Зимние игры в жмурки

Ятия сидел и наслаждался жизнью, попивая обжигающе горячий сбитень и время от времени добавляя к нему кусочек рахат-лукума с маслом пепельной розы. Сбитень был сладко-пряным, лукум – просто приторно сладким, и все местные считали такое сочетание опасным для здоровья. На что Ятия мог бы возразить, что они просто не сидели в лучших чайханах Кед Барду, где пишмание подается с пластинками розового золота, а вместо меда – уваренный гранатовый сок, да только Ятия в них тоже не сидел. Куда ему. Такого, как он – и на порог не пустят, ни за какие деньги. Воровское отребье (как будто он сам такой судьбы себе хотел), его в лучшем случае вышвырнут, а в худшем сдадут городской страже. Всем же и так понятно, что этот чернорукий задумал, поглядывая на уважаемых господ. Простую истину, что воры (особенно, если они и не воры – вернее, не более воры, чем, скажем, купец на базаре) тоже хотят пить чай со сластями, в голову этим высокомерным никакими силами не вбить. Что и говорить, Ятия свою родину ненавидел всей душой. За все, что ему пришлось на ней испытать: нищее детство, когда единственной мечтой было поесть вдоволь, тухлая вода – а другой ему было не достать, выбор – гнуть спину на палящем солнце или стать на кривую дорожку теней. И потом тоже: за необходимость отдавать почти все заработанное (а иногда и награбленное) то страже, то гильдии, то еще кому - мало ли над головой бедного безродного мальчишки-беженца «честных» людей. Что бы он ни делал (добро или зло), в ответ получал только презрение, побои и вечный страх оказаться подставленным своими же. Хорошо, что еще одним отличительным качеством людей в Сухих степях была лень и расчетливость. Так что когда Ятия сбежал в Расколотые вершины, то на него махнули рукой. Ну да, вроде бы надо было за ним послать и в назидание другим покарать, но это же в Киовашад, а то и дальше тащиться. То есть, обошлась бы гильдии смерть Ятии минимум в пару тысяч серебром расходов, а принес за все время гильдии Ятия тысячи три (а была бы его воля – вообще ни с чем бы оставил). Куда ни посмотри – невыгодная сделка. Так начался долгий путь Ятии по поиску своего места в жизни. Как говорят – когда ты чужак, то все лица вокруг угрюмые. Ятия это прочувствовал на своей шкуре сполна. Будь его жизнь в Кед Барду чуть более терпимой, то, скорее всего, вернулся бы он – уж слишком Расколотые вершины были местом суровым. И все же была одна действительно значимая причина, почему Ятия остался в Киовашаде – здесь всем было категорически наплевать на его прежнюю жизнь. И на татуировки на лице плевать. И на манеры, и на речь и на все плевать. Чужак же. Какая разница, что он там говорит, если за него поручиться некому. Впрочем, Ятии особого признания и не требовалось. Главное, что пока он вел себя добропорядочно, в таверне ему подавали еду и застилали кровать, торговцы не отказывали в услугах, местные не звали стражу, а стража сама по себе не замечала его, пусть бы он на голове по торговой площади ходил. Чужак же. Впрочем, в Кед Барду он тоже был чужаком, хоть и родился в этом городе (матерью его была беженка из Гуулрана), поэтому местные – и варвары, и просто исконный люд Сухих степей – с неодобрением и подозрением смотрели на него. Там издревле не любили чужаков. Здесь же чужаков скорее игнорировали. Даже хозяйка единственной таверны, Саския, стала как-то выделять его из потока немногочисленных посетителей только пару лет спустя – и потому только, что Ятия на вечер не двойной эль заказывал, а пряный сбитень. Пряный сбитень и плошка вечного рагу. С точки зрения местных – дурость полная, потому что это живот набить, а не отрада души. Ятия не переубеждал. Дурость так дурость, но закон он не нарушает. Выслушивал же он по этому поводу от знакомцев регулярно. И поскольку побирался Ятия всякими мелкими делами и доставками, то круг знакомых получался не таким уж маленьким. Та же Саския заказывала у его специи и рецепты, ну и расспрашивала, что там нового в Кед Барду или даже Геа Куле по части гостеприимства, кузнец принимал всякую мелочь на разбор, алхимик порой заказывал редкие ингредиенты, даже с Собором получилось выстроить неплохие отношения – паломников вот сопровождать доверяли. Среди прочих знакомцев был и Волькскагехульд. Знакомство с ним состоялось при весьма странных обстоятельствах – Ятия тогда лазил по пещерам в поисках чего интересного, и в одной нашел раненного молодого варвара. Ничего и никого более в той пещере не было – выходило, что юноша умудрился чуть не убиться на ровном (почти) месте. И уйти бы Ятии спокойно, но начавшаяся метель заставила его остаться в пещере. Вольк тогда не заткнулся ни на минуту за всю ночь. На Ятию вылился поток историй, жалоб, восхвалений, перечислений имен, родословных и, наверное, какое-то заклинание, иначе Ятия не мог себе объяснить, почему по итогу он пошел с Вольком в соседнюю пещеру за каким-то старым камнем с руническим символом. Самое смешное - они просто пришли, взяли камень – и ушли. Без драки, без лишних слов, хотя Вольк и порывался залезть в боковые коридоры, но Ятия от его трепа уже устал. Зато по возвращению Волькскагехульда и Ятию в деревне осыпали благодарностями, накормили и, всунув в руку Ятии весьма тощий кошель, спокойно отпустили. Ятия так и не понял, что это было, но решил, что раз уж претензий ему не высказали, то, верно, так и надо. Ну а Волькскагехульд с тех пор считал Ятию своим лучшим другом и порой озадачивал очередными странными просьбами, которые, однако, обычно несложно выполнялись. В этот раз, когда Ятия снова отправился в Кед Барду за новостями и товарами, Вольк примчался с просьбой достать ему пару женских серег. Что требовалось: изумруды, в каждой – нечетное количество камней, но не более девяти, узор золотом, обязательно цветы и листья, но среди цветов не должно быть лилий или ирисов, но чтобы выглядело богато, в степном стиле и не меньше ладони в длину. Ятия хотел было уточнить, что в степном стиле не может быть лилий – только тюльпаны и лотосы, но вовремя передумал, поняв, что придется объяснять разницу между тюльпаном, лотосом и лилией, при том, что ничего из этого Вольскагехульд, скорее всего, не видел, потому что на Расколотых вершинах для этих растений слишком холодно. Но заказ есть заказ – серьги Ятия нашел, и на его вкус они были просто превосходными. Да и ювелир, который проверял изумруды на чистоту, тоже признал, что золотой мастер постарался. Так что Ятия сидел в таверне, пил сбитень, ел свежий еще лукум (даже лукум из тех, что поинтересней, в Кед Барду вору купить – та еще задачка, порой действительно проще своровать), разговаривал с Саскией и ждал Волькскагехульда. Это был долгий холодный вечер, что так обычен для зимы на Расколотых вершинах. Весело трещали поленья в очаге, пахло наваристым рагу, стукали глиняные чашки, что Саския носила гостям. За своим маленьким столом Ятия сидел один, закутавшись в войлочную, пропитанную олифой епанчу и натянув шарф под ней чуть ли не на глаза – не для того, чтобы скрыть позорящие следы работы на гильдию, а потому что, несмотря на огромную печь и очаг, сквозняки были уж слишком сильными. Порой к нему подсаживался кто-то - заглянула сестра Октавия, честно выдержала пару кусочков лукума и, пожелав удачи, ушла по делам. Заглянул управляющий покойного Доннана, сдержанно кивнул и пропал. Заглянул стражник Боза и пожаловался, что у «Толстой гусыни» снова украли вывеску, но хоть это не его проблемы. Кудомила сокрушалась, что посыльные до Менестада снова добираются по несколько дней. Торговка диковинками Лизвет продала пару шепчущих ключей. И так далее. Ятия уже начал дремать и раздумывать, что пора бы идти в свою комнату, поскольку погода и днем была дурна, а уж по ночь и вовсе испортилась. Как говорили в здешних землях – когда видишь белую ночь, знай, что это колдовская буря, которую накликали друиды песнями. Судя по силе ветра, у всех друидов Скосглена был какой-то большой праздник. Короче, если Вольк не раскошелился на свиток портала, то ждать его уже не стоит – никто в такую погоду в здравом уме по трактам не поедет. -О, привет, Мышь! – входная дверь с трудом отворилась и впустила, как показалось в начале, ожившую кучу снега. Но потом гость как-то по-собачьи отряхнулся, и оказалось, что Вольк и здравый смысл, видимо, не очень близки. -Мышь, хм, - Саския поставила на стол к Ятии плошку рагу и внушительную глиняную кружку эля. – Все, я ушла, еды не будет, эль у помощника заказывай. Мышью Волькскагехульд называл Ятию по причине того, что не мог никак запомнить правильно имя своего друга. Не давалось оно ему. Сложное, говорит, слишком, запомнить трудно. Ятия обреченно надеялся, что когда-нибудь он это сможет понять и объяснить для себя. -Хороша погодка, бодрит, - Вольк сел и жадно принялся за рагу, пока Ятия осторожно разворачивал бархатный отрез с серьгами. -О! Красота какая, - Вольк от вида серег даже есть перестал. – Ну, спасибо, все, Хьердис точно мое предложение примет. Жениться хочу, понимаешь. Девицу себе присмотрел. Девица – огонь! Загробника голыми руками завалить может – представляешь? Да ей даже с рыцарями ужаса тягаться не сложно. Красивая – не описать. Как взглянет – как дышать забудешь. Ятия осторожно покивал головой, заодно раздумывая о том, как бы намекнуть Вольку, что такой, несомненно, выгодной и приятной партии дарить, наверное, стоит оружие там, или коня боевого. А никак не серьги. Ну правда, что, девица себе серег не достанет? В Кед Барду у женщин много сложностей, но уж взять под руку отца, брата или мужа и раз в месяц-два спустить у ювелира с пару сотен монет – это свято. Если, конечно, это дама ведет честную жизнь. И ходят потом эти женщины, укутанные от палящего солнца, но укутанные так, чтобы все могли видеть и переливы опалов на браслете, и алмазы, что сияют как звезды в серьгах, и резной гребень с инкрустацией черным жемчугом и красным золотом и что еще себе они выпросили. Как Ятия с этими украшениями намучился – кому бы рассказать. У младшей жены его тогдашнего покровителя в гильдии глаз был как у сокола. Ни одного нового камня на улице она не пропускала, все замечала и требовала порой себе именно то ожерелье или то кольцо. Ну а Ятии именно эти вещички в доход гильдии никто не засчитывал. Так бы там уже пару сотен тысяч было. Но тогда бы за ним точно послали бы. Пока Ятия этот все думал, Вольк говорил, и говорил, и говорил. -Так вот, хочешь – пошли вместе, ты ж точно еще на фестивале не бывал – а должен. Собор все это не одобряет, ну так что Собор. Мы тут дольше живем, что нам Собор сделает. А коли мы больше всех зимних гарантов наберем – нас чествовать будут, пирог печеный в подарок и выбирай из призов что хочешь. Ну и представь – я серьги Хьердис вручаю, она ж хвастаться будет, и все узнают, что никто лучше тебя на Расколотых вершинах в украшениях не разбирается, - Вольк допил одним глотком эль. – Ну что, пошли? Ятия задумался. Так-то оно так, да не так. Ведь что за фестиваль – Ятия благополучно прослушал. -Ну хорошо, коли волнуешься, сестру мою возьмем, - было видно, что Вольк вознамерился во что бы то ни стало уговорить приятеля. – Бьяркастормур, если что, нам каши сварит и факелы понесет. Ну? Согласен? Ятия подумал еще немного и ударил по протянутой ему ладони, скрепляя договор. Ладно, сходит он на фестиваль. Не любит он, конечно, шумные праздники, но вряд ли тут будет как в Кед Барду. Это там от фокусников, циркачей и торговцев сладкими камушками не протолкнуться. Утром Ятия нашел записку под дверью своей комнаты, где Вольк советовал выспаться, поесть крепко и тепло одеваться. Где-то на этом совете Ятия заподозрил неладное. Но так как спать весь день он и так собирался, то особо планы праздник не нарушил. Ну, в Кед Барду тоже есть вечерние праздники – свет факелов создает атмосферу, нет палящего солнца, да и многие вещи в темноте куда проще спрятать. Проснулся окончательно Ятия уже после заката – но что длина зимнего дня, когда светает после завтрака, а темнеет перед обедом. Подмораживало знатно – хоть окно было крепко закрыто ставнями, но от него веяло холодом. Несмотря на это, на улице раздавалась музыка, гомон голосов и смех. Подумав, Ятия сменил суконный зипун на кожух из овчины. Лютая зима. Что вообще в такое время можно праздновать? Еще и на открытом воздухе? Ладно в таверне – танцы и еда согревают. Но на площадь зачем тащиться? На площади уже собирался народ – и хотя было людно, а кроме этого, стояли жаровни, где пылали сухие дрова, теплее от этого Ятии не становилось. Украшена же площадь была своеобразно. Из знакомого были гирлянды с флажками – но это везде так украшают. На земле снег утоптали и выложили круглыми камешками, что собирались в причудливые спирали и целые лабиринты. В центре огромного лабиринта стояла колонна, собранная из толстенного отполированного дуба без кроны, вместо которой были прямо в дерево вставлены разнообразные рога и навешаны страшноватые маски. На древесине дуба тоже были вырезаны и выкрашены спирали и какие-то символы. -Мышь! Ты вовремя! – по спине Ятии пришелся щедрый приветственный удар Волька, так что Ятия чуть не улетел носом в камешки. – Во, это сестра моя, знакомься. Ятия осторожно прокашлялся в шарф и почтительно поклонился в приветствии, искоса разглядывая новую знакомую. Это была поистине монументальная молодая женщина, на фоне которой Вольк выглядел тощим поджарым мальчишкой. Бьяркастормир была выше брата на полголовы минимум – и на полторы Ятии соответственно. Высокий лоб женщины обрамляли две толстенные косы, спускавшиеся потом до пояса, крепкий и широкий стан был затянут несколькими сыромятными ремнями в ладонь шириной – и все же, казалось, был не сильно уже колонны в центре площади, что касалось груди… Пожалуй, если на нее поставить миску с супом, то место и для ложки с краюшкой найдется, и миска не съедет. Лицо же Бьярки, круглое, румяное, с полными губами и чуть раскосыми глазами было тожественно и строго. В ответ на поклон Ятии Бьярка кратко и по-деловому кивнула. Ятии это понравилось – хорошо, когда женщина умна, молчалива и серьезна. Тем более, если к этому еще и прилагается столь восхитительная внешность. Будь они сейчас на празднике в Кед Барду, то Бьярка бы выслушивала патоку комплиментов от торговцев – что кожа ее как персик, лицо как луна, что глаза ее цвета миндаля сияют ярче весенних звезд, что брови как крылья ласточки, а уж сама госпожа подобна спелой дыне, вся такая же полная, округлая и сочная, а уж губы как два лепестка розы… -Смотри, смотри – Хьердис, - Вольк прервал размышления Ятии резким тычком в ребра. – Красавица моя! Ятия проследил за влюбленным взглядом и из вежливости согласился. Хотя выглядела эта Хьердис как мужик, да что там, видал Ятия даже стражников поизящнее. Челюсть квадратная, взгляд мутный, как у обкурившегося головореза, ухмылка наглая, волосы как солома прошлогодняя, а голос как у галки. И вот этой серьги? Золотые? В ладонь длиной? Воистину, мужчину любовь лишает разума. -Мед, хмельной мед! Подходите, наливайте! – раздался первый крик торговца. Толпа резко дрогнула и пришла в движение – желающие согреться потянулись к телеге с бочками, которую со скрипом притащили на площадь. -Гаранты, зимние гаранты! Храбрецы, кто пойдет за гарантами, берите маски! Воспойте тепло жизни и прогоните зиму! – заголосил уже бард. Ятия осторожно посмотрел в ту сторону – вроде Вольк как раз что-то про гаранты и говорил. Вольк же любовался своей зазнобой издали. Ну да, у зазнобы и братья были под стать. Из тех, кто за косой взгляд удавят и не засомневаются при этом. Бьярка неодобрительно хмыкнула и, решительно взяв брата за ворот, буквально встряхнула его. -А? О, действительно, пошли, а то опоздаем, - Вольк смутился, поняв, что выглядел глупо, и тут же потянул их в сторону стола, где стоял бард. Откуда тут вообще взялся бард, Ятии было не сильно интересно. Голос у барда был весьма посредственным, бренчал он тоже что-то местное, так что Ятия не стал ждать, пока певец попросит серебрушку за труды, и, получив маску, какие выдавали всем желающим поохотится за гарантами, побыстрее проскользнул прочь. Лишь отойдя на значительное расстояние и разместившись около жаровни, Ятия стал рассматривать выданную маску. Хотя точнее бы назвать ее личиной – сделанная из толстой ясеневой пластины, надетая на лицо под шлем, такая маска могла легко выдержать средний удар меча и не развалиться пополам. Да и прорези в ней были сделаны как у боевого шлема – небольшие для глаз и дыхания. Кроме того, изнури дерево обтянули войлоком, так что маску можно было без труда носить на морозе достаточное время. Что же касается красоты… то маска скорее устрашала, чем украшала. Грубо вырезанное подобие морды было кое-как раскрашено, козлиные рога скрывались под приклеенным мехом и, казалось, росли прямо из головы надевшего. Ну и, конечно, и тут были спирали и кружочки. Но, видимо, никого это не смущало – люди радовались, шумели, делали какие-то ставки, покупали хмельной мед и печеные овощи, пели песни и, похоже, вообще не обращали внимания ни на холод, ни на тьму зимней ночи. -Ладно, нам пора, - это подошел Вольк, довольный и какой-то радостный, и Ятия заметил, что его друг закинул маску за спину, а не надел на лицо. Почему-то это Ятию успокоило. Идея ходить хоть где-то, надев это на голову, вызывала тревогу. Возможно, потому что издали человека в такой маске можно было запросто перепутать с хазра, а то и просто с горным козлом, особенно в сумерках. Ятия кивнул и показал, что он готов. Пока они шли по улочкам Киовашада, Вольк пояснил, что им нужно будет делать. Выглядело все достаточно просто – нужно было найти какие-то замерзшие тотемы и собрать с них разные осколки и кусочки, которые потом обменять на зимние гаранты. А, еще можно было встретить какого-то Красного плаща, и тогда это особо почетно. Он вроде бы должны греться около особого костра. Собственно, кто собрал больше гарантов – тот победил. У ворот их уже ждала Бьярка, которая была, почему-то, без маски, зато держала в каждой руке по кружке. Она молча сунула их каждому из мужчин с видом, не подразумевающим возражений. Вольк в три глотка выпил содержимое кружки и грохнул ее о землю. Ятия не стал глумиться над несчастной вещью (денег и труда все же стоит) и, осушив свою порцию, вежливо вернул кружку Бьярке. Та деловито взяла ее, протерла и спрятала в вещевом мешке, явно польщенная. Отвар оказался горячим, густым и сытным. От него тепло разлилось по всему телу, что даже замерший нос отогрелся, а рукам в варежках стало и вовсе жарко. Ятия под шарфом непроизвольно улыбнулся – а да Вольк-хитрец. Так они, естественно, наберут больше всех – оба знают окрестности Киовашада как свои пять пальцев, и единственной преградой для сбора являлся мороз. А если будет на горке сидеть Бьярка и постоянно варить вот такое пойло, то им хоть всю ночь провести на морозе не проблема. Так что когда за ним с грохотом закрылись восточные ворота, Ятия был в неплохом расположении духа. Но стоило им перейти через мост, что отделял Киовашад от раскинувшихся до самого Скосглена ледяных пустошей, как начались первые неожиданности. Потому что стоило им ступить с камней моста, покрытых символами Собора, на обычную землю, как Бьярка хмыкнула, кинула свой вещевой мешок брату – и обернулась огромным бурым медведем. От неожиданности Ятия аж споткнулся. Это что же выходит… Что Вольскагехульд никакой не варвар, а друид? А он сам, Ятия, умудрился вляпаться в друидский же праздник? Ятия тяжело вздохнул – ох и выслушает он от сестры Октавии. Хоть Собор сильно ослаб, но все же в этих землях влияние имел значительное, и что самое основное – деньги только у церковников и были. Остальные же обходились часто без монет – шкурки или мука, соль или масло, многое здесь становилось куда более выгодной валютой, нежели холодное мертвое золото, которое ну никак не согреет долгой зимой и не накормит голодной весной. Вот только золото оживало в Сухих степях, хотя… мех там тоже берут вполне охотно. Впрочем, уладить спор с сестрой Октавией не составит большого труда – у нее обычно находилось немало деликатных заданий, а Ятия слыл в Соборе малым неболтливым. Более того, Боза однажды со смехом рассказал, что половина стражи и вовсе считает Ятию немым. Ятия только пожал плечами тогда. Что болтать попусту, все равно золота не намелешь, если ты только не торговец. Ну а он не торговец. А вот слушать других – стоило. Хоть как выслушать все, что болтает Вольк – Ятия не представлял. Это же просто невозможно. Но именно поэтому он сейчас и оказался в такой щекотливой ситуации. Вокруг была морозная ночь, в небе ярко светила луна, снег под ногами хрустел, а чуть вдали переливался искорками, словно бы под ним были спрятаны драгоценные камни. Было тихо, лишь где-то вдалеке кто-то выл и лаял, верно, хазра ругали на своем грубом наречии проклятую зиму. Все же остальные живые и неживые забились от холода в свои норы, и вокруг не было ни души. Никого – пока хватало взгляда. В какой-то момент Ятии надоело просто идти. Они уже успели прошагать пару лиг, потратив с добрый час, но ни около дороги, не отойдя от нее, никого не встретили. А ночь не бесконечная. Так что Ятия слепил снежок, кинул его в спину Волька, грустно разглядывавшего снежную равнину, равномерно темную и пустую, и указал в сторону утеса. Вольк непонимающе смотрел на приятеля. -Телеги, - коротко пояснил Ятия. В этой местности не было густого леса, так что, по задумке Ятии, с утеса можно было заметить телеги или путников, пока луна еще не зашла за облака. Ну или хотя бы следы колес и сапог. И, конечно, костер. Вольк с сомнением посмотрел на утес. -Я, конечно, не трус, но как ты представляешь залезть на него? – пояснил суть своего сомнения Вольк. – И тем более слезть. Мы скорее там шею сломаем, если случайно оступимся, хотя ты прав, что надо придумать, как… Прервала поток слов Бьярка, она попросту сбила с ног своего брата, закусила его куртку и потащила по снегу, не слушая яростные возражения. Ятия зашагал следом, довольный тем, что все решилось так просто. Не хватало ему еще час препираться. Забраться на утес было не сложно – Ятия вскарабкался по выступающим камням, уже наверху привязал веревку к крепкому выступу и кинул ее вниз. Пока его спутники поднимались, Ятия осматривал местность и помечал на своей карте интересные места. На северо-западе была колея, пару телег разместилось на востоке, какие-то огни мелькали на юго-западе – и хотя этого было мало, но это было уже хоть что-то. -Вот ты ловкий, - наконец, сзади раздалось тяжелое дыхание и голос Волька. – Ты не мышь, ты-белка. Ятия хотел было сказать, что неловкие воры долго не живут, как вдруг услышал хруст – и увидел, как Вольк беспечно подошел к краю утеса. Пласт льда под ногами неудачливого друида чуть дрогнул, Вольк тут же замер, судорожно пытаясь найти, куда прыгнуть с опасного участка или же за что зацепиться, но, видимо, он оказался слишком тяжелым – и лед стал вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее сползать вниз. К счастью, эта часть склона была достаточно полога, так что Вольк мчался по ней будто на ледяных санках, пока не спустился в самый низ и не влетел в сугроб, нелепо застряв в нем. Ятия снова тяжело вздохнул, в очередной раз удивляясь тому, как Вольк умудряется влипать в неприятности, потом поднялся и обернулся. Огромная медведица сидела, закрыв лапами морду, и было видно, что ей очень стыдно за своего брата. Ятия постарался сделать вид, что не считает произошедшее слишком уж нелепым, и что он даже сочувствует Вольку (что было не такой уж ложью – от одной мысли, что приятель набрал полный ворот снега, у Ятии сводило зубы). Однако когда они спустились, то нашли Волька уже на ногах, разгоряченного закончившейся стычкой и радостного от находки. -Прям на ледяной кокон свалился, - весело пояснил он. – Во, смотрите, тут есть ценные штучки, их собирайте. Ятия осмотрелся. Вокруг валялись ледяные осколки, снег был местами притоптан, местами взбит, а следов крови нигде не было. Хотя Ятия насчитал пять тел. И одно из них было как раз в такой же маске, какая висела у него за спиной. Ятия подошел к фигуре к маске – в груди у неизвестного зияла рубленная рана, но кровь из нее не сочилась. Ятия присел, осторожно потянул за маску, но та словно примерзла к лицу. В итоге только поддев кинжалом и удалось ее снять. Лицо под маской было молодым и явно давным-давно мертвым. Кем бы ни был этот человек, но он сначала крепко замерз, а уж потом получил смертельный удар. -Зима забирает свое, - Бьярка, уже в человеческом виде, присела рядом и посмотрела на несчастного. – Эмунд. -Эмунд? – это уже подскочил Вольк. – И правда он, надо же, три года назад с фестиваля не вернулся, а встретили мы его только сейчас. Надо потом его мамке сказать. Ятия же почувствовал себя неуютно. Почему-то от мысли, что он вообще может стать мертвецом с примороженной к лицу маской, стало в раз холоднее. А уж осознание того, что этот самый мертвец еще и весьма бодро сражается, и вовсе портило настроение. Магию Ятия не любил. Особенно магию, которую нельзя выучить – сам Ятия осилил пару полезных фокусов, но практически никогда ими не пользовался. Но то были именно воровские фокусы – шаги приглушить, заставить тень стать плотнее или даже повторить за ним удар, но уж точно не воскресить замерзшего мертвеца. Да и от магов Ятия старался держаться подальше – еще со времен, когда ему приказали увести одно зачарованное ожерелье у проходившего в Кед Барду огненного мага. Видя, как тот стеной огня расправился с тремя наемниками, Ятия понял, что надо договариваться. К счастью, ожерелье было не самое ценное, а маг – тем еще снобом и лентяем, так что сторговался Ятия на обмен – рассказал, где можно добыть живой стали. Некромантов Ятия обходил стороной, хотя по словам Лизвет, они были в большинстве своем тихими и неопасными. Ятия решил не проверять. А вот теперь друиды. Но это вопрос будущего, а пока надо пережить ночь. Вольк за это время успел собрать названные им ценными осколки, и теперь был полон воодушевления и жажды действий. Бьярка же рассматривала нарисованную Ятией карту. Потом решительно указала в сторону колеи на северо-западе. -Так телеги на востоке, - Вольк был не согласен. – Давайте в круг? Тут немного же. Ятия не стал спорить, хотя «немного» явно было совершенно неправильным расчетом. Бьярка махнула рукой, видимо, зная характер брата. -Да мы все успеем, - попытался убедить хотя бы самого себя Вольк, но цели не добился. Пока они шли, на небе, ранее безоблачном и ясном, стали появляться поначалу легкие, белоснежные, как саван, облака. Они порой заходили на луну, отчего ночь моментально темнела и становилась холоднее и злее. И в этой темноте все чаще проступали высокие ледяные коконы, из которых, если их разбить, выходили с хрустом и каким-то тихим звоном замерзшие мертвецы. -Ну, все веселее идет, - Вольк, разогнувшись и зевнув, отряхнул рукавицы. – Мешочек уже полный. Только вот спать хочется. Надо на север, куда вы хотели, поворачивать. Ятия с тихим ужасом поймал себя на таком же желании. Хотя время только-только за полночь перевалило. Может, будь он крестьянином или иным ремесленником, то, может, и не удивился бы. Но уж вора не испугать бессонной ночью. И двумя, и тремя. Да и спал он сегодня до обеда – и никак не мог бы устать столь сильно. Вот только глаза буквально слипались. Голова тяжелела, как после хмельного меда, шаги становились все громче… Ятия украдкой достал из подсумка небольшой хлебец с порошком кусачей ягоды – и на минуту это проверенное средство подействовало, разогнав жжением сонливость и взбодрив. Но спустя минуту усталость навалилась с трехкратной силой. Что-то не то было с этой ночью. Какое-то злое колдовство разливалось в воздухе, отравляя холодную тьму. Ятия посмотрел вверх – и правда, синий бархат неба затягивали тяжелые иссиня-черные тучи. -Метель будет, - негромко сказала Бьярка. – Прятаться надо. Ятия быстро огляделся, прикидывая, где лучше переждать непогоду. Его мысли прервал странный звук, который Ятия вначале принял за трещотку гремучей змеи (и даже удивиться успел, откуда тут она могла бы взяться). И только потом опомнился и понял, что они влетели прямиком в засаду хазра, и это никакая не змея, а шаман, что призывает падших и прочие мерзости. Отточенным движением, давно доведенным до идеала и вбитым в привычку, Ятия пригнулся к земле, одновременно устанавливая небольшую ловушку с ядом и готовясь к резкому рывку. Всего в паре пальцев от края капюшона в этот момент просвистел тяжелый топор подошедшего со спины противника. Разбираться с этим козлоногим Ятия оставил Волька, а сам в три молниеносных прыжка оказался около первого шамана – и, вонзив ему куда-то в грудь оба своих клинка, откатился в сторону, уходя от града ударов его приспешников. Козлоногий шаман, сбитый с толку, потряс головой, но, увидев, что рана неприятная, но не смертельная, издевательски заблеял что-то на своем мерзком наречии. Ятия же в это время успел добежать до второго шамана и даже заскочить тому за спину. Этот козлоногий резво развернулся и тоже начал плеваться, блея и победно ревя, но Ятия усмехнулся, когда услышал вначале вскрик чуть подальше, а потом увидел, как замер и стал заваливаться на бок более близкий противник. Возвращающиеся клинки были старым, но действенным фокусом. Со смертью шаманов пропала и странная сонливость, но вот черные тучи с неба никуда не делись. Более того, начал подниматься ветер. -Надо идти к гряде, там пещеры, - Вольк обстоятельно собирал осколки и прочие безделушки во второй уже мешочек. – Тут сейчас такое начнется, что костер на открытой местности нас не спасет. Ятия пожал плечами. В пещеру так в пещеру. Так-то ночной прогулки ему уже и хватит, а что победного приза – ну, не в этот год. Жалко Волька будет, но если та девица к нему благосклонна, то и без печеного пирога ответит взаимностью. Да только Вольку это не втолковать было, так что путь к пещере оказался длинным. Они то отходили сюда на пару шагов, то туда, то их отвлекал этот ледяной кокон, то там, казалось, проблескивал огонь, то здесь будто бы виднелся занесенный след, то тут поблескивали ценные осколки – в итоге пещера не приблизилась за часа три ни на локоть. За это время с неба начали падать одиночные снежинки, потом их сменили крупные и мягкие хлопья снега. Это было в чем-то так красиво и уютно, что успокаивало и умиротворяло. Ятия уже привык и к морозному воздуху, и к темноте и тишине. Неспешная рутина поиска и разбивания ледяных коконов тоже перестала волновать кровь, пришел азарт поиска осколков. Ночь казалась бесконечной и доброй. Ятия расслабился – и тут же невидимый зимний противник нанес ему подлый удар. Очередной кокон, казалось – и очередная замерзшая душа, Ятия привычно вонзил в синий лед кинжал… а в ответ ему раздался негромкий ехидный смех и звякнула золотая монетка, упавшая на заиндевелый камешек у основания кокона. А потом еще одна, и еще – и мимо Ятии проскользнула мелкая тварь, тащившая тяжелый мешок, из которого сыпались золотые монетки, выпадали кольца, подвески, амулеты… Ятия обмер от неожиданности, но потом его захлестнула волна азарта и жадности – вот, ну, один прыжок, один удар, и весь мешок алчного гоблина его! Ятия рванул вперед, за петляющей целью, которая каждый раз умудрялась увернуться, отскочить, как-то выскользнуть из ловушки или захвата. А монетки падали, раззадоривая аппетит, звенели кольца, рассыпались разноцветными искрами драгоценные камни. Какие-то вещицы Ятия успевал подбирать, а что-то падало в снег, и Ятия надеялся, что следы не заметет до окончания погони. Но вот точный бросок кинжала пригвоздил уставшего гоблина к дереву, Ятия подскочил и добил демоническую тварь, довольный, взял мешок, обернулся – и понял, что метель началась, а он даже не представляет, где он и где его приятели. Вокруг была белая тьма. Ятия вытянул руку – и не увидел ладони, казалось, стена снега поглотила ее. Ятия даже крикнул – но его крик слился с воем метели. Мерзкий холодок ужаса сдавил дыхание – и слился с уже абсолютно реальным ощущением стылости от ледяного ветра. В мыслях тут же промелькнуло, что вот он, конец, но потом Ятия рассердился. Метель пять мгновений как началась – а он уже испугался. Может, она пять мгновений и продлится. Правда, этого хватит, чтобы все сокровища замести. Ятия похлопал подмерзающими руками – видимо, отвар Бьярки перестал уже действовать – взял мешок алчного гоблина и пошел, подгоняемый ветром, рассудив, что ему все равно куда идти, но против ветра это только силы впустую тратить. Вот только ветер пробирал до костей. Ятия натянул уже шарф на глаза, но дышать все равно было колко. Около носа и рта ткань от тепла выдыхаемого воздуха покрылась коркой льда и только морозила кожу. Но была маска… Ятия вспомнил Эмунда. Но еще пара сотен шагов сквозь метель переубедили Ятию – и вот он стянул маску со спины и решительно надел на лицо. И тут же стало светлее и теплее. И словно бы метель поутихла – а еще вой метели вдруг сложился в печальную, но красивую песню. А уж как легко идти стало! Даже мешок перестал оттягивать плечо. Ятия, воспрянув духом, поспешил к пещерам, надеясь если не найти своих приятелей, то хотя бы переждать там остаток ночи, разведя огонь. И каково же было его удивление, когда он заметил костер совсем недалеко! Ятия глянул на карту – нет, тут не было ничего помечено, но, может, патруль Кающихся рыцарей так же застрял в метель. Ну или Ятия умудрился преодолеть куда большее расстояние, чем планировал. У костра радость Ятии испарилась. Это были не Кающиеся рыцари, не торговцы и даже не разбойники, поджидающие вот таких полуночных гостей. Это были мертвецы и кровавые охотники. На негнущихся от ужаса ногах Ятия подошел к ним, подгоняемый взглядами и жестами огромного загробника, который у них, по-видимому, был за главного. Наверное, когда-то это был великий воин и выдающийся рыцарь, но сейчас на Ятию взирало вместо лица бледное, вздувшееся изнутри пятно, где вместо сгнивших глаз были бурые провалы. Ржавая кираса местами буквально рассыпалась, а когда-то богатые одеяния превратились в куски грязной рванины, где лишь местами проступали следы изящной вышивки. Ятия хотел было что-то сказать – но язык будто прилип к гортани, так что даже звука издать не удалось. Однако, загробник, казалось, был удовлетворен. Указал на мешок – Ятия послушно снял его и открыл. Загробник вытащил одно кольцо, второе, покрутил их, словно полюбовался. Передал дальше какому-то вампиру, что кольца обнюхал и взвесил на руке… Вскоре почти все вещички из мешка вытащили и стали крутить и рассматривать, так что Ятия с грустью понял, что теперь у него осталось от гоблина лишь полсотни монет – и что вряд ли ему все эти вещички отдадут. Как бы ни было абсурдно то, что происходило перед ним, но, похоже, мертвецы искренне радовались обновкам и хвастались перед друг другом ими. И тут загробник замер, а потом указал куда-то в сторону сердца Ятии. Тут же подскочила какая-то мерзотень и ловко выудила сверток, который Ятия вначале и не опознал. Лишь когда сверкнули зеленью изумруды, Ятия понял, что это. Серьги, что он обещал Вольку. Вот только где теперь Вольк? Жив ли еще? И Бьярка… Ох, собрали они зимних гарантов, получили пирог печеный. Загробник же медленно расправил ткань, вытащил украшения и, завороженный, расправил их на своей латной рукавице. И хоть не было у загробника ни глаз, ни бровей, но Ятия понял, что уж больно серьги понравились этому предводителю нечисти, и такой гнев поднялся в Ятии, такая ярость – что вот он, Ятия, их аж из Кед Барду вез, неделю из мастера выбивал уговорами и хорошим торгом, и берег, чтобы их по дороге не украли, и вообще за это дело всем сердцем радел, а теперь все отойдет мертвецу какому-то, которому ни серьги, ни девушки не нужны. Рука против воли потянулась к спрятанному кинжалу – и вот уже лезвие распороло мерзкую рожу загробника. Ятия подскочил к оглушенному противнику, выхватил серьги, потом рванул кинжал и, не дожидаясь, пока мертвец придет в себя и решит, что нужно сделать, убрался от костра. Загробник взревел, пытаясь закрыть закованными в перчатки ладонями порез, из которого сочилась гнилая сукровица, но неуклюжими движениями лишь сильнее раздирал себе плоть. Вампир рядом почуял возможность получить власть над всей сварой – и вместо того, чтобы кинуться на Ятию, кинулся на загробника. Все остальные подтянулись к потасовке, поддерживая ту или другую сторону. Ятия же убрался от костра так быстро, как только мог. А когда спустя лигу остановился отдышаться и попытался для этого снять маску, то понял, что она примерзла к лицу. И что больше никакого холода он не чувствует, только тепло снега и свет от звезд, что почти ослепительный. Неужели это конец? Неужели с первым лучом солнца для него все закончится? Ятия остановился и посмотрел в небо. Ну почему все так? Он всю жизнь бегал от судьбы – и вот к чему пришел. Не сгинул в тюрьме – но замерз и стал призраком в свите Красного плаща. И никто по нему плакать не будет – в отличие от Волька того же, по нему его зазноба хоть слезинку уронит. Если только непутевый друг Ятии еще жив. Хотя… Ятия усмехнулся – если жив, так пусть хотя бы Вольк и покончит со всем этим. И Ятии не мучиться, а заодно пару осколков этот дурацкий друид получит. И пусть будет счастлив. Песня зимы звучала в голове Ятии ясно и ярко. Печальная и долгая, она погружала в глубокую скорбь, да вот только все слезы по несбывшемуся высушил мороз ночи. Ятия следовал этому зову, идя к источнику этой песни, вспоминая украдкой немногочисленные моменты счастья в своей жизни. Скорбную дрему Ятии прервало что-то большое, лохматое, серо-бурое и зубастое. Нечто попыталось укусить Ятию, и, надо сказать, укус почувствовался остро, слишком жизненно и откровенно больно. Ятия в ответ пнул врага, отскочил и стал шипеть от боли и пытаться растереть укушенную руку. -Огонь погаснет! – раздался громовой крик. Ятия оглянулся и правда увидел нечто нестерпимо яркое, но такое горячее и желанное. В два прыжка он оказался у огня и, не обращая внимания на нестерпимый жар, схватил пук сена и кинул в сердце пламени. А потом еще и еще, пока были силы. Несколько раз ему пытались мешать и Ятии пришлось пускать в ход оружие или свои уловки, и Ятия даже не понимал, против кого он обороняется или на кого нападает, единственное, что тогда казалось важным – чтобы огонь не погас. А потом все кончилось – огонь разгорелся, а Ятия провалился в полное боли и жара небытие. Очнулся Ятия на своей кровати, в таверне, с ощущением, что его переехала водовозка, а потом целый отряд тяжелых конников. Рядом с кроватью на колченогом стуле обнаружилась сестра Октавия, которая осуждающе смотрела на Ятию. Ятия с трудом сел на кровати – судя по звукам с улицы, был день. -Слава Отцу! – сестра облегченно вздохнула. – Вот потому я говорила, что небезопасно слушать друидов… Ятия, конечно, был согласен с ней полностью, и даже хотел было пообещать отныне уточнять у всех, кого встречает, являются ли они друидами, но сил на такую браваду не хватило. Но тут в ставни окна ударил камешек. -Твой друг хочет извиниться, - пояснила сестра Октавия. – А уж принимать его извинения – тебе решать. Если захочешь исповедоваться и облегчить душу – я вернусь в Киовашад через четыре дня. С этим сестра Октавия вышла. И буквально сразу в комнату ворвался Вольк. -Ты…это…извини, что я тебя покусал, - смущенно с порога выдал Волькскагехульд. – Там такая мешанина была, что я тебя не сразу узнал. Ятия обреченно вздохнул, принимая тот факт, что его приятель, оказывается, не только друид, но и оборотень. Впрочем, тогда это даже помогло. В ответ Ятия полез здоровой рукой в карман и, вытащив сверток, протянул его Вольку. -Спасибо, - Вольк погрустнел. – Да только все без толку. Послала меня Хьердис. Несмотря на то, что мы стали чемпионами фестивали, что мы ее брата спасли от Красного плаща, что вот я ей серьги обещал. Сказала – ничего мне от тебя не надо, ты мне не мил, а мил мне другой – и знаешь кто? Какой-то фокусник! Напыщенный, весь такой тощий, высокомерный, и то он знает, и это он знает, и с Лоратом Наром дружбу водил, и там был, и все вот это… Ятия сочувственно вздохнул. При всем – Вольк выглядел таким несчастным, что его было жалко, несмотря на предыдущую ночную авантюру. -Я тогда серьги себе возьму? – Ятия нашел в себе силы для этой просьбы, представляя, как обозлится Вольк, когда узнает, что Ятия задумал. -Забирай. Делай с ними, что хочешь. И денег не возвращай, - Вольк тяжело улыбнулся. – Тяжело нам ночка далась. И это… коли силы будут – приходи вечером на площадь. Тебе награду, если что, и так передадут, но все же – при людях честнее как-то. Ятия кивнул. Подождал, пока приятель уйдет, кое-как оделся, достал свой заветный ларец, куда собирал лучшие камни, выбрал оттуда подходящие рубины – и отправился к ювелиру с уговором после спешной работы отослать готовую работу лично в руки. Вернувшись в комнату, до вечера Ятия спал. Разбудила его уже только музыка и гомон – может, хорошая погода, а может, интерес собрали на площади изрядную толпу. Так же, как и в первый день, горели жаровни, кричали лавочники, делались ставки, пелись песни. Ятия постарался незаметно подобраться к Вольку, что виднелся около Барда, но тут его схватили за рукав здоровой руки и потянули куда-то в сторону. -Во, это ж Ятия Счастливчик, - стражник Боза аж раздулся от гордости. – Мы с ним приятели с тех пор, как меня в Киовашад перевели. Столько паломников сопроводил – и все вернулись, все говорят, что человека достойнее не встречали… Ятия, не ожидавший такого потока внимания, покивал, поблагодарил, посоветовал пару торговцев из тех, кто почестнее, ответил, как лучше зелья проверять и еще надавал рекомендаций по мелочи. Боза был в восторге, его слушатели, которых так Ятии и не представили – тоже. Потом его нашла Лизвет и потребовала рассказ о том, как он победил целую свару нечисти – об этом, как оказалось, уже стражники тоже прознали. Потом сестра Октавия попросила содействия по части одного дельца в Керригаре с тамошними друидами. Потом Ятия уже не стал дожидаться следующих бесед и спрятался в тенях, не забыв взять стаканчик сбитня. Так праздник стал куда приятнее. Тем более, что рядом были две матроны, которые отлично комментировали происходящее. -Ты смотри, ты смотри, Лейка новую шубку справила, интересно, это ее младшенький таким охотником стал? -О, а у старого Зивека вон хромота обострилась, глядишь, скоро подмастерье возьмет, куда мы без кузнеца. -Точно, там мы Священный указ не выполним, а Собор за этим следит. Эй, а это что, Лидка настойку продает? -Точно, надо взять будет, хорошая настойка, от нее все хвори проходят. -О, ты смотри, Демьян-оккультист расщедрился и зачаровывает ножи в половину цены. -Да ну его, дурные у него чары, лучше к друидам. А ты слыхала? -А что? -Что Бьяркастормир тут, ну, внучка Айриды Хранительницы мертвых. -Да это ладно, ты смотри, какие у нее серьги! Спорим, жениховский подарок. Ятия чуть выглянул из своей ниши – на площади и правда появилась Бьяркастормир, в нарядном платье, с богато украшенным поясом и большим свертком в руках, явно кого-то высматривая. И да, больше всего внимания привлекали ее новые серьги, где золото дополняло огненную бездонность рубинов. Хорошо же вышло. Уж этой девушке нужно было подарить серьги. А потом, наверное, стоит зайти за отваром. Или проведать Волька. Или там узнать, как дела у маменьки этого, как его, Эмунда. Дня через два, наверное, не ждать же целый год до следующего фестиваля.