Кошка

      Эрик заходит в квартиру и, не включая освещение, швыряет куртку на пол. Много чести этой, провонявшейся кровью и потом, тряпке висеть на вешалке. Интересно, что все-таки состоится раньше: его выходной или конфуз в виде отсутствия чистых вещей? Зайдя в уборную, он наконец щелкает выключателем. Твою мать! Сука! Очередная испорченная форма. Если сутра он, конечно, не успеет отпереть её в химчистку. Кровь, это такая зараза: стоит вещи полежать чуть подольше — всё, считай, выкинул.       Забрызганный алыми брызгами китель вместе со штанами отправляется на пол. К чертям уборку, и вообще весь этот комфорт Эрика всё чаще раздражает. Разве что, душевая по-прежнему радует. В ней он может хотя бы частично смыть этот отвратительный смрад, которым уже насквозь он пропитался — запах смерти.       Лишь один момент в столь любимой процедуре более, чем напрягает: стоя под горячими струями, как сейчас, он расслабляется, всего на мгновение теряет контроль, но этого достаточно для того, чтобы эти проклятые мысли снова лезли в уши, впивались в мозг ядовитыми змеями. Мысли о ней. Глупые мечты и беспочвенные надежды на то, что когда-нибудь ему всё же удастся её приручить, и тогда наконец она будет принадлежать ему одному.       Но снова Эрик выходит из душа, и всё идёт по привычному сценарию: ожидание, мучительное и тягучее, как патока, такая приторно-сладкая, что невозможно проглотить. Стакан с алкоголем обновляется лишь дважды, дальше процесс пития продолжается из горла. Он не знает, не имеет понятия, придет ли она сегодня или, закрывая бар, зацепится за первого, кто попадется на глаза. И такое бывало неоднократно, он в курсе, он видел. После этого он, собственно, и предпочитает принимать алкоголь только дома.       Помнится, одно время он воевал с ней, старался сломать или хотя бы прогнуть, но все его попытки заканчивались грандиозными провалами, и каждая следующая выглядела ещё более жалкой, по сравнению с предыдущей. Поэтому он просто забил и стал пытаться жить дальше своей собственной жизнью, довольствуясь тем, что есть. Безусловно, и сам он не хранил ей верность, но даже самая горячая тигрица по сравнению с этой маленькой независимой кошкой виделась ему пресной, как тофу.       Тихий, едва слышный стук в дверь заставляет сердце молодого Лидера подпрыгнуть к самому горлу. На синем экране электронных часов два ночи. Всё верно, её смена закончилась минут десять назад. Упертая сучка, так и не пользуется ключом, который он дал ей ещё в прошлом месяце. Он поднимается с дивана и плетется к двери, лениво, словно нехотя. При этом мысленно усмехается — сам себя пытается наебать. Слабый свет из коридора заставляет сощуриться. Эрик прислоняется спиной в косяку, почти полностью закрывая массивной фигурой дверной проем.       — Где твой ключ? — складывает руки на груди, закрываясь. Девчонка нарочито шарит по карманам.       — Вот он. Доволен? Я не потеряла.       — Почему тогда стучишь? — девушка не отвечает, пытается втиснуться мимо него в помещение. Тело мгновенно реагирует на столь тесный контакт, и Эрик прижимает её к стене. Наклонившись к самой шее, шумно втягивает воздух носом, и её сладкий аромат мгновенно заполняет его целиком, приятно лаская обоняние.       Она упрямо молчит, настырно задрав подбородок, и Лидер понимает, что на этом всё. Больше он не добьется от упрямой занозы ни слова. Он делает шаг в сторону, впуская девушку в квартиру, и от потери её тепла из груди рвется судорожный вздох.       И снова один и тот же ритуал: она раздевается едва ли не с порога. Включив свет над барной стойкой, он смотрит, соблюдая дистанцию. Знает — сейчас не время, она не подпустит, а взять ее силой, будет большой ошибкой. И он просто наблюдает, сгорая от похоти и спрятав в карманы руки, что так и чешутся, сгрести её в охапку и прижать к себе. И никогда больше не отпускать. Ни на минуту. Эрик не знает, что именно с ним творится, ему незнакомо было доселе чувство привязанности. Он не понимает, поэтому злится. Вернее, злился раньше, устал, теперь сил больше нет ни на что.       Девушка, закончив раздеваться, направляется в душ, и он следует за ней, по-пути растягивая ширинку, спотыкаясь о штаны. Как верная псина плетется за хозяйкой, в ожидании вкусного или порции ласки. А сердце-предатель, уже готово выскочить из груди, и предвкушение едва ли не слаще самого процесса. Едва ли, но нет…       Она включает воду, и они вдвоем встают под горячие струи. Девушка откидывает голову ему на плечо, а Эрик моет шампунем ее короткие волосы, массирует голову, и она тихо стонет, мурчит. Только ради этого звука он готов отдать полжизни.       Смыв пену с волос, он наливает в ладонь гель для душа, растирает скользкую субстанцию по её шее, плечам, спускаясь к небольшой упругой груди. Сжимает полушария, играет сосками. Они маленькие и розовые, самые сладкие в мире горошинки. Вся ее кожа такая нежная, почти молочно белая, нигде не испорченная тату или пирсингом. Эта девчонка вся настоящая, молчаливо-искренняя и наивно-порочная, и Эрик хочет её до потери сознания.       Сиплая одышка вырывается со свистом, руки ползут вниз, к самому вкусному. Он проникает пальцами между нежными складочками, надавливает, ласкает чувствительную плоть. Девушка в его объятиях стонет, раскрываясь навстречу, прижимается к нему плотнее, трётся поясницей о горящий огнем пах. Член болезненно ноет, дёргается на каждое прикосновение её кожи, горячий поток ласкает спину, всё это становится невыносимым.       Возбуждение зашкаливает, давит на затылок, и молодой Лидер понимает, что ещё немного, и он окончательно утратит контроль. Этого допустить нельзя. Категорически. С кем угодно, но только не с ней. С ней он может быть лишь исключительно нежным, грубый секс девчонка не любит. Он не знает, как бывает с другими, но от него ей нужна только нежность. Вот ведь ирония. Эрик и нежность — доселе несовместимые вещи, понятия. Лишь однажды, это был их первый раз, он попытался взять ее по-своему — грубо, настойчиво. Но не вышло, непостижимым образом она его усмирила, заставила сдаться. Ласкала его всю ночь, лелеяла каждый сантиметр его мощного тела. И он подчинился её воле с восторгом, снова и снова умирая от её сладости. Её руки и губы… Как он под ними стонал!       Но это всё было однажды, теперь уже словно в прошлой жизни. После она лишь брала, отдавая взамен только жалкие крохи. Но он был готов подбирать их, готов до сих пор. Собственно, это сейчас он и делает. Развернув её в своих объятиях, он поднимает девушку на руки и прижимает спиной к мокрой стене, сразу впиваясь губами в призывно приоткрытый ротик. Его горячий язык ласкает настойчиво, встречается с её языком, и Эрик рычит, прижавшись напряжённой головкой к её мокрому входу.       И снова это проклятое чувство все портит, не позволяет полноценно наслаждаться. Осознание того, что она ему не принадлежит. Приходит, когда пожелает и так же уходит. А он не может ее удержать. Боится, что попытайся он — всё пойдёт прахом, он уверен, что тогда точно её потеряет. Совсем. И это добьет его наверняка. Но сколько он ещё выдержит в режиме вечного ожидания и унижения в собственных глазах, Эрик тоже не имеет понятия. Насколько его ещё хватит, прежде, чем он сорвётся и запрет навсегда проклятую бестию в своей квартире, чтобы ни одна сволочь больше к ней не притронулась. Все, кто трахает ее, помимо него, и понятия не имеют о том, что она с ним, пусть, лишь время от времени, но всё же… Иначе бы они не посмели.       Пока он пытается прогнать от себя крамольные мысли, девушка на нем и под ним теряет остатки терпения. Она требовательно стонет и впивается острыми ногтями в его стальные плечи. Эрик врывается в желанное тело глубоким толчком, причиняет боль, не сдержавшись, и она недовольно хнычет, ощутимо прикусив ему язык, напомнив про нежность.       Он рычит, уже не в силах различить эфемерную грань между болью и наслаждением. Прерывает поцелуй и припадает губами к торчащему соску, этой сладкой горошинке. Ласкает языком, нежно втягивает в рот, сосет, как младенец, и едва слышно скулит от удовольствия. Входит теперь осторожней, но так же настойчиво и глубоко, достигая границы. Девушка кричит, и её голос с привычной лёгкой хрипотцой заставляет Эрика дрожать всем телом. Стройные бёдра сильнее сжимаются вокруг его поясницы, и он чувствует членом её сладкие спазмы. Горячая плоть ритмично сокращается, давит и заставляет его стонать в голос. Каждый раз это происходит, и каждый раз он себе обещает, что это в последний раз. В последний раз он так стонет, демонстрируя свою слабость, зависимость от этой маленькой сучки, которая занозой прочно засела в его искалеченном сердце.       Но сейчас ему так хорошо, что он забывает даже кто он и где. Эрик кончает с протяжным воем, растворяется в ней, распадается на атомы, стонет, уткнувшись лбом в её лоб. Дыхание ещё долго не желает восстанавливаться, и он терпеливо ждёт, продолжая сжимать её в объятиях.       Из душевой забирает ее на руках, завернутую в огромное темное полотенце. Несёт в комнату. Посадив девчонку на мягкий диван, он подбирает с пола штаны и натягивает, сверкая перед ней татуировкой Бесстрашия во всю спину.       — Ты красивый, я тебе уже говорила? — от неожиданности Эрик замирает. — Кажется, нет, — она чиркает зажигалкой, и чуткое обоняние молодого Лидера сразу улавливает запах табачного дыма. — Люди давно перестали ценить красоту, — продолжает она свой монолог, а он почти не дышит. За сегодняшний вечер она УЖЕ сказала больше, чем прежде бывало за неделю. Он осторожно опускается с ней рядом, не забывая делать вид, что ему, в сущности, похуй. — Мы в упор не замечаем тех, кто прямо перед нами. Попросту их не видим.       Эх, ты, маленькая дурочка… Он ли не видит? Хотя, возможно, смотря, о ком говорить. Он давно уже не видит вокруг никого, кроме неё. Эрик закуривает. Он напряжённо ждёт, но короткий поток откровений девчонки обрывается так же неожиданно резко, как начался. Затушив сигарету, она ложится, уже так привычно, устроившись головой на его коленях.       Они никогда не обращаются друг к другу по имени. Она — просто потому, что… А он её имени даже не знает. Во фракцию она перешла два года назад из Отречения, и с тех пор её все зовут только Кэт, через «эй», просто Кошка. Но ему это прозвище не по душе, лишнее напоминание о его собственной беспомощности перед ее природой.       Он не знает о ней ничего. До сих пор. Не узнал за все эти два года, когда, сразу после «скамьи» неофитов, девчонка попала впервые в его постель (в переносном смысле, как раз в ней-то она не была). Да ему и не хочется знать. Все, что его интересует, находится перед ним. Лишь один вопрос не даёт ему вечно покоя: над чем она плачет во сне каждый раз, когда засыпает, лёжа головой на его коленях.       Подушечками пальцев, очень осторожно, чтобы не разбудить, он собирает соленые капли, собравшиеся в уголках её плотно закрытых глаз. Если бы она только позволила ему забрать ее боль… Он бы даже не спросил о причине.       Но проходит пара часов. Всего два… Эрик всё так же сидит, не шевельнувшись. Он ещё не готов её отпустить, не надышался ей вдоволь. Но мало вероятно, что такое вообще возможно. Девушка принимает вертикальное положение, кутается в полотенце и сонно потирает глаза. Пять утра, горизонт за окном уже окрасился в серо-оранжевый.       — Мне пора. Сегодня моя смена до утра, нужно выспаться, — она поднимается на ноги.       Как же он устал! Эрик начинает злиться. Поднимается следом, подавая ей вещи.       — Я сегодня выходной. Спи сколько хочешь, — он протягивает ей топ, подобрав его с пола. — Останься, — его голос звучит так подавленно, он сам это слышит, и неожиданная злость на неё, на себя начинает расти по экспоненте.       Девушка не отвечает, молча продолжает натягивать вещи, и Эрика клинит. Как она смеет, мелкая потаскушка, так пренебрегать им?! На протяжении двух, сука, гребанных лет! Он хватает девчонку за руку и резко прижимает спиною к себе.       — Не смей, слышишь? Нет! — девушку вдруг начинает трясти, так сильно, что это слегка отрезвляет. Он мгновение медлит, снова вдыхает её запах, хочет запомнить, запечатать внутри себя.       — Уходи, — он разжимает хватку и делает шаг назад. — И больше не приходи сюда, — она оборачивается, смотрит на него. Эрик видит её слёзы, впервые на его памяти они льются из открытых глаз. Ему вдруг становится так больно, что не удается сдержать глухой стон. — Пошла вон! — рявкает громко, поморщившись.       — Прости, — она что-то ещё лепечет, но молодой Лидер не слышит. Разочарование с силой колотится в ушах зашкалившим пульсом. Стоит двери закрыться за девушкой, как в неё тут же прилетает пустая бутылка — первое, что попалось под руку.       — Сука! — чёрт, кажется, голос сорван. Спасибо алкоголю за слабую эластичность голосовых связок. Да и дьявол с ним. Только одно он не может взять в толк: какого хрена ему так больно? Он ведь сам ее выгнал. Почему же у него ощущение, что эта проклятая кошка ушла, прихватив с собой его сердце?

***

      Никогда, даже в раннем детстве, Эрик не отличался сдержанностью и спокойствием. Вспыльчивость всегда была одной из характерных его черт. Не то, чтобы он всегда и всюду кидался на окружающих без видимой причины или в какой-то иной степени отличался девиантным поведением. К этому он пришел, скорее, за последние пару месяцев. После того, как выставил за дверь мелкую сучку и запретил ей впредь появляться у себя на пороге. Постепенно, но очень быстро Эрик превратился в сплошной комок нервов. В социопата, ненавидящего всех и вся.       Второй лидер Лихости в депрессии — страшная, однако, оказалась тема. Теперь даже Макс стучит, прежде чем войти в его кабинет. Недовольство протеже уж слишком больно бьёт по его психике.       В данный момент Эрику почти хорошо. Да вообще всё почти. Почти литр вискаря плещется в его желудке, в следствии чего настроение почти на высоте. Девушка, прижатая им к стене в полутемном коридоре, почти в его вкусе. Главное, что на нее стоит и ещё как, остальное мелочи, можно закрыть глаза. Ещё бы нос зажать — было бы совсем идеально. Откровенный перебор с духами заставляет поморщится, но в этом смысле Эрику не привыкать. Знавал он ароматы куда хуже.       Деваха уже готова отдаться ему прямо здесь. Запускает руку в лидерские штаны, обхватив пальцами стояк, и он рычит, толкнувшись бёдрами ей навстречу. Мимо проходит сначала одна компания, потом другая. Не то, чтобы они каким-то образом его могли смущать, но всё же, значительно комфортней трахаться без зрителей.       — Стоп. Не здесь, — он кладет свою ладонь поверх её, прижимает сильней к горящему паху, снова рычит, но все же достаёт руку девушки их своих штанов. — Пойдем, здесь недалеко.       Рядом со своей дверью Эрик снова прижимает бесстрашную к стене и впивается в губы поцелуем. Коленом разводит её ноги и упирается в промежность, от чего девушка призывно стонет.       Блять. Где же этот чёртов ключ? Он шарит одной рукой по карманам, пока вторая хозяйничает у девки под майкой. Есть! Вот он, миленький. Иди к папочке. Огонек на панели меняется с красного на зелёный, и массивная дверь почти бесшумно отплывает в сторону.       Он толкает девушку внутрь, покрывая нетерпеливыми поцелуями её шею. В темноте они без конца спотыкаются о какое-то разбросанное шмотье. Эрик решает все же включить свет. Не хватало ещё свернуть шею в собственной квартире.       — Твою мать! Ты здесь откуда? — девчонка сидит на кровати. Он сразу отмечает для себя этот момент. Не где-нибудь — не на диване, не в кресле, а именно на, мать ее, сраной кровати, на смятой постели, в которой она не была ни разу за все два года. — Как ты вошла?       Она молча показывает ключ, совершенно спокойно, невозмутимо. Словно и не видела вовсе, как он едва ли не трахнул только что девку прямо на её глазах.       — Что здесь забыла эта чокнутая? — деваха, продолжая висеть на нем, наконец подаёт голос. Эрик брезгливо кривится.       — Заткнись и пошла вон, — шипит он, по всей видимости, совсем недобро. Она мгновенно понимает, что возражения с её стороны могут понести за собой последствия, пагубные для здоровья и благополучия.       Эрик в свою очередь её уже не замечает. Он бы сейчас не понял, даже взорвись рядом ручная граната. Вниманием молодого Лидера целиком и полностью завладела маленькая девушка, сидящая в позе Лотоса на его постели. Усталое лицо заметно осунулось, и заострились узенькие плечи. Изменился взгляд, вместо привычно отстраненного он превратился в затравленный и тоскливый. Что-то подобное вот уже второй месяц он сам видит в зеркале каждое утро. Гордая и грациозная кошка превратилась в бездомного котёнка.       — Ты мне не ответила. Что ты здесь делаешь? — он расстёгивает китель, всеми силами стараясь изобразить спокойствие, которым, конечно, сейчас и не пахнет.       — Не совсем корректный вопрос, — она пожимает плечами. — В данный момент я сижу на постели, ты не можешь этого не видеть, — девушка меняет положение, свесив ноги с кровати. — Если тебя интересует причина, для чего я здесь, то я не могу ответить, потому что сама не знаю, — она поднимается на ноги и ступает по полу ножками, обутыми в одни носки. Эрик криво ухмыляется. Так вот через что он едва не растянулся при входе. Щуплый котенок, тем временем, крадется в его сторону, медленно и нерешительно. — Просто я неожиданно поняла, что не могу дышать без тебя, — её глаза, слишком огромные для исхудавшего узкого личика, смотрят на него так, как никто и никогда не смотрел за всю его жизнь. Словно он — божество, сошедшее с небес. Это заставляет измученное сердце пуститься вскачь.       За одно мгновение преодолев разделяющие их метры, Эрик оказывается рядом и сразу впивается в самые желанные губы на свете. Те самые, что снились ему ночами, как после их расставания, так и прежде, когда она была с ним и не с ним. Он так сильно их жаждал, что сейчас ему едва удается сдержать восторженный вой. Сколько раз за эти два месяца он едва находил в себе силы и разворачивался уже на полпути в бар. Готов был просто закинуть её на плечо и притащить силком в свою берлогу, и потом не выпускать из неё ни на шаг. И вот она здесь, пришла сама, и он знает, что теперь он её не отпустит. Сделает что угодно, кинет весь Чикаго к ее ногам, но не позволит ей больше уйти.       Он целует ее жадно, ни как не может насытиться этим сладким ртом. Исследует его языком изнутри, вылизывает, стонет ей в губы, прижимая девушку к изнывающему паху. Но воздуха катастрофически не хватает, и им приходится прервать поцелуй. Она стягивает с его плеч расстегнутый китель и сразу роняет на пол, отступая на шаг.       — Ты прекрасен, — тихо шепчет, протягивает руку и касается его груди. Её тонкие пальчики такие холодные, почти ледяные. Эрик накрывает огромной ладонью эту хрупкую ладошку, подносит к лицу, целует каждый пальчик. Похоть постепенно перерастает в нежность. Каким-то, совершенно непостижимым образом.       Он опускает руки к краю её футболки, хочет помочь ей раздеться, но девушка вздрагивает.       — Что не так? — притянув её в объятия, он целует ее коротко стриженную макушку. — Ты злишься из-за той девушки?       — Вовсе нет. У меня нет права злиться.       — Нет есть! — он отстраняется, смотрит в её глаза. — Я дал его тебе уже давно. Просто ты не поняла. Не хотела понять, — он болезненно хмурится, снова её обнимает. — Прости. Я не должен…       — Эрик, просто выключи свет, — она перебивает его, судорожно вздохнув.       — Зачем? Я хочу тебя видеть.       — Я не в форме, — вывернувшись из объятий, девушка идёт к выключателю. — С аппетитом проблемы, — лепечет смущенно. Она тушит свет, но Эрик включает ночник.       — Я хочу тебя видеть! — чеканит он каждое слово. Ждёт терпеливо, пока она вновь подойдёт. Тем временем наспех избавляется от обуви и штанов.       В её взгляде он видит столько огня, что дыхание перехватывает разом. На этот раз девушка позволяет стянуть с себя майку, джинсы снимает сама. Она в самом деле сильно похудела, осунулась. Острые коленки и ребра торчат, кожа, кажется, стала ещё бледнее. В какой-то момент ему вдруг становится страшно до нее даже дотронуться, вдруг сломает. На самом деле маленький, замёрзший котёнок.       — Иди ко мне, — он склоняется к её лицу. — Ты прекрасна, — шепчет в самые губы и проводит по ним языком. Осторожно подталкивает девушку к постели, и она на его радость послушно ложится, позволяя ему навалиться сверху. Кстати, впервые. Впервые он будет любить ее в такой позе, и этот момент заставляет Эрика дрожать от нетерпения.       Он опирается на локти, чтобы не раздавить её, такую худенькую и хрупкую. Прежде он брал её по-всякому: прижимая к стене, сзади стоя и по-собачьи. Каждый раз бережно и нежно, как она требовала. Она даже изредка баловала его минетом. Но всегда чего-то не хватало. Помимо привычной ему грубости и огня. И сейчас в тривиальной миссионерской позе он понимает, что именно это и было ему нужно. Почувствовать власть над ней, прижав своим телом к постели. Да, именно к постели, к своей постели свою девушку. Засыпать с ней и просыпаться, крепко сжимая в объятиях стройное тело.       Он понимает, что уже завёлся так сильно, что едва ли ему хватит терпения держать себя в рамках. Остаётся лишь надеяться, что перемены в ней к лучшему и распространяются так же на секс. Главное, только не навредить. И как он раньше не замечал, какая она крошечная? Интересно, как с ней обращались другие. Или не интересно. Конечно же нет, но из головы эта хрень не выходит, хоть о стену бейся.       Он хочет, чтобы она их забыла, всех до единого. Чтобы был только он один. Целует её шею, спускается ниже, к груди. Втягивает в рот розовый сосок, ласкает языком второй зажимает пальцами. По-прежнему он сходит с ума по этим соскам, таким нежным и сладким. Но Эрик хочет большего, хочет стереть её прошлое своими поцелуями, ласками. Слизать языком. Оставив грудь, он спускается ниже, к её втянутому животу. Девушка, громко стонавшая всё это время, вдруг замирает, когда он спускается ниже, туда, где ещё небыли его губы, не хозяйничал язык. Он медленно стягивает вниз тонкие трусики, склоняется над её киской, обдавая горячим дыханием. И вдруг она сводит ножки вместе, приподнимается на локтях.       — Постой… — она выдыхает растерянно, и он понимает, что таким способом её не ласкал ещё никто.       — Всё в порядке, малышка, — он пытается протиснуть руку между её бедрами, мягко, но настойчиво давит. — Прошу, позволь мне.       — Ты так и не понял? — она вдруг болезненно морщится. — Я же чувствую твою ревность, она тебя гложет, — из огромных глаз начинают катиться слёзы. — Я не позволила тебе понять, что никаких других не было.       — Но я видел, как ты с ними уходила… — он садится на постели. Неудовлетворенное желание долбит в ушах, и член стоит колом. Но он должен услышать.       — И что?! Зашла за угол и сразу отшила. Если что — перцовый баллончик мне в помощь, — она шмыгает носом, вытирая слёзы. — Я полоумная, помнишь?       — Если только немного, — он вдруг улыбается.       — Меня зовут Лиз, — сердце Эрика вдруг подскакивает. Он понимает, что она наконец доверила ему самое сокровенное.       — Это Элизабет? — спрашивает осторожно, лаская ладонью её стройную ножку.       — Елизавета, — девчонка краснеет.       — Тоже красиво. Но пусть будет Лиз.       Снова разводит её бедра и пальцами раздвигает нежные складочки. Склонившись, касается языком нежной плоти, и девушка всхлипывает, выгибается, стонет. Она такая вкусная! Он начинает вылизывать, ласкает губами, посасывает чувствительный бугорок, и Лиз сразу кончает, извивается с криком.       Эрик больше не может терпеть, голова идёт кругом от её вкуса, стонов и осознания того, что она наконец принадлежит ему вся. Устроившись между ног девушки, он входит в неё со стоном и замирает, наслаждаясь тем, как всё ещё пульсирует её плоть, сжимая каменный ствол.       — Моя, — шепчет он, поймав её расфокусированный взгляд. — Ты наконец моя, — он начинает двигаться.       — Всегда… была… — выстанывает Лиз, смыкает ножки на его пояснице.       И он понимает, что готов захлебнуться. Ещё немного, и все эти чувства его поглотят. Но Эрик не сопротивляется, не хочет, напротив, он жаждет этого. Вздохнув глубоко, он впускает их в лёгкие, дышит ими, ему это нравится, это не больно, теперь уже нет. Он входит в неё так глубоко, как только может, всем телом прижавшись к хрупкой фигурке, двигает только бедрами.       — Эрик, сильнее! — кричит девушка, и это становится последней каплей в переполненной чаше. Она назвала его по имени. Впервые. И он просто взвывает, толкается глубже, приподнявшись на локтях.       — Скажи ещё раз, — умоляет хрипло, и конечно, она понимает, о чем он.       — Эрик, — он вдруг замирает, когда её пальчики касаются колючей щеки. — Мой Эрик.       И снова вой наслаждения рвется, разрывая грудь. Он ускоряет движения, нависая над девушкой, смотрит из-под ресниц затуманенным взглядом. Её веки опущены, губы приоткрыты, чуть запрокинута голова. Она стонет так сладко, излучает страсть всем своим видом. Ничего, более возбуждающего, он в своей жизни не видел. Эрик понимает, что уже на грани, мечтает растянуть наслаждение, но возбуждение слишком сильно.       — Лиз, да! — он кончает, взрываясь внутри её тела с хриплым стоном, и краем сознания понимает, что она получила оргазм вместе с ним. Даже в этом она создана для него.       Скатившись с неё, он сразу обнимает девушку, крепко впечатав в себя. Целует в макушку, ласкает узкую спину, посылая мурашки по её белой коже.       — Я сегодня останусь, ты позволишь?       — Ты больше никуда не уйдёшь. И в баре работать не будешь.       — Тогда где? Я ведь должна, — запрокинув голову, она смотрит пытливо.       — Заберу в свой отряд. Ты неплохо стреляешь, — он улыбается.       — Эрик, я не гожусь для войны, — его имя из её уст так ласкает слух, что Эрик вздрагивает от волны мурашек. — Я слишком хрупкая, слишком худая. Меня просто растопчат.       — Ты прошла инициацию, значит, годишься, — он заглядывает в её глаза. — Немного откормим, — улыбается, касаясь пальцами бледной щеки. — Немного тебя натаскаю. Ты колешь контрацептивы?       — Вчера начала новый курс, — она краснеет, потупив взгляд.       — Больше не будешь, — он замечает слёзы в уголках её глаз и сильнее сжимает объятия, притянув девушку на грудь. — Хочу привязать тебя к себе всем, чем могу.