Одинокий

      Рассерженно глядя на Убуяшики, Санеми почувствовал, как в его спину вонзается осуждающий, но по-прежнему мягкий взгляд светло-пурпурных глаз. Кочо никогда не казалась Шинадзугаве уверенной и твёрдой девушкой. Скорее наоборот — она словно хрупкий цветок, чей стебелёк так легко оборвать. Но он не считал это чем-то плохим, ведь Канаэ никогда не была слабачкой.       После разговора с Оякато-самой он испытывал дикий стыд. За все свои слова. И вновь он не мог заглянуть в эти расстроеные глаза, и вновь он безмолвно отводил взгляд. Санеми постарался с ней не встречаться — но девчонка оказалась настырной. Но... он не мог отвергнуть старшую Кочо. Он не хотел более видеть этот разочарованный взгляд...       Они виделись часто. Слишком часто. При этих встречах Санеми часто неловко молчал, слушая трепет столпа цветка. Канаэ была немного болтливой — но болтала она как-то сдержанно и мягко, так приятно и тихо. Он смотрел на неё заворожённо — кажется, девушка и не замечала его смущения... Но это было и не важно. Каждая секунда, проведённая рядом с Кочо была тёплой и... ласковой. Он не чувствовал подобного с тех пор, как почила его мать.       С каждым разом в Шинадзугаве просыпалось странное чувство. Такое дикое, полыхающее. Оно было похоже на то, что он ощущал к своим братьям, сёстрам и матери, только гораздо сильнее. Он мало что понимал, но кажется, это чувство было приятным, и...       Запрещённым. Ведь все те, к кому он подобное испытывал умирали. Умирали так часто и быстро, что кажется, Санеми уже перестал считать...       Мир стал для него чёрно-белым. Буквально... С тех пор прошло много лет, но лишь при Канаэ он приобретал хоть какие-то краски. Смутные, блёклые, но краски.       Они сблизились. Очень сильно сблизились. Не раз столп ветра глядел на свои руки — грубые, с постоянными шрамами; и руки Кочо — мягкие, нежные. Мужчина ни за что не дотронулся бы до них...

Если бы она сама этого не захотела бы.

      Он помнил тот миг, когда охотница погладила его по кистям. "Такие холодные" — и сжала их у себя. Тело Санеми дрожало тогда, как осенний лист. Сердце билось быстро-быстро — и она это заметила, но... лишь лукаво улыбнулась.       И... он Шинадзугава смог доверить ей свои тайны.       Смерть матери. Смерть братьев. Смерть Масачики... Вокруг одна смерть. В этом безумном мире есть только смерть. Неожиданно по лицу охотника потекло что-то мокрое. Он коснулся своей щеки и с удивлением отметил, что это... слеза. — Я такой слабый. — Санеми-сан, – она коснулась его плеча: её голос звучал неожиданно твёрдо. – Плакать – не значит быть слабым. Слёзы делают нас сильнее. – Канаэ призадумалась. – И просить помощи не значит быть слабым. Чтобы попросить помощи нужно быть очень сильным.       Воцарилось молчание. Шинадзугава вглядывался в эти уверенные, светло-пурпурные глаза.

***

      Он ждал, что как всегда встретит Канаэ с миссии. Он ждал, что они как и всегда тепло поприветствуют друг друга. Он ждал, что она придёт и вновь подарит ему свою радость.

Но он так и не дождался.

      Он дождался лишь того момента, когда помогал нести младшей Кочо тело ее старшей сестры. В мире снова стало как-то пусто.       "В этом мире есть только смерть. И только отчаяние."