Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья / Падая в глубокое синее небо

– И как вы собирались это предотвратить? – Лю Синь вскинул брови. – Зачем именно вам понадобился Цзэмин? Ранее Лю Синь опасался, что прознай Гу Юшэнг, чья именно кровь течёт в этом мальчике, то тут же вознамерится вовлечь его в свои политические игры и перетянуть сильного союзника правящего клана Севера на свою сторону. Безмолвие генералов и полная непросвещённость Тан Цзэмина в отношении того, кем именно он являлся, заставили поверить Лю Синя, что Гу Юшэнг в самом деле не знал, кем был этот мальчик. Однако уже после, когда правда всплыла наружу, Лю Синь не раз задавался вопросом: зачем именно Гу Юшэнгу понадобился Тан Цзэмин, ведь в тот раз, когда на празднике Драконьих Лодок Дянь Цыжэнь провела с ним одностороннее единение душ и показала услышанный тайком разговор между Дун Чжунши и Гу Юшэнгом, Лю Синь собственными ушами слышал, что восточный князь пообещался отдать часть северных земель в ответ на помощь главы вольного города. Если они сражались на одной стороне, зачем было рвать на куски земли своего будущего союзника без его ведома? Если только Гу Юшэнг никогда и не собирался поведывать Тан Цзэмину, кто он такой на самом деле и просто решил прибрать к рукам его Север. Сяо Вэнь безмолвно следил за Лю Синем весь его мыслительный процесс, прослеживающийся в едва сужающихся и расширяющихся зрачках. После чего глубоко вздохнул и спросил: – Помнишь тот меч, который Гу Юшэнг вечно носит с собой и не выпускает из рук? Лю Синь кивнул: – Великий Меч. Сяо Вэнь прокрутил чашу в руке и продолжил: – Таких мечей всего пять в мире, и это далеко не простое оружие, призванное разить демонов своей сталью. Когда в тот раз мы посещали горячие источники, ты видел, как именно сражались Гу Юшэнг и Цзин с помощью этих мечей? Брови Лю Синя немного съехались к переносице, когда он постарался воскресить в памяти тот момент. В ту ночь происходящие события менялись в доли секунды, заставляя Лю Синя метаться из стороны в сторону подобно маленькой лодке в шторм. Быстро пробежавшись по ключевым моментам, он выцепил в памяти сцену, которую он наблюдал под крыльцом. Гу Юшэнг и Цзин переглянулись, враз вонзая в землю свои мечи. Послышался возводящийся звук щелчка, словно одно звено из цепи сомкнулось. На мгновение послышалась оглушающая тишина, словно что-то поглотило все звуки, после чего ударная волна убийственной энергии, вырвавшаяся от двух мечей, рокотом пронеслась по округе, сметая всех тварей разом. Лю Синь распахнул глаза. Когда-то давно он помнил про мощь великих мечей. Духовные силы пяти генералов, которые носили эти самые мечи, могли подпитывать внутреннее духовное пламя, извергающееся из пасти драконов на эфесе, и тогда никто не знал им равных в бою. Но он ничего не знал о их большем могуществе, и что именно могли эти Великие Мечи. На момент начала его путешествия меч Гу Юшэнга был обессилен, как и он сам. Сяо Вэнь пояснил: – Это были всего два меча из пяти, и они были обессилены, как и их хозяева. В былые времена это оружие в наших руках могло защитить наше Царство от вторжения тварей из Призрачного Мира, породив щит невиданных размеров. – Уголки его губ дрогнули в горькой усмешке, когда он покачал головой. – Но в любом случае для нас и для этих мечей всё уже кончено. Без ци они бесполезны и не обладают первозданным могуществом. Гу Юшэнгу, как и мне, должно быть застила глаза сама мысль о возможном шансе возрождения, чтобы спасти земли империи, но в действительности всё это лишь пустые мечты. Я больше не стану заложником амбиций Гу Юшэнга. Сил у пяти генералов больше нет, мечи бесполезны, а его план обречён на провал. Нам нужно искать другой путь. Лю Синь опустил голову, задумчиво проведя кончиками пальцев по столешнице. Сяо Вэнь продолжил, склонив голову к плечу и внимательно глядя на него: – Но для этого нам нужно держаться всем вместе. В Яотине нас разбили, это был полный крах, потому что мы были разобщены. Наши союзы выстраиваются не просто так – это сеть, способная отразить атаку и не дать тварям проникнуть в наш мир. В Яотине был всего один из первых кругов, а их девять. Можешь представить, что будет, если из Тёмного Царства явится кто-то похуже безмозглых тварей первых трёх уровней, а мы и дальше все будем грызться между собой и спорить, кто прав, а кто виноват? – Сяо Вэнь отпил из чарки. – С таким же успехом мы можем и вовсе не сражаться, чтобы ускорить неминуемую гибель этого мира, и просто шагнуть в пасть к этим тварям. – Да, но вы не должны были так натаскивать Цзэмина. Зачем ты выступал «за» такие тренировки? – спросил Лю Синь, повернув голову. – Неужели ты хотел, чтобы по империи скакал ещё один обезумевший из-за своих планов Гу Юшэнг? Сяо Вэнь долго смотрел ему в глаза, решая, вытащить ли правду наружу и пролить свет на прошлое Тан Цзэмина или же нет. В конце концов, Лю Синь шёл по пути избавления Тан Цзэмина от влияния политической и военной колесницы, стараясь дать ему лучшую жизнь, которую он в конечном итоге достиг, став старшим учеником главы Великого Ордена и его первым помощником. Даже сам Сяо Вэнь сбежал со своего поста и дома, отрекшись от всего и уйдя в уединение от тягот и забот, не справившись с тяжким бременем генерала и князя. Так было ли у него право толкать кого-то на военные полигоны и битвы, лишая простых радостей жизни и того положения, которого уже достиг Тан Цзэмин в ордене? Род Тан был презираем многими в империи; гонимый недругами и многие столетия терпящим козни извне за свои более выдающиеся успехи, как на политическом поприще, так и военном. Окажись Тан Цзэмин один на один с подобным противостоянием без сильных союзников, враги его рода непременно пожелают закончить когда-то и кем-то начатое – избавившись от последнего ростка его родового древа. Решив немного повременить и разобраться с этим чуть позже, Сяо Вэнь выдохнул ответ на заданный вопрос: – У Тан Цзэмина нет такого влияния и сил, как у Гу Юшэнга, так что можно не переживать об этом. Лю Синь хмыкнул, почувствовав вспышку недовольства от сказанного, и выпалил: – Цзэмин один раз уже одолел его. В последний день в Яотине он победил его в равном бою, так что не говори о том, что он не силён. Сяо Вэнь округлил глаза и едва не выпустил чарку из рук: – Победил? Юшэнг… ничего не говорил об этом. После этих слов глаза Лю Синя засветились довольством. Хмыкнув, он сложил руки на груди и сказал: – Ну разумеется! Стал бы великий генерал трепаться об этом, ведь его победил тринадцатилетний подросток. Пусть генерал и был ранен, но возраст Цзэмина компенсировал эту неравность. Сяо Вэнь опустил голову и после небольшой паузы усмехнулся: – Надо же... Гу Юшэнг даже будучи обессиленным и раненным на поле брани никогда и никому не проигрывал. Должно быть, поэтому он и тренировал Цзэмина, зная, что рано или поздно тот превзойдёт его по силе. Довольство в Лю Сине померкло, а голос вновь наполнился упрёком, когда он произнёс: – Он чуть не свёл его с ума до такой степени, что Цзэмин слишком поверил в свои силы и не рассчитал, что на его пути могут встретиться куда более сильные противники, чем он сам. Сяо Вэнь после небольшой запинки поднял взгляд и сказал: – Он просто пытался защитить тебя перед старейшинами так, как умел. Разве ты не заступился бы за него, если бы на него посыпались беспочвенные обвинения и грозила опасность? Лю Синь отвёл глаза в сторону и задумался. Разумеется, отголоском разумности он понимал, что Тан Цзэмин действовал из лучших побуждений. Но неужели сам Лю Синь стоил того, чтобы из-за него ставить под удар свою жизнь? Задумавшись над вопросом Сяо Вэня о том, что он сделал бы, посыпься на Тан Цзэмина обвинения, Лю Синь пришёл к вполне чёткому выводу: да, заступился бы, даже если бы ценой стала его жизнь. Ответ так легко возник в его голове, словно кто-то показал ему очевидную вещь, которая всегда была на виду. Он выглядел потрясённым, пока бегал взглядом по столешнице, пытаясь осознать, что и Тан Цзэмин поступил точно также ради него. Лю Синь никогда не придавал себе большого значения и даже не думал, что кто-то может пойти на жертвы ради него. Он просто делал то, что считал нужным и не ждал ничего в ответ. Быстро заморгав, он растерянно пробормотал, словно прося помочь ему разобраться: – Недавно он сказал мне, что за то, что тебе дорого, всегда нужно бороться, и не важно, какова будет цена. Сяо Вэнь мотнул полупустым кувшином и немного заплетающимся языком подтвердил: – Так он прав! Только защищая то, что тебе дорого, можно осознать саму ценность этого слова. Нужно бороться за своё счастье, только так можно сражаться и за благо других, потому что без собственного счастья благо других тебе просто неведомо. – Проследив за реакцией Лю Синя и заметив волнение и сомнение в его взгляде, он спросил: – Ты думал, что он добьется положения и статуса и это осчастливит тебя? Не вышло, верно? Ты потерял себя и не смог жить без него. Лю Синь мигом напрягся и бросил в него острый взгляд. Он хотел было открыть рот, чтобы опровергнуть последнее заявление, но так и закрыл его, не в силах вымолвить хоть что-то. Приняв то решение пять лет назад, он был уверен, что поступает правильно и это принесёт ему облегчение и покой, но в итоге лишь прожил эти годы как во сне, не чувствуя ни вкуса еды, ни дуновения ветра. Мир словно посерел, потерял все краски и вкус с уходом Тан Цзэмина, который, как оказалось, имел для него куда большее значение, чем он предполагал. Видя нерешительность на его лице и глубокую задумчивость, Сяо Вэнь подтолкнул его к ответу, вкрадчиво вопросив: – Ты ведь поэтому остался в ордене, верно? Чтобы хоть так ещё немного ощутить эту призрачную возможность находиться рядом с ним. Лю Синь отвёл взгляд в сторону и недовольно буркнул: – Что за вздор. Заметив, что Сяо Вэнь подпёр рукой свою хмельную голову и выжидательно уставился на него с лукавым прищуром, Лю Синь возвёл глаза к потолку. В конце концов, этот человек слишком хорошо знал его, чтобы даже в безмолвии прочитать его истинные мотивы и мысли. Ему хотелось сказать многое, чтобы поделиться переживаниями последних лет, но он лишь молчал, зная, что человек по ту сторону стола и так прочёл всё это по его взгляду. Луна к тому времени продолжала катиться ввысь, приближая завтрашнее утро и ещё одно тяжёлое обсуждение о произошедшем сегодня. Мазнув взглядом по наполненной чарке байцзю, Лю Синь медленно опёрся руками о стол и встал со словами: – Уже поздно. Раз мы всё прояснили… Сяо Вэнь тут же разволновался и вскинулся: – Уже уходишь? Ещё ведь так рано. И мы не всё прояснили… – Забегав взглядом по столу, в следующий миг он перевёл его на Лю Синя и принялся тараторить: – Есть ещё много вопросов, которые я хочу обсудить. Например… Как ты жил все эти годы? Кто сделал твою маску, шест и сапоги? И почему в нашу встречу в тот вечер ты носил два плаща? Лю Синь растерянно моргнул и вперил взгляд в стол. В их первую встречу после пяти лет на нём в самом деле было два плаща – его чёрный тонкий, и новый белый, подаренный Тан Цзэмином на праздник Зимнего Солнцестояния. В тот день было так холодно, что Лю Синь и сам не заметил, что укутался в две накидки. – Цзэмин… подарил его мне, – приглушённо ответил Лю Синь и про себя добавил: – «Тогда был праздник, а я не купил ему ни одного подарка. Как и всегда». Что-то знакомое укололо в груди. Лю Синь глубоко задышал, поднял взгляд на Сяо Вэня и спросил: – Какое сегодня число? Сяо Вэнь почесал затылок и ответил: – Седьмой день первого месяца. Лю Синь почувствовал, как сердце ухнуло вниз. На душе стало так горько и тоскливо, что он тут же померк глазами и опустился обратно на стул. Спустя миг он опёрся рукой о стол и прижал ладонь к голове, зарывшись в волосы пальцами. С силой зажмурившись, он выдохнул: – В этом году день рождения Тан Цзэмина совпало с праздником Зимнего Солнцестояния. Тогда он всё зазывал меня в город, чтобы под предлогом поиска подробностей о случившемся на этой горе прогуляться по ярмарке, а я всё ворчал и отмахивался. И он даже подарил мне торт и плащ, а я как всегда забыл о подарках. Лю Синь помнил тот стыд, когда Тан Цзэмин впервые преподнёс ему красивую нефритовую заколку, а он в ответ только и мог что приносить извинения перед взволнованным мальчиком. С годами, как оказалось, ничего не изменилось, лишь стыд за собственную беспамятность и глупость стал намного сильнее. Стянув волосы у корней, Лю Синь скривился, словно от головной боли, и приглушённо выдохнул: – Что я за идиот… Цзэмин даже сберёг тот единственный жалкий кулон, который я купил наспех, и никогда не снимал. Даже сегодня он рискнул ради этой железки своей жизнью, а я не сумел сохранить ни одного его подарка, бросив всё в Яотине. – Лю Синь тяжело сглотнул и прикрыл глаза, чувствуя в груди жжение. Сяо Вэнь, уже изрядно опьянев от выпитого, рассеянно моргал, сочувствующе вздыхая. А услышав последние слова вдруг округлил глаза и снял с пояса свою сумку-цянькунь. Лю Синь продолжал сидеть, подперев рукой голову и не замечая копошений друга. – Оглядываясь назад, я вижу, что не слишком хорошо к нему относился и часто пренебрегал им. Сяо Вэнь спьяну уронил сумку и нагнулся за ней, в следующий миг стукнувшись головой о столешницу, когда предпринял попытку подняться. Не заметив дрожь столешницы, Лю Синь продолжил вздыхать, погрузившись в отчаяние и продолжая костерить себя почём зря: – Разве быть накормленным и иметь крышу над головой – достаточно для счастья? Я всё бегал по своим делам, мало проводя времени рядом с ним… Кажется, ему даже приходилось разыгрывать из себя больного, чтобы я побыл с ним чуть дольше. Сяо Вэнь, наконец-то встав, сдул прядь волос, упавшую на раскрасневшиеся щёки, и принялся копаться в своей сумке. – Возможно, такой человек как я действительно не достоин быть рядом с ним. Кому, в конце концов, понравится такое пренебрежение? – выдохнул Лю Синь, не замечая махинаций друга. Когда он начал прокручивать эту мысль, его душу накрыла волна нестерпимой боли, как будто всё внутри начало плавиться под кислым действием вины. – Надо было вернуться в Яотин, чтобы забрать все наши вещи и подарки. Но в последующие дни после побега я не мог ни о чём думать, и напрочь забыл обо всём. При мысли об этом в груди что-то тоскливо затянуло, но вина и стыд были сильнее этого мрачного чувства. Силы мигом покинули его тело, заставив прирасти к стулу. Лю Синь и не знал, как теперь глядеть Тан Цзэмину в лицо. Сяо Вэнь, тем временем закончив раскладывать на столе предметы, что выудил из своей сумки, вновь сдул прядь волос и принялся терпеливо ждать, пока его друг закончит процесс самобичевания. С кислым выражением лица Лю Синь просидел так без малого ещё пять минут, после чего потянулся за кувшином байцзю, чтобы утопить в нём горечь и печаль. Кто бы мог подумать, что разговор по душам и собственный стыд заставят его впервые за пять лет приложиться к бутылке? Протянув руку, он внезапно наткнулся на шершавый предмет, не имеющий с глиняным кувшином ничего общего. Переведя мутный взгляд, в следующий миг Лю Синь резко встал, отчего стул за его спиной с грохотом полетел на пол. На столе лежал ряд до боли знакомых ему предметов, являющих собой его вещи, об утрате которых он только что горевал. Сердце понеслось в груди словно табун лошадей, подгоняемых волком. От внезапно подскочившего давления, Лю Синь почувствовал небольшое головокружение и часто заморгал, стараясь понять, не мерещится ли ему от выпитого крепкого алкоголя белый расписанный горным пейзажем веер в искусно вырезанной коробочке; несколько серебряных и золотых цепочек; кольца; наручи; фероньерки, инкрустированные драгоценными камнями; грелка для рук и его старые дневники, которые он вёл с первого дня работы на Сяо Вэня. Лю Синь судорожно втянул в себя воздух и приподнял плечи, чувствуя, как глаза быстро влажнеют от накативших эмоций. Быстро пробежавшись взглядом по своим вещам, он нашёл прекрасную нефритовую заколку, испещренную серебром и маленькими белыми камнями. Мигом протянув ладонь и вытащив её из небольшой коробочки, Лю Синь осмотрел её со всех сторон, вспоминая каждый изгиб и деталь. Из всех его украшений – эта вещь поистине была самой любимой в коллекции. Лю Синь не знал, сколько тогда часов он провёл за разглядыванием этой искусной вещицы, бережливо оглаживая каждую деталь и не переставая восхищаться выбором Тан Цзэмина. Придя в Яотин, он был не лучше самого обычного босяка, у которого не было за душой ни гроша. Мог ли он представить в прошлой жизни и в настоящей, что однажды сможет носить нечто подобное? Разумеется нет, поэтому в тот день столь богатый подарок поразил его воображение и помог поверить в себя и свои силы. – Сяо Вэнь… – хрипло выдохнул Лю Синь и поднял на друга взгляд. Сяо Вэнь неловко рассмеялся, подливая им байцзю: – Когда я очнулся на следующее утро, то тут же направился в твой дом на улице Инхуа, рассчитывая успеть застать тебя там. Но едва перешагнув порог понял, что ты сбежал из города даже не заезжая за вещами. Я решил, что в ближайшее время ты не вернёшься, а я точно найду вас раньше, так что просто забрал ваши вещи с собой. – Ты… – начал Лю Синь, глотнув воздуха. – Да, я забрал твои вещи, и что? – нервничая, спросил Сяо Вэнь, полагая, что очередной выволочки не миновать. – Не нужно было убегать! – заворчал он и уткнулся в свою чарку. Лю Синь и не думал начинать злиться. В душе за долгое время образовался покой: его друг оказался хоть и глупым, запутавшимся слепцом, но отнюдь не был расчётливым предателем, который намеревался снести ему голову и охотился за ним все пять лет. А прекрасная заколка грела ладонь даже сквозь кожаные перчатки. – Сяо Вэнь, – вновь начал он, смотря на лекаря. – Ну чего? – буркнул тот, отводя взгляд в сторону. – Извиняться не буду, понятн… – Спасибо, – перебил его Лю Синь. Голос его был наполнен искренней благодарностью и теплом, которого Сяо Вэнь не слышал уже слишком давно. Удивлённо вскинувшись, он повернул голову, чтобы встретиться с ним взглядами, и также потеплел глазами, кивнув на слова. Затем внезапно припомнил что-то и тихо рассмеялся: – Цзэмин купил её на деньги, которые я дал ему в первые дни вашего приезда, чтобы он немного погулял по торговой площади и развеялся после тяжёлого путешествия. После он заработал деньги где-то в городе и решил вернуть мне всю сумму, доплатив один золотой сверху в виде процентов за займ. Тогда я удивился и отказался принять деньги обратно, сказав, что это был просто подарок, но он... Сяо Вэнь вновь тихо рассмеялся, умолчав о том, что Тан Цзэмин в тот раз с угрозами атаковал его несколько часов, веля взять деньги обратно и говоря, что подарки своему ифу он будет дарить исключительно на деньги, заработанные им самим. Сяо Вэнь хохотнул, вспоминая угрожающий крик Тан Цзэмина: «Эй, наставник Сяо! Если ты не примешь эти деньги обратно, я разгромлю твою библиотеку, и тебе придётся взять с меня плату за ущерб! Живо забери своё золото!» – В детстве он был таким милым, – рассмеялся он, сощурившись в улыбке. Уголки губ Лю Синя дрогнули в полуулыбке, когда он опустил сияющие глаза на заколку. Вряд ли с его нынешним положением было уместно носить столь богатую вещь, однако само её присутствие принесло в его душу тепло и спокойствие, словно ещё одна деталь его разлетевшегося в дребезги сердца вернулась на место в этот насыщенный на события прошлого день. – Спасибо, Сяо Вэнь, – вновь повторил Лю Синь. – И не только за вещи. Сяо Вэнь смущённо кашлянул и пригубил вина. – Да было бы за что. – Надо будет скопить денег, и купить Цзэмину что-нибудь… – задумчиво выдохнул Лю Синь себе под нос, подгребая к себе остальные вещи. За годы его душистый белый веер нисколько не утратил своего аромата и даже не посерел, мягко ложась в руку. Принявшись играться с ним, наслаждаясь знакомыми щелчками и движениями, Лю Синь не заметил, как внимание Сяо Вэня привлёк его плащ, висящий на вешалке. Сяо Вэнь уставился на него во все глаза, вспомнив слова о том, кто именно подарил ему эту вещь. Многие люди, приближенные к северянам, знали, что на Севере существовал древний обычай: когда князь покровительствовал своему избранному человеку, он приносил в дар плащ и покрывал им его плечи, тем самым обещая защиту и тепло своего дома даже в объятых снегом и покрытых льдом землях. Тряхнув головой и потерев висок, Сяо Вэнь задумался: «Вряд ли подобный обычай имеет место быть в этом случае. Это просто подарок от заботливого воспитанника, не более. К тому же Тан Цзэмин ведь и не знает кто он такой, так откуда же ему знать о древней традиции, которой в прошлом придерживались лишь члены княжеского рода Тан?» Сяо Вэнь медленно отпил байцзю, сверля внимательным взглядом Лю Синя, который перебирал свои вещи. За тысячу лет этот обычай оброс некоторыми изменениями: плащи дарили также и родители своим детям, и божества, принося в дар мантии героям или новым хозяевам северных земель, обещая им свою защиту и покровительство, поэтому причин для подобных мыслей не было вовсе. Не успел Сяо Вэнь выдохнуть от облегчения, как разум подкинул ему увиденную не так давно сцену, где эти двое стояли лицом к лицу на обрыве слишком близко для простой беседы и тем более ссоры. Взгляд Сяо Вэнь медленно округлился, когда мысли пронеслись одна за другой с такой прытью, что он, растерявшись, даже не успел поймать ни одну из них за хвост, чтобы обдумать как следует. Картинки из прошлого наложились одна на другую, заставив его неподвижно замереть с чашей в руке. Резко подняв взгляд на Лю Синя и заметив играющую на его губах улыбку, Сяо Вэнь принялся гадать. Он не раз слышал от Гу Юшэнга о неправильности такой тесной связи. Могло ли его предположение и опасения вылиться как раз в то, чего он так стремился избежать для этих двоих? Тан Цзэмин всегда с теплом относился к Лю Синю: задаривал его подарками, скопленными на собственные средства, и рычал на любого, кто был намерен обругать или опорочить честь этого человека. От Цзина Сяо Вэнь слышал, что Тан Цзэмин то и дело кидался на Гу Юшэнга за сальные шутки в сторону Лю Синя, который тем самым провоцировал его проявить злость и силу, чтобы раскрыть потенциал. Он в самом деле натаскивал Тан Цзэмина как зверя. Ни для кого не было секретом, что одна из людских душ несла в себе частицу сущности зверя. В отличие от прочих обитателей Среднего Царства, северяне куда более были подвержены влиянию своей животной души, нередко принимая в некоторых жизненных аспектах их повадки. В членах клана Тан было многое от зверей; их предки были варварами и даже тысячи лет не искоренили в них некоторые традиции и повадки, присущие лишь древним племенам. Тан Цзычэн перед своей свадьбой однажды сказал: «Волк влюбляется только один раз, так что, будучи отвергнутым, остаётся один на всю свою жизнь». Сяо Вэнь тут же закашлялся и пролил вино на рукав. – Что такое? – спросил Лю Синь, на миг подняв на него взгляд и тут же опустив его на золотую цепочку, которую мягко перекатывал в пальцах. – Кхм… – Взгляд Сяо Вэня несколько изменился, захмелев ещё больше. Даже язык его стал заплетаться, когда он сказал: – Так между вами теперь… Лю Синь непонимающе прищурился и вскинул бровь, стараясь понять, о чём идёт речь. – Вы значит с ним… Ох… Сяо Вэнь не знал, что сказать. Осуждение было не тем, на что он бы пошёл, поскольку его мировоззрение относительно пути великого генерала шло вразрез с мировоззрением Гу Юшэнга. Сяо Вэнь не обрекал себя на одиночество, не ставил во главе своей жизни высшие цели и не требовал этого от остальных. Он был тем, кто ставил превыше всего обычные чувства и саму ценность жизни, которая состояла из простых радостей. В конечном итоге, в душе он всегда чувствовал, что между этими двумя есть особая крепкая связь, которая могла перерасти в нечто большее. Глубоко вздохнув, он спросил заплетающимся языком: – Так между вами что-то произошло той ночью, да? Вспомнив их с Тан Цзэмином ссору, Лю Синь кивнул: – Да. – Вы поссорились, а потом… – замялся Сяо Вэнь, – потом значит… помирились? Лю Синь покраснел, когда воскресил в памяти, как рыдал на плече Тан Цзэмина и дрожал как осенний лист на ветру, цепляясь за его плечи. – Типа того, – выдохнул он и отвёл смущённый взгляд в сторону. Сяо Вэнь, увидев его румянец, нервно поерзал на месте и уставился на него во все глаза. – Хотя он сказал, что не простил меня, и я должен ему за пять лет, – добавил Лю Синь. Сяо Вэнь закашлялся, уронив чарку. – Вот ведь бесстыжий!.. – гневно прошипел он себе под нос, вытирая пролитое со стола. – Добился от него близости и всё ещё не простил!.. – Подняв на Лю Синя взгляд, он резко спросил: – И что, ты никак не отреагировал? Спустил ему все оскорбления с рук?! – Хм, – хмыкнул Лю, вздёрнув нос и сложив на груди руки. – Мне что, пять лет, чтобы дуть щёки? – Помешкав немного, он добавил: – Я от души врезал ему! Сяо Вэнь засветился и одобрительно закивал, стараясь побороть желание вскинуть кулак в победоносном жесте. – Вот и правильно, – похвалил он, покачивая головой. Лю Синь прищурился: – Не вставай на мою сторону только потому, что ты виноват передо мной. Сяо Вэнь опёрся о стол и с улыбкой спросил: – Тебе что, пять лет, чтобы дуть щёки? Лю Синь сделал жест рукой, словно собрался тряхнуть широким рукавом, но, опомнившись, просто указал ей на Сяо Вэня, но так ничего и не сказал, вернувшись к прерванному занятию. Сяо Вэнь, помолчав немного под шорох складываемых вещей, глубоко вздохнул и глубокомысленно изрёк: – В любом случае Тан Цзэмин был прав. За то, что тебе дорого, нужно бороться. Любовь – это не бесконечные жертвы – это борьба. Лю Синь вскинул бровь и подумал о том, что Сяо Вэнь в конечном итоге напился. – А что насчёт тебя? – спросил он, складывая вещи в свою сумку. – Ты о чём? – Как же твоё счастье? – пояснил Лю Синь, глядя, как Сяо Вэнь доливает последние остатки байцзю в чарку, вытряхивая из кувшина последние капли. Сяо Вэнь замер, отчего остатки напитка пролились на стол. Губы его дёрнулись в нервной улыбке, и спустя миг он, словно проигнорировав наводящий вопрос о его любовном интересе, залпом влил в себя остатки алкоголя и ответил: – Я счастлив. Я наконец-то нашёл своих друзей, вскоре у меня снова появится дом и любимое дело. Я…счастлив. Лю Синь заметил, что его пальцы, держащие чашу, напряглись. Поймав его взгляд, Сяо Вэнь тут же понял, что тот разглядел его напускную праздность, за которой было скрыта затаённая боль, и вздохнул: – Не будем сейчас об этом, ладно? Лю Синь понимающе кивнул: – Время уже позднее, пора спать. Завтра нам предстоит решить, что делать дальше. Сяо Вэнь согласно вздохнул. А заметив, что Лю Синь, чуть помешкав, двинулся к двери, не удержался и сказал ему в спину: – Лю Синь, помни, что я не враг тебе. Поэтому даже если ты злишься, не сбегай больше. Мы сражаемся на одной стороне. Лю Синь кивнул, немного помедлив, и уже взялся за дверную ручку, когда очередные слова в спину заставили его замереть. – Ты простишь нас? – Нас? – вскинул брови Лю Синь и повернул голову в профиль. Почувствовав напряжение Сяо Вэня, он добавил: – Полагаю, Гу Юшэнг умолчал ещё кое о чём, произошедшем той ночью. – Крепче сжав дверную ручку, он с нескрываемой мрачностью в голосе добавил: – Он убил Го Тайцюна. Зарубил его у меня на глазах на пороге твоего дома. – О Боже… – сокрушённо выдохнул Сяо Вэнь, мигом побледнев лицом и не в силах поверить в услышанное. – Лю Синь, я не знал об этом. Тем утром я выбежал на задний двор и сразу же отправился к твоему дому. Я не… Лю Синь коротко кивнул и сказал: – Это то, за что я никогда не смогу простить Гу Юшэнга, какими бы великими планами по спасению мира он не руководствовался и каких бы оправданий не находил. Если таков путь, по которому ступают великие генералы, убивая невинных людей, то мне с вами не по пути. Сяо Вэнь поднялся с места и выдохнул, собравшись сказать ещё что-то, когда Лю Синь добавил: – Предашь меня ещё раз, Сяо Вэнь, и я… – Не предам, – быстро сказал Сяо Вэнь и поднял раскрытую ладонь. – Не предам. Лю Синь выдохнул и прикрыл глаза. Прошедший вечер за разговором расставил многие моменты на места, немного разогнав гнетущие тучи над его головой. В конечном итоге, Сяо Вэнь был тем, кому не нужны были слова, чтобы понять его. И он также прекрасно знал, что этот человек был едва ли не единственным, кто так хорошо знал его, чтобы понять его мысли и чувства. Как и сказал Тан Цзэмин и этим вечером подтвердил Сяо Вэнь – они с ним были похожи: вместе пережившие страшные для себя времена и почувствовавшие предательства на своей шкуре. Лю Синь всё ещё помнил, что именно написал в том письме своему другу и до сих пор не отрёкся от этих слов, пронеся обиду сквозь годы и всё же найдя в себе силы дать им обоим ещё один шанс. В конце концов, друга без изъяна не бывает; если искать изъян – можно и вовсе остаться без друга. Посмотрев в окно на почти полную луну, Лю Синь выдохнул: – Оставим остальное на потом. Сяо Вэнь кивнул и приблизился, чтобы выйти вслед за ним и отправиться спать. Лю Синь потянул на себя дверную ручку и распахнул дверь, чтобы в следующий миг замереть, наткнувшись на точно так же застывшую на пороге фигуру. Шэнь Фэйсяо, прижав руки к груди, стоял напротив них с распахнутыми блестевшими от переполняющих их эмоций глазами, круглыми настолько, что чем-то напоминали взор любопытной маленькой птицы. Несколько секунд делая глубокие вздохи, наполненные волнением, и переводя взгляд с Лю Синя на Сяо Вэня, мечась между ними, в конечном итоге он остановил свой взор на князе и вдруг бухнулся перед ними на колени, прижавшись лбом к полу. Брови Лю Синя поползли вверх, пока глаз Сяо Вэня за его плечом нервно подёргивался. В конечном итоге Лю Синь прижал кулак ко рту и сухо кашлянул: – Я в этом не участвую. Приятного вечера, – и вышел в коридор, оставив Сяо Вэня с новой проблемой. Сяо Вэнь растерянно забегал глазами и даже подумывал окликнуть друга, чтобы прибегнуть к помощи, но тот уже скрылся за поворотом. Опустив взгляд на мелко подрагивающего парня, Сяо Вэнь неловко рассмеялся и почесал затылок.

༄ ༄ ༄

Луна уже поднялась на небо, а иней лёг тонким слоем на поверхность двора, отбрасывая сверкающие блики. Лю Синь немного прошёлся по веранде в направлении спален, когда заметил Тан Цзэмина, сидящего на крыльце. Огладив лежащий в кармане веер, он двинулся в сторону парня, и лишь по приближении заметил вокруг него несколько стружек и опилок. Тан Цзэмин, как оказалось, с чем-то усердно возился, орудуя охотничьим ножом. А услышав звук приближающихся шагов со спины, и поняв, кому именно они принадлежали, тут же смахнул со своих колен стружку и отложил сбоку то, что держал в руках вместе с ножом. Подойдя ближе, Лю Синь заметил его сбившийся воротник и небольшие бугры кривой повязки на плече. – Неужели во время ваших тренировок Сяо Вэнь не научил тебя латать раны? – спросил он. Сняв с пояса сумку, он опустился позади него на колени. Чуть повернув голову и заметив его намерения, Тан Цзэмин принялся расстёгивать ремень. – На тебе нет маски, – констатировал он. – Вы поговорили? – Мм, – тихо выдохнул Лю Синь, доставая бинты и мази. Тан Цзэмин стянул с себя верхнюю часть халата, оставшись обнажённым по пояс. Хорошо сложенное тело с твердыми формами, узкой талией и широкими, крепкими плечами оказалось залито лунным светом и выставлено на его обозрение. Даже сидя, Тан Цзэмин был выше Лю Синя, отчего вид на двор полностью закрыла собой широкая спина. Загорелая кожа туго обтягивала жесткие мускулы, которые перекатывались с каждым движением рук Тан Цзэмина, пока он заканчивал возиться с застёжками. Мышцы на плечах были твёрдыми, чётко очерченными и будто отлитыми из стали. Столь же пропорциональными, какие бывают только у статуй, над которыми мастера работают безустанно, не щадя годы и добиваясь идеальности в своём творении. Лю Синь не заметил, что просидел так без малого минуту, шаря глазами по спине Тан Цзэмина, словно, уличив момент, старался изучить каждый цунь этой пшеничной кожи, которая даже на взгляд была тёплой. Он вспомнил, что по прибытии в город, когда он засыпал в той захудалой гостиной в промёрзлой комнате, то за ночь даже ни разу не проснулся, чтобы натянуть на себя плащ. А всё потому, что Тан Цзэмин рядом с ним грел словно пышущая жаром печь, раскалённая внутренним жаром настолько, что могла обогреть собой не только постель, но и весь двор. Кровь северян была на порядок горячей, чем у прочих, что помогало им с лёгкостью переживать лютые морозы их родных земель. Лю Синь же, будучи от природы теплолюбивым южанином, невольно тянулся к источнику тепла, даже если тот находился на стуже. Даже сейчас, забыв свой плащ в мастерской, он невольно приблизился к горячему телу, даже на расстоянии вытянутой руки чувствуя его жар. Блуждая по холмам литых мышц, он почувствовал, что с каждой минутой согревается настолько, что вскоре даже его собственный внутренний жар откликнулся первыми искрами, принявшись согревать кровь в венах и заставляя всё чаще сглатывать слюну в пересохшее горло. Лю Синь смотрел на игру невесомых снежинок на фоне широкой спины и пытался привести в порядок дыхание, ощущения, мысли, но тщетно. Он и не знал, как описать то, что происходило с ним. Казалось, внутри вспыхнул необъяснимый жар, и хватило всего нескольких искр, чтобы пожар от них прокатился до самой горы, где была возведена высокая каменная цитадель отчуждения, хранившая в своём нутре его желания и сокрытые чувства. Лю Синь внезапно разозлился, чувствуя непривычные ощущения внутри, с которыми не знал, как бороться. Ему хотелось прищуриться и сказать: «Почему ты разделся?! Разве я велел тебе снимать одежду? Я бы просто отогнул край!» Но слова так застряли в горле, когда Тан Цзэмин вдруг обернулся, уставился на него сверху вниз пронзительным взглядом и чуть наклонился к нему. Лю Синь мелко вздрогнул, прижав к себе бинты и пару склянок словно в защитном жесте. Он даже не успел сообразить, что тот собирается сделать, лишь подметил, что расстояние между ними внезапно и быстро сократилось, а он так и застыл на месте, не имея ни желания, ни сил сдвинуться ни на цунь. Повзрослевший Тан Цзэмин был весьма хорош собой: правильные черты лица в лунном свете приобрели хищность, а тёмно-синие глаза растеряли свою привычную надменность и холодность, глядя на него сейчас с вниманием и насмешливыми искрами, словно он был настоящим зверем, загнавшим зайца. – Чего тебе? – выпалил Лю Синь, чтобы хоть что-то сказать и разбить внезапную смущающую атмосферу. – Проверяю, не уснул ли там мой мастер Лю, – усмехнулся Тан Цзэмин, сверкая в полумраке глазами. Прочистив горло и проигнорировав жар, приливший к щекам, Лю Синь хлопнул его по здоровому плечу и заставил развернуться. Затем осторожно промокнул бинт в снадобье. Мазнув взглядом по пострадавшему месту, он вновь пробежался по всей спине и заметил несколько синяков. Самая большая рана была на плече, ещё немного кровоточащая без должной обработки. – Будет немного жечь, – предупредил Лю Синь, осторожно прижимая бинт к ране. Ни один мускул на лице Тан Цзэмина не дрогнул, когда плавящая боль растеклась по плечу. Лишь ресницы чуть затрепетали, когда на другое плечо легла тёплая рука. Это ощущение было слишком приятным, чтобы думать о боли – до такой степени приятным, что его тело тут же отреагировало на бережные движения мягкой ладони. Тан Цзэмин прикрыл глаза и шумно выдохнул. – Почему ты не исцелил себя? – спросил Лю Синь, откупоривая другой сосуд. Чуть помедлив, Тан Цзэмин ответил и свел брови к переносице: – Те твари высушили нас досуха, лишив ци и большей части физических сил, – Глаза его на порядок потемнели, наполнившись мраком и обещанием, когда он перевёл взгляд на гору впереди. Лю Синь ничего не сказал. Лишь тяжело вздохнул и принялся обрабатывать рану. Потратив на всё пару минут, он то и дело бросал взгляд на руки Тан Цзэмина, которые тот держал на раздвинутых коленях в расслабленной позе. Ни один волосок не встал на них от ледяных дуновений ветра, тогда как под халат Лю Синя старалось пробраться даже самое небольшое дуновение, чтобы свести на нет всё накопленное тепло. «Неужели в самом деле не мёрзнет?» – с удивлением подумал он и спрятался за спину Тан Цзэмина, заканчивая перебинтовывать рану. Спрятав лекарства обратно в сумку, он поправил халат и спустился на ступеньку, чтобы сесть рядом. Тан Цзэмин неторопливо накинул на себя верхнюю часть одеяний, не став застёгивать ремень и оставив воротник распахнутым. Лю Синь медленно перевёл дыхание, глядя на сверкающий снег. Заметив, что в его поведении нет прежней нервозности, Тан Цзэмин выпустил облегчённый вздох и также повернул голову, чтобы посмотреть на снег. Тишина впервые за долгое время не была наполнена неловкостью, отчего на сердце было легко и спокойно. Несмотря на случившееся сегодня и то, что они лишь чудом спаслись, никому из них не хотелось нарушать умиротворение этой ночи обсуждением произошедшего, словно безмолвие и тишина всё решили за них, намереваясь подарить им момент передышки. Зарывшись рукой в карман, Лю Синь провёл кончиками пальцев по краю веера, ощущая удовлетворение и тепло. – Есть ли то, что ты хотел бы получить или сделать? – неожиданно спросил он, всё так же вглядываясь вперёд. Тан Цзэмин задумчиво нахмурился и повернул голову, чтобы посмотреть на него. Вблизи лицо Лю Синя ошеломляло своей красотой. Немного неуместной здесь, в этом Богами забытом храме, нежной, изящной, но по-своему мужественной, смелой красотой и привлекательностью. Глядя на него в лунном свете, Тан Цзэмин почувствовал, как перехватывает дыхание. – О чём ты? – охрипшим голосом спросил он. Лю Синь вскинул уголок губ и выдохнул: – Чего бы тебе хотелось больше всего? Тан Цзэмин почувствовал острую необходимость прикоснуться к улыбающимся губам мастера, что были цветом в этой ночи словно пара лепестков сливового дерева. Провести по ним пальцем, скользнуть языком и попробовать на вкус. Такими же сладкими они были, как спелая слива, или нужно было ещё подождать? А после смело запустить руку в мягкий сатин чёрных, длинных волос, притянуть к себе и… – Снять с тебя эти чёрные тряпки, – сказал Тан Цзэмин, не отводя взгляд. На двор налетел порыв ветра, сорвав с деревьев листья и лепестки. – Что? – Лю Синь медленно повернул голову, непонимающе заморгав. Тан Цзэмин, поняв, что только что вырвалось из его рта, тут же выпрямился, став походить на боевое копье, и распахнул глаза. В разбитых чувствах после сегодняшнего дня и вкусив поражения, он, как бы ни старался, всё никак не мог взять под контроль бушующие эмоции, отказавшись на вечер от медитации. Протолкнув слюну в сжавшееся горло, он поспешил оправдаться: – Я имел в виду, что тебе не идёт чёрный цвет. Твои белые наряды шли тебе больше. – О… – Лю Синь опустил взгляд на свои колени, обтянутые чёрной грубой тканью. Заметив пятно на подоле, он принялся оттряхивать его, попутно приговаривая, пока Тан Цзэмин метался взглядом по двору, потирая висок: – Их хлопотно стирать, а времени у меня не то чтобы много. После небольшой запинки, Тан Цзэмин, глотнув ледяного воздуха и немного пригасив полыхающий внутри огонь, сказал: – Раньше у тебя находилось время. – Раньше я не был так занят, – улыбнулся Лю Синь и поёжился от холода. Протянув руку, Тан Цзэмин взял свой лежащий рядом плащ и накинул на его на плечи, запахнув края. Не став отказываться от тёплой накидки и не желая идти за своей, Лю Синь закутался в ткань, мгновенно ощутив тепло, словно даже плащ хранил в себе накопленный жар Тан Цзэмина. – Такой занятый мастер Лю, – усмехнулся Тан Цзэмин. – Должен ли я быть благодарен, что такой занятой человек уделил мне немного времени этим вечером? Лю Синь фыркнул: – Молодой господин Тан тоже весьма занятой человек. Кстати, что ты там мастеришь всё время? – Ничего особенного, – быстро сказал Тан Цзэмин, отодвинув лежащий предмет с другой стороны. Но увидев ничем неприкрытое любопытство в глазах Лю Синя, что неотрывно глядел на него, всё же выдохнул: – Она ещё недоделана. Остались лишь штрихи, но всё же. Лю Синь дёрнул уголком губ и продолжил любопытно глядеть на него во все глаза. Вспомнив мечи, выкованные самим Тан Цзэмином, что он видел в его доме, он решил было, что тот мастерит для себя новое оружие, поэтому нестерпимо хотел взглянуть и ничего не мог поделать с этим желанием. Те мечи поражали его воображение своим разнообразием, хоть и были, судя по отношению Тан Цзэмина, выкованы без особой заботы. Тан Цзэмин выдохнул, сдавшись под любопытным, блестящим взглядом и подхватил лежащую сбоку вещицу. Спустя миг небольшой предмет мягко лёг в руку Лю Синя и лунный луч скользнул по гладкому боку чёрной флейты, вырезанной из ветви тунгового дерева. Небольшая гравировка в виде парящих лепестков в переплетающемся потоке ветра была такой тонкой и изящной, что потребовалось бы немало усилий и времени, чтобы вырезать её простым охотничьим ножом. – Сейчас у меня нет денег, чтобы сделать тебе хороший подарок, так что прими пока этот, – усмехнулся Тан Цзэмин, положив руку на заднюю часть шеи. Несмотря на то, что напустил на себя ленивый, беззаботный вид, он внимательно следил краем глаза за реакцией человека рядом с собой, что опустил взгляд и рассматривал сейчас флейту. А заметив, как уголки губ Лю Синя медленно опускаются вниз, тут же спросил, стараясь прикрыть волнение за простым любопытством: – Не нравится? По возвращении в орден я куплю тебе что-нибудь другое. Лю Синю в этот момент хотелось сказать: «Молодой господин, пощади меня и не заставляй чувствовать себя ещё большей свиньёй». Белый веер грел его карман, ощущаясь теплом даже через несколько слоёв ткани. – Я пришёл узнать у тебя, чего бы тебе хотелось, чтобы сделать тебе подарок и извиниться. А ты… – тихо заворчал Лю Синь, любовно оглаживая гладкие края флейты. – Если тебе не нравится – всё нормально, я просто выброшу её и сделаю что-нибудь другое, – сказал Тан Цзэмин и потянулся за флейтой. Лю Синь тут же завёл руку назад и вскинул брови, с вызовом спросив: – Что это ты собрался сделать с моей флейтой? Тан Цзэмин замер на несколько мгновений, после чего опустил голову и тихо рассмеялся. – Хм… – Лю Синь вновь осмотрел флейту со всех сторон, огладив ровные, вырезанные клапаны. Затем прижал её к губам и, набрав полную грудь воздуха, подул. Двор заполонили ужасающие звуки хрипов умирающего животного, мучающегося в агонии. Со стороны мастерской что-то упало. Должно быть, Сяо Вэнь с перепугу выронил несколько чаш. Тан Цзэмин скривился, поборов в себе желание закрыть уши, и вскинул бровь. – Она сломанная? – с недоумением спросил Лю Синь, осматривая флейту. – Ты не умеешь играть на них? – спросил Тан Цзэмин. Увидев отрицательный кивок Лю Синя, он взял флейту и поднёс ко рту, оставив расстояние лишь в полцуня. Уловив тепло, идущее от дульца, которого ещё пару секунд назад касались мягкие губы, Тан Цзэмин вдруг вскинул внимательный взгляд на Лю Синя и в следующий прижался губами к тому самому месту, ощутив призрачную сладость и манящее соблазнение. Лю Синь закутался в плащ и опёрся о балку, чтобы насладиться мелодией. Веки Тан Цзэмина смежились, скрыв искры в глазах, пока сердце заполошно забилось в груди. Двор залила тягучая простая мелодия, переплетаясь вместе с ветром и уносясь ввысь.