть его так) ухмыляется ему криво, но невообразимо привлекательно и говорит. — Не выйдете, чтобы познакомиться? Сяо Чжань недоуменно моргает. У него нет ключей от двери, выходящей на фасадный причал дворца. Он никогда ею не пользуется. Он взлохмачивает волосы, задевает порез и от боли в голове проясняется. Произносит, запинаясь. — Вам нужно повернуть в боковой канал и причалить у первого же моста. — Хорошо, — кивает господин Ван и его улыбка становится шире. Сяо Чжань ловит себя на том, что улыбается в ответ. Он в панике бежит в свою комнату, скользя по паркету, натягивает бесформенную теплую толстовку. Ещё хватает куртку и очень кстати подвернувшийся под руку лёгкий шарф. Не чуя ног, сбегает по лестнице, ведущей к двери на мостик на боковом канале. Господин Ван уже там. Стоит, небрежно опираясь о перила. — Славный домик, — говорит он вместо приветствия, — вам идёт. Сяо Чжань мгновенно смущается. — Он не мой, — бормочет он во избежание недоразумений. Будь парень итальянцем, Сяо Чжань бы решил, что он суперэлитный жиголо. Из тех, кто женится на миллионершах. Но он китаец, да и катер со съёмочной группой… И у него такой прямой честный взгляд. Только очень тяжёлый, да. Он поспешно протягивает куртку. — Становится холодно, а вы… не думайте, она новая, — нервно добавляет он. Ага, только вчера купил за пять евро на благотворительной распродаже. Хорошо, не успел срезать ярлыки, но все равно позорище… предлагать такое человеку, с ног до головы одетому в Шанель. До Сяо Чжаня только сейчас доходит, что на ком другом этот светло-желтый пиджачок выглядел бы неуместно. Но господин Ван сияет в нем как маленькое солнышко. Смотрит ласково на Сяо Чжаня, берет куртку и накидывает ее на себя. И свет его только усиливается, хотя куртка темная. Говорит «спасибо за заботу» и внезапно начинает смеяться. От этого икающего смеха — в нем есть что-то и от радостной гиены и от всполошенной чайки, Сяо Чжань внезапно смелеет. Вытаскивает шарф из кармана толстовки и говорит, удивляясь сам себе. — Такую шею надо беречь. Ласкать и лелеять, — хочется ему добавить, но на это его смелости все же не хватает. Смех становится ещё громче и он такой заразительный, что Сяо Чжань не выдерживает и тоже начинает смеяться. На них оглядываются туристы. Сяо Чжань берет себя в руки и называет свое имя. — Ван Ибо, — представляются в ответ. Сяо Чжаню имя кажется смутно знакомым, но точно вспомнить он не может. Хотя и так ясно, что при такой внешности и харизме Ван Ибо актер или модель, а скорее всего, и то и другое. Они бесцельно бредут по узким венецианским улочкам и болтают обо всем на свете. Даже не замечают, когда переходят на ты. Сяо Чжань угадал верно. Ван Ибо актер и танцор и приехал в Венецию на европейскую премьеру своего фильма. Чжань ахает — к своему стыду, он об этом ничего не знает, но Ибо отмахивается. — Ничего особенного. Вторая главная роль. Но Сяо Чжань видит, что парня распирает от гордости. Он говорит, что ему очень хотелось бы попасть на эту премьеру… если можно, конечно, и Ибо обещает принести ему билет. И начинает светиться так, что сумерки становятся намного светлее. Сяо Чжань рассказывает о своей работе. Ибо слушает его, чуть ли не раскрыв рот. Чувствуется, что ему все это в новинку, но он задаёт вполне разумные вопросы, демонстрируя редкую сообразительность. Сяо Чжань гордится им. Внезапность этого знакомства его уже не смущает. Он даже начинает задумываться о судьбе и предопределении. В своих блужданиях они внезапно выходят к дворцу Редзонико. Несмотря на довольно поздний час, ворота во внутренний двор и парк все ещё открыты. Охранник, который знает Сяо Чжаня, приветственно кивает ему и сообщает, что в музее сегодня прием для спонсоров. Сяо Чжань ведёт Ван Ибо знакомиться с местной достопримечательностью — фонтаном, в котором живут два здоровенных карпа кои — один золотой, другой неожиданно тёмно-синий. Кроме них, там же обретается ещё и семейка небольших черепашек. Сяо Чжань помнит этих карпов, когда они были ещё малышами, лет эдак двадцать назад, когда он в детстве впервые попал в Венецию. Он приветствует их, как старых знакомых. Они высовывают усатые морды из воды в надежде поживиться. Ван Ибо фотографирует их и восхищённо восклицает. — Какие здоровенные! — Туристы раскормили. — А знаешь, Чжань-гэ, — Ибо прищуривает один глаз и пристально смотрит на Сяо Чжаня. Тот вздрагивает и от «Чжань-гэ» и от этого взгляда. Ибо делает театральную паузу и сообщает. — Ты на них похож. Особенно на золотого. — Такой же толстый? — шокируется Чжань. — Нет. Такой же яркий. Сяо Чжань искренне удивляется. Нет, он знает, что он красивый, но никогда не считал себя ярким. Ван Ибо робко берет его за руку. — Прости. Для тебя, наверно, все это чересчур быстро. И нагло. Но у меня проблемы со временем… и с общением… Я хочу спросить, — он сильнее сжимает пальцы Чжаня, — ты не против со мной встречаться? Сяо Чжань ошеломленно молчит. В выразительных глазах Ибо появляется умоляющее выражение — ну точно щеночек, которого гонит от себя любимый хозяин. И пока Сяо Чжань пытается собрать разбежавшихся мысли, его рот, повинуясь сердцу, говорит «Да» А потом добавляет совсем уж бесстыже. — You can leave your hat on.