***
Еле разлепив тяжёлые веки, Обломов почувствовал, что что-то не так. Илья Ильич попытался подняться, но... Внезапно он понял, что он привязан к кровати. Волосы встали дыбом, а по телу пробежал рой мурашек, сознание охватила непреодолимая паника. Заложник начал неистово дёргаться и трепыхаться, пытаясь освободиться, но все его усилия были бесплодны. Тогда он открыл рот, чтобы что-то сказать и в этот момент благонравный господин чуть не тронулся умом от ужаса, захватившего всё его существо. Из его горла вырывались хриплые вздохи, похожие на шёпот. Когда он успел сорвать голос? - А! Очнулся? - голос, разорвавший тишину, очень знаком Обломову. Из полумрака незнакомого помещения выплыла фигура. "Андрей?!" - безмолвно воскликнул Обломов. Его друг! Его друг здесь! Он обязательно поможет ему, спасёт его! Он всегда... - Шлюха! - с отвращением выплюнул Штольц. "Что? Что он такое говорит?.. Андрюша, может ты не узнал меня? Тут так темно... Это же я..." - Хм. - небрежно ухмыльнулся Андрей - Сколько на тебя не смотрю, всё ненависть меня берёт такая!.. Ты! Тебе... Всё у тебя было с самого начала... С самого рождения! А я? Моим родичам приходилось и день и ночь пахать за кусок хлеба! Ты наслаждался и праздно проводил свои дни, когда я голодал, мечтая о глотке воды! "Не-нет! Не может быть! Это не он! Это не..." - А что ты сделал для меня? "Я... Но я ведь изо всех сил старался поддерживать тебя. Всегда, если ты был голоден, я отдавал тебе всё, что мне доставалось на обед. Я... - Мне осточертело изо дня в день обивать пороги твоего проклятого дома! Я приходил туда, как нищий, как попрашайка! "Нет! Не так! Ты мне как брат!" - Но посмотри, как всё переменилось! - звериный оскал исказил черты этого благородного человека - И кто теперь под кем?! "Ч-что?" - Обломов не поверил своим ушам, но... Не поверить и своим глазам он не мог. На громоздком ложе лежало его ослабевшее тело. Некогда светлая нежная кожа была усыпана синяками, следами от укусов и мелкими ранками. Но самое страшное было ощущение влаги между бёдрами. Мысленно закричав, Илья попытался вырваться из оков с ещё большей силой, и его опухшее отверстие начало издавать хлюпающие звуки, от чего Обломова вновь затрясло, зато его полуночному гостю это явно понравилось. - Ну, ну. Не трать силы зря, они тебе ещё понадобятся. И долго вы там будете стоять? Заходите уже! Во мраке ночи раздались шаги ещё нескольких людей, котрые обступили сжавшегося от страха мученика, и начали бесстыдно пожирать нежное тело жадными взглядами. Прикованному Обломову хотелось сжаться до размеров песчинки и исчезнуть в тот же миг, забыв всё как страшный сон, проснуться и опять увидеть его затхлую квартирку, которую он снимает уже седьмой год, и, немного сгорбленный силуэт его слуги, который заботился о своём барине уже тридцать второй год. Но он всё так и не мог проснуться, а омерзительное видение никуда не исчезало. - Не пугайтесь Вы так, уважаемый друг. Мы всего-навсего хотим получить немного удовольствия. Наши намерения не так уж и грязны. "Пенкин?!" - Достопочтеннейший! Я очень скромный и незаметный человек. Поверьте мне, я не был инициатором этого. "Алексеев?!" - Ах! Моё сердце так печалится, что я не могу любить тебя на публике! К сожалению, общество не примет нас! Судьба-злодейка! "Волков?!" - Эхехе! Илья Ильич, говорил я тебе меня слушаться? А ты не послушал... Жаль, содрать с тебя так ничего и не удалось. Ну что ж... Хоть так обворую тебя! "Тарантьев?!" На раздумья Обломову много времени не дали. Совсех сторон его пухлое мягкое тело обхватили сильные руки мужчин. Илья никогда не тяготел к плотским удовольствиям и за свою долгую жизнь так и не вступил в половой акт, но сейчас всё было иначе. Даже от невесомого прикосновения к белоснежной коже несчастный начинал задыхаться проглатывая беззвучные стоны. Казалось, будто по нему водят калёным железом, которое забыли опустить в прохладную воду. Через пару мгновений он безудержно дрожал от удовольствия, каждая клеточка его существа молила о продолжении. - Грязный! - выругался Штольц. Даже просто голос этого могущественного человека возбуждал Обломова до одурения. Сильные властные руки, о которых Илья мечтал годами, прямо сейчас хозяйничали, вырисовывая неясные узоры на его теле. Хоть слова старого друга низвергли чуткое сердце Ильи в самые пучины преисподнии, прикосновения натруженных мозолистых ладоней дарило ни с чем несравнимые ощущения, способные вознести пропащую душу к вратам небесным. - Ай-яй! Андрей Иваныч, не будьте столь жестоки! Вам же и самому это несказанно нравится. - хитро ухмельнувшись, подмигнул рассверепевшему мужчине Волков. - Заткнитесь и приступайте уже к делу! - рявкнул Тарантьев. В считанные мгновения все пятеро сняли свои одежды, кто - лохмотья, а кто - вычурный фрак. Земля, словно ушла из-под ног у Обломова, когда в темноте он увидел нечёткие очертания статной фигуры Андрея. Голову повело, будто он выхлестал целое ведро самогона. Пальцы на ногах подрагивали, а колени были инстиктивно сведены вместе. Конечно, такая отчаянная попытка защититься от грубого проникновения лишь развеселила его палачей. - Не стоит бояться - голос друга детства вновь стал нежным, как был всегда прежде, - Я хочу любить тебя. - Обещаем тебе понравиться - раздалось откуда-то со стороны, но Обломов уже не видел и не слышал ничего вокруг. Всё его внимание было обращено к раздвигающему его ноги самому прекрасному человеку на свете, которым Илья Ильич восхищался всю свою жизнь. Высокий мужчина источал ауру хищника, а Обломов был счастлив прогнуться под ним. Даже в самых смелых мечтах своих, он не мог представить себе, что этот величественный человек, полный силы и бодрости, когда-нибудь будет испепелять его взглядом, полным желания. Не смотря на то, что анус изнеженного барина был уже растянут и смазан, Штольц не спешил. Он смял страстным поцелуем лепестки губ, оглаживая мягкое тело, очевидно наслаждаясь открывшимся видом. Всё в Обломове в этот момент источало слабость и яростное желание отдаться на произвол этим грубым рукам. Трение кожи о кожу будто высекало искры и оба мужчины слились в страсном поцелуе. Казалось, прошла целая вечность, когда Андрей наконец оторвался от раскрасневшихся уст. Прокладывая мокрые дорожки из поцелуев, Штольц добрался до опухших сосков и захватил нежную бусину в плен своего рта, тело под ним выгнулось дугой, из-за чего их давно стоящие колом достоинства соприкоснулись. Яркая вспышка возбуждения накрыла Илью, и его маленький аккуратный член в очередной раз выплеснул содержимое яичек. - Малыш, ты такой чувствительный, такой растраханный, такой сексуальный! Посмотри, я всего-то немного потрогал тебя, а ты уже так отреагировал. М! - из горла Андрея вырвался сдавленный утробный звук - Ты даже представить не можешь как же я хочу тебя! В то же мгновение Обломов почувствовал что, что-то проникло внутрь его нутра, бережно растягивая колечко мышц. Андрей ввёл сразу два пальца, но он с таким трепетом и нежностью, проверял состояние хризантемки, что Обломов снова почувствовал, как наливается новой силой его половой орган. Через некоторое время протолкнулся третий палец и они начали задевать ту самую точку, заставляя тело чуть ли не биться в конвульсиях от переполняющего удовольствия. С громким чпоком пальцы вышли из него, а потом снова вторглись в мягкое нутро, стимулируя нежные стенки. Обломову с трудом верилось, что он мог издавать такие звуки. Тяжёлое дыхание, хриплые стоны и запах секса заполнили тёмную комнату. Когда уже четыре пальца свободно двигались в Обломове, Андрей наконец перестал искушать свою жертву и, убрав пальцы, перевернул разгорячённое тело Ильи Ильича и вошёл на всю длинну. Сжав простыни чуть ли не до треска своими маленькими ручками, Обломов обильно излился второй раз. - Ах! Неужели тебе в самом деле настолько приятно? Я ведь ещё только начал. - с усмешкой прошептал Штольц, вылизывая мочку уха, которая подобно щекам, шее и даже плечам залилась стыдливым румянцем. Если бы цвет кожи Ильи Ильича не был таким белым, то заметить смущение в непроглядной темноте было бы невозможно, но Андрей всё отлично видел, и это ещё больше распаляло его. Он старался двигаться осторожно, но уже через пару толчков в жаркое нутро, стенки которого, будто сами мечтали заглотить в себя внушительный инструмент, движения ускорились. С громким рыком Штольц излился прямо внутрь сходящего с ума Обломова. Силы полностью покинули его и тяжёлая туша навалилась на всё ещё содрогающуюся маленькую фигурку Ильи. Не успел Обломов перевести дыхание, как до его ушей донеслось: "А ну слазь! Моя очередь!" - тяжесть, придавившая его сверху исчезла, и Илья Ильич заплакал навзрыд, в полной мере осознав своё положение. Он не мог сопротивляться, не мог сбежать, не мог остановить происходящее, ему не удастся даже на помощь позвать. Он абсолютно беспомощен перед стервятниками, которые разрывали его нежную плоть. Обессиленное тело оказалось в тёплых объятиях очередного мучителя. И, если мысли об Андрее волновали сердце Обломова всю его сознательную жизнь, то поддаваться остальным у него не было никакого желания. Прилагая нечеловеческие усилия, несвойственные натуре своей, Илья попытался увернуться от грубых прикосновений. *Хлоп* Безжалостная пощёчена разбила остатки самоуважения барина, безвольно прикованного к ложу. - Думаешь тебе это хоть как-то поможет? Врёшь, не уйдёшь! - прямо над ухом отчаявшегося Обломова проревел Тарантьев - Я тебя так отымею, что аж искры из глаз посыпятся!!! И ведь не солгал. Руки мошенника впились в нежную кожу ягодиц, приподнимая настрадавшуюся задницу в воздух, и он чуть ли не с наскока проник в сжатый анус, который настойчиво сопротивлялся громадному члену, затрудняя движение. Не смотря на это, толчки будто с каждой секундой становились всё быстрее и настойчивее. Боль перекрывала удовольствие, а из глаз безудержным потоком текли слёзы. - Блядь! Если б знал, что это настолько приятно трахнул бы тебя ещё при первой встрече! - Михаил с остервенением дикого зверя вбивался в покрасневшую хризантемку, входя каждый раз на всю длину, не давая возможности уклониться от его напора. Одно только хоть как-то облегчало страдания - для того, чтобы полностью контролировать процесс, Тарантьев вставлял сзади, тем самым оставив возможность Обломову не наблюдать физиономию пьяницы. - Хм, чего бы ещё с тобой сделать? - с усмешкой прохрипел Михаил, вставляя грязные пальцы в рот Ильи, до боли оттягивая нижнюю губу - Свинья ты, Илья Ильич, даже на бутылку тебе в лом подать! Вот я с тобой сейчас за твою жадность и расплачусь! В следующее мгновение глаза Обломова округлились, точно намереваясь выкатиться из глазниц. Этот мелкий нищий безродный человечишка позволил себе то, чего даже его глубокопочетаемый батюшка не осмеливался делать! Гнев накатывал каскадами волн и утративший последние остатки сознания барин начал отчаянно ёрзать, пытаясь сбросить с себя недостойного. - Ой! Ой! Щекотно! Прекрати! - особо глубокий толчок сковал тело Обломова, заставляя подчиниться - А знал ли ты, мой милостивый государь, что от шлепков ты ещё сильнее сжимаешь меня? От подобного заявления щёки Ильи Ильича покрылись вторым слоем румянца. Но самое отвратительное это то, что в тот же миг, как тяжёлая ладонь со звонким звуком опустилась на белоснежную ягодицу, член Обломова, в край опавший из-за невыносимой боли, встал колом, пачкая простыни очередной порцией смазки. Как ни старался Илья Ильич сдерживать себя, всё его существо неумолимо содрогнулось и выгнулось, подставляя попку под грубые атаки. Обломов не мог успокоиться, и можно было поспорить откуда из него вытекло больше жидкости: из глаз или из промежности. Волков был более нежен, но тело Ильи после соития с ним болело нисколько не меньше, чем после Тарантьева. Этот оказался экспериментатором. За небольшой промежуток времени (в выносливости молодой франт значительно уступал остальным) он успел испробовать все мыслимые и немыслимые позы: то уложил Илью Ильича на спину, выцеловывая грудь, шею и лицо, то насаживал Обломова в положении наездника, углубляя тем самым проникновение, то втрахивал в постель со спины, удерживая Илью за плечо, лишая того попыток отстраниться, то наяривал, вставляя лёжа на боку, открыв доступ к истекающему спермой аккуратному стволу барина. Пенкин пошёл по другой схеме. Как только подошла его очередь, он схватил Обломова за волосы и заставил того принять в рот свой немаленький размер (который, хвала небесам, уступал Штольцу и Тарантьеву). Поняв, что сопротивление бесполезно и все попытки к бегству только сильнее распаляют его мучителей, Илья Ильич решил, что нет ничего дороже его собственной жизни и здоровья (хоть какого-нибудь), и перестал провоцировать своих "знакомых" ещё больше, стараясь по возможности потокать их прихотям. Но после осквернения своего рта все его размышления рассыпались вдребезги, он вырвался из цепкой хватки и сильно закашлял. - Эй! Что уже выдохся? Мы же уже делали это, проблем не должно возникнуть. "Делали... Что?! Как долго он здесь уже находится?!" - Но раз уж у Вас такая плохая память, Илья Ильич, то я Вам напомню. Вообще-то, Вам особо ничего делать не придётся, я буду направлять Вас. Всё, что от Вас требуется это подчиняться, пошире открыть ротик и не кусать меня - с доброжелательной улыбкой протараторил писака, именно это притворство и неискренность больше иных недостатков выводили Обломова из себя, подняв взгляд полный ненависти, он уж было хотел на полном серьёзе откусить кое-что этой продажной душонке, как его вновь схватили за волосы и начали вдалбливаться в онемевшие уста, доставая до самой глотки, лишая шанса даже просто вдохнуть. К счастью, выносливость Пенкина была не многим лучше, чем у Волкова, и через пару минут во рту Ильи разлилась мускусная жидкость. Как ни странно вкус показался Обломову не таким уж и плохим, он уже собирался извергнуть сперму вместе со слюной на простыни, как требовательные руки схватили его за лицо - Глотай всё до конца! - яростно прошипел Пенкин, заставив грубым поцелуем обескураженного Илью поглотить всю белёсую жидкость. - А я ведь говорил, что у тебя фетиш на минеты? - подколол Пенкина, приближающийся Алексеев. - И что в этом такого? Мне просто больше нравится смотреть на губки, обхватывающие моё достоинство, чем на хлюпанья много раз попользованной задницы?! - Пф... Дело, конечно, твоё, но не будешь ли сожалеть о том, что не воспльзовался шансом овладеть им? - Ни в коем разе. Да и к тому же, у нас ещё осталось время и на это тоже. Прочистив горло, Алексеев громко произнёс - Господа! У меня есть отличная идея! - Иван Алексеевич вновь решил поразить нас своей эрудицией? - насмешливо процедил Пенкин. - Не стоит недооценивать его, в прошлый раз он предложил и в правду недурной способ - одёрнул его Андрей Иванович. - Хорошо, хорошо. Мы все во внимании. Говори, не тяни же! Расплывшись в лисьей ухмылке, Алексеев уже собирался продолжить, но в последнее мгновение обернулся, мельком взглянув на распластавшегося Обломова - Может, обсудим это в другой комнате? Мне бы хотелось сделать сюрприз нашему дорогому гостю. - Хм. Ну, что ж выйдем -- все пятеро вереницей покинули помещение, наконец оставив Илью Ильича в покое. Несчастный тут же провалился в глубокий сон. Неизвестно сколько времени прошло. Сквозь полуобморочный сон Обломов вновь почувствовал на нежной коже требовательные руки своих палачей, которые точно ползучим гадам обвили его тело, сковав надёжнее всяких цепей, которые, кстати, всё ещё украшали его запястья и лодыжки. - Держите его крепче! - грозно прикрикнул на остальных Штольц - услышав знакомый голос, наполненный интонацией, нетерпящей каких-либо возражений, сердце Ильи сжалось и сорвалось на бешеный ритм. Но не только душа Обломова заинтересованно отреагировала на вибрацию тона друга, колечко мышц, расслабившееся до такой степени в неге короткого сна, что уже было не в состоянии сдерживать внутри инородную жидкость, позволяя ей медленно вытекать на простыни, вновь взбодрилось и начало непристойно сокращаться, умоляя о большем. Илья Ильич ничем не мог объяснить своё состояние, собственное тело ему не подчинялось. - Оу! Не спеши, не спеши, очень скоро тебе станет так приятно, что вновь будешь безудержно дрожать, ну, а пока что тебя следует тщательно подготовить - с нескрываемым удовольствием промурлыкал Алексеев прямо над ухом Обломова. Послышался какой-то странный звук и через пару мгновений анус Ильи был растянут до предела, проникнувшим в него холодным предметом. - Ч-что это? - от потрясения к Обломову даже вернулся голос. - Это моя фамильная драгоценность, можно сказать, единственная дорогая вещь во всём моём доме. Этот меч мои предки передавали друг другу из поколения в поколение ещё со времён польского нашествия. Но в отличии от моих воинственных прародителей, лично я не выделяюсь ни по службе, ни по другим параметрам, так что не вижу особой ценности в данном предмете. Честно говоря, мне трудно представить, каким богатырём нужно быть, чтобы орудовать такой громадиной, я еле могу удержать его только двумя руками, зато... - здесь повествующий сделал паузу, акцентируя внимание на последующих словах - Его рукоять идеально подходит, чтобы растянуть тебя до предела - в этот момент Иван Алексеевич сделал что-то такое, что заставило Обломова выгнуться и громко застонать от непостижимого наслаждения. - М! Как же я скучал по твоему голосу! - торжественно заметил Андрей, подойдя и нежно поцеловав Обломова, поглощая своим ртом всю сладость стенаний Ильи. Языки их сплелись в страстном танце, окончательно лишая способности здраво мыслить. Холодный металл охладил нежные стенки, а жадный поцелуй, наоборот, подлил масла в огонь. Подобная прелюдия и впрямь оказалась необходима. Через несколько мгновений все пятеро мужчин окружили недоумевающего Обломова, заставив того доставлять удовольствие всем одновременно. Два средних размером члена Волкова и Алексеева вбивались в затраханное нутро барина, как будто соревнуясь в скорости и доминировании между собой; его совершенно потерявший чувствительность рот бесстыдно чпокал, истекая слюной и вбирая в себя увесистое достоинство Андрея, Илье хотелось поправить мясистый половой орган, помочь себе рукой, дать себе возможность провести языком по уздечке и томно заглянуть в бездонные озёра глаз любимого; но он не мог, потому что обе кисти его были захвачены в плен жёстких ладоней и ублажали Пенкина и Тарантьева. По ходу дела мучители менялись местами, но главным условием оставалось то, что Алексеев (как обладатель наимение выдающегося размера) всегда оставался в паре с кем-то другим, проникая в многострадальную дырку бесчисленное количество раз. После третьего захода Обломов потерял сознание, но это нисколько не огорчило пятерых насильников, они ещё долго трахали донельзя растянутую хризантемку, правда от минетов пришлось всё же отказаться. В помещении ещё долго витал запах животной страсти, а на измятых простынях лежало обессилевшее тело в подсыхающей луже телесных жидкостей. Разорванная в клочья душа угасла, как маленькая ничем не защищённая свеча, не выдержавшая сквозняка. В таком состоянии и нашёл Обломова его верный слуга. Все эти дни он был привязан к стулу в соседней комнатушке без еды и воды, разрываемый изнутри своим бессилием. Захар опустился на колени перед растерзанным, словно птица, барином и захлебнулся, накатывающими рыданиями.1.
22 ноября 2020 г. в 08:18
Жил Илья Ильич просто и без излишеств, в прочем, он особо в них не нуждался. Одно волновало изо дня в день этого человека: наличие куска хлеба, достаточной суммы для съёма квартиры, да никогда не прекращающегося ворчания его старого слуги.
Они были вместе с самого рождения наследника в барском доме. Захар был старше Обломова всего-то лет на 10. Когда в далёкой глуши деревни слуга впервые увидел своего господина, в виде плачущего младенца, ещё тогда сердце подсказало крестьянскому сыну о появлении на этот свет не только новой жизни, но и чувств, захлестнувших всё его существо.
В возрасте мальчика, входящего в подростковый период, Захар, назвав себя верным псом, поклялся оберегать это милое существо всю свою жизнь.
Но не всем мечтам суждено обратиться в реальность...
Шли годы. Илюшенька взрослел и день ото дня его облик менялся, становясь внушительнее, но в то же время милее. Чего стоили одни только маленькие пухлые белые ручки, которые видом своим сообщали о благородном происхождении их обладателя. О! Что за пытка была каждый час наблюдать за этим совершенным существом и не иметь возможности прикоснуться к нему, полностью осознавая свою ничтожность. Иногда Захару хотелось пасть ниц перед своим хозяином и начать восхвалять свой предмет обажания не прекращающимся потоком красноречия, который был ему недоступен в силу необразованности. Как страстно слуга желал, несмело подняв взгляд, встретиться глазами с господином своего сердца и увидеть из-под полуопушенных ресниц два глубоких омута, в которых разгорается точно такой же пожар, как тот, что уже не первое десятилетие разрывает недостойного пса изнутри. Как хотелось ему расцеловать эти маленькие ручки цвета холодного мрамора, почувствовать как самое желанное тело на всём белом свете охватит дрожь, услышать томные вздохи, слетающие с розовых медовых губ, впиться жадным поцелуем, захватывая в плен этот аккуратненький ротик; начать безжалостно срывать дорогую одежду, оголяя покатые плечи, а потом... Потом...
Нет. Это абсолютно невозможно. Грешно даже просто думать о подобном, тем более желать этого! Обломов - его господин, его божество, его жизнь, его мир. Он не имел никакого права осквернять белизну этой чистой кожи, это было бы настоящим святотатством!
Единственное, что слуга мог себе позволить, - это издали приглядывать за хозяином и оберегать его.
После смерти родителей Илья Ильич решил попытать счастья в столице. Там он устроился в концелярию, и, хоть жалование было смехотворно маленьким, Обломов искренне наслаждался своей самостоятелностью и независимостью.
Приехав в Питербург, сердце молодого юноши неизбежно поддалось морю искушений. Наконец вырвавшись из забытого всеми далёкого селенья, Обломов, являясь натурой чувственной и восприимчивой, быстро завёл дружбу с великим множеством людей, даже начал ухаживать за прекрасным полом, но ничего серьёзного из этого не выходило.
Некоторые "приятели" барина Захару не просто не нравились, но вызывали крайней степени омерзение к самим себе. Слуга, привыкший воспитывать и наставлять неопытного Илюшу, понимал, что начал терять его. Кутёж, вечные проигрыши в карты, сомнительные компании, постоянные попойки... Захара расстраивало не столько, что его задвинули на второй план, сколько непреодолимое беспокойство о судьбе своего ненаглядного. А волноваться было из-за чего. С недавних пор всё большее количество людей начали обивать пороги их квартиры. Иногда это были смущённые до полусмерти барышни, которые трясущимися ручками передавали любовные письма; но всё чаще приходили знакомые барина, а появление этих гостей предвещало беду.
И ведь не обмануло предчувствие любящее сердце...