Синдром персонажа

Проснувшись, он сладко, до легкой боли в суставах, потянулся, повернулся на бок, и, спустя мгновение, его глаза отрисовали смутно знакомый ноутбук на столе. Мигающий в размеренном ожидании ввода курсор в открытом текстовом документе в момент прогнал все сновиденные воспоминания, обратив все внимание на текст. Он в упор не помнил, как и когда набирал его – казалось, ноутбук перед его кроватью успел отмерять курсором целую вечность. Логика подсказывала, что прочитать текст – наиболее стоящая идея, способная помочь немного прояснить ситуацию. Итак... “А Ты знаешь, что придумать тему для сказки очень просто? Ведь в сказку можно превратить практически любое повествование, поставив в его основу аксиому о существовании чудес и прогнав за дверь наглых зверьков-обоснуев, притаившихся во ртах самодовольных критиков. У сказки своя система координат. Точнее, система координат сказителя, или, скорее, его душевного состояния, поэтому критики идут лесом. Волшебным, где их внутриполостные питомцы, вопреки названию, не смогут обосновать факт своего существования и превратятся в кого-нибудь другого. Ведь состояние души - штука нестабильная. Лимит выходной функции по времени при константном входе в бесконечность уходит, видите ли. Так вот, придумать тему для сказки очень просто. Вот смотри: Я хочу, чтобы Ты рассказала Мне сказку об одиноком программисте. Что, у Тебя нет идей? Ну как же? Можно рассказать о том, как программисту приснился его старый недописанный проект и попросил его дописать, а когда он, проснувшись, забил на этот сон, на компьютере каждую полночь начали исчезать его текущие наработки. А еще можно придумать сказку о том, как программист от одиночества подружился с вирусом, оценив по достоинству виртуозность и находчивость его автора. Так этот вирус, взамен на сохраненную ему намагниченную жизнь на жестком диске и полный доступ к сети, стал таскать с компов девушек, которые программисту могли бы понравиться, всякую полезную информацию и незаметно подкидывать ему на рабочий стол в текстовом файле: например, на какое кино она искала билеты вчера, но так и не нашла подходящего времени и места просмотра, над какой лабой по информационным системам в экономике для института она тщетно бьется третий день. А он, оказывается, на прошлой работе эту программу до ума доводил. А еще можно рассказать про беседу программиста с его кактусом. Им всегда было о чем поговорить - у них так много общего, ведь оба они выросли перед компьютером. Иногда программисту казалось, что он сходит с ума, но кактус его успокаивал и советовал побольше спать по ночам. Ты смеешься и рассказываешь Мне сказку про программиста и его питомца - хамелеона, который замаскировался на клавиатуре, да так, что программист его два дня не мог найти. Классная сказка, только программиста жалко. Как почему? От него ведь девушка в итоге ушла... Так тем более жалко, раз она у него дура была. Ну да, чего ж хамелеона пугаться? А Ты знаешь, что можно рассказать сказку про любой предмет и зеркало? Совершенно про любой. Вот смотри: как-то Любой Предмет решил посмотреться в зеркало - захотелось ему стать предметом определенным, познать себя наконец, ну и все такое. Подошел он к зеркалу, а зеркало на него посмотрело, и не смогло понять, как его отражать: все предметы как предметы - и назвать можно, и описать. А тут ситуация нелинейная. Смутилось зеркало размытым пятном на месте отражения Любого Предмета - нельзя же его совсем проигнорировать, сказав, что, дескать, прозрачный он как воздух - ведь и обидеться может. Стал Любой Предмет в это пятно вглядываться, ища очертания и цвета в неопределенной, как мазки импрессиониста вблизи, размытой гуще отражения, а зеркало этим самым отражением в него вглядывалось - с той же, в принципе, целью. И проникали они своими взглядами друг в друга все глубже и глубже, пока между ними не прошел человек и не увидел себя в бесконечном коридоре отражений. И понял тогда Любой Предмет, что он - тоже зеркало и может отразить своей сущностью кого угодно. И это, наверное, чудесно” Дочитав, он рефлекторно поставил точку в конце последней строки. Нижняя панелька редактора мелькнула прогресс-баром автосохранения, как бы одобряя его действие. Прочтение текста мало того, что не дало ответов на возникшие в голове вопросы, так еще и породило новые – один другого заковыристее. С одной стороны, он так и не смог вспомнить, как набирал этот текст, тем не менее, в процессе прочтения его память местами успешно опережала глаза, бегущие по лезвиям строк, натирая озадаченный разум на терке этого невозможного массива символов. Более того, процесс добивал несчастного обрывками то ли сновиденной памяти, то ли фантазий многолетней выдержки и порядочной крепости, забытых на запылившихся полках воспоминаний о подростковых идеях и мечтах. Кажется, в детстве он хотел стать сказочником – сейчас он не был уверен, имеют ли эти воспоминания под собой опору реальных событий и ощущений, или являются лишь отголосками “альтернативной” памяти, порожденной сновидением. Позже, где-то в десятом классе, он твердо решил, что свяжет свою жизнь с компьютерными технологиями, но к концу одиннадцатого успел несколько охладеть к программированию, остановив внимание на администрировании серверов. Так как направление дальнейшего обучения уже было выбрано, он без особого рвения – скорей для галочки – проучился в университете три с половиной года и, вовсе утратив интерес к учебе, покинул одновременно универ, родительский дом и число безработных граждан страны. Все эти подробности возникали в сознании сквозь плотную прослойку тумана, местами он вовсе не мог идентифицировать их со своей жизнью, но других не было, так что приходилось мириться. Телефонный звонок отвлек его от размышлений о прошлом. На экране – Алена Свирина – штурм памяти – совпадение! Две тысячи девятый год. Музыкальный Форум. Три года интернет общения на отвлеченные темы. Еще месяца три регулярных встреч “на стрите”. Неплохой вокал и амбиции заправского аскера. Светло-рыжие волнистые волосы. Лицо с веснушками и вечной улыбкой... Сессия. Дела. Нет времени встретиться. Нет звонков. Нет встреч. Год? Два? Не суть. Много. Надо взять трубку. - Вик! Ты? Ты извини - сколько лет, сколько зим - у Меня дела были, не было времени связаться, а потом как-то позабылось, извини – ну бывает – как вспомнила – сама охренела – как можно было о тебе забыть? В общем, я тут и очень рада, что сходу дозвонилась! Точно. Рваные фразы. Многократные извинения по поводу и без. Чуть звенящий голос и тонны позитива на любую невинную жертву, ставшую целью ее монолога. То что надо! - А уж как я-то рад! Не каждый день такое счастье мне на голову валится! Действительно странно как-то мы с тобой потерялись. Даже боюсь спросить, что у тебя нового с тех пор приключилось. Тем не менее, услышать твой рассказ страх как интересно. - Все потом! Ты же свободен сегодня? Давай встретимся! Я как раз в центре сейчас. - Ты не представляешь, как ты сегодня вовремя! Я действительно свободен, и одиночество мне сейчас ой как вредно. Так что я готов потащить свою задницу хоть на край света, чтобы поговорить с тобой! - Я на Чистых Прудах. Приехала в инст по поводу диплома, а научрука нет как нет. И не ожидается. Приедешь? - Да без проблем. Давай через час. Приведу себя в порядок, поем... - Холодный душ, пол упаковки пельменей и невозможной крепости кофе? - Точно! И как догадалась? - Забудешь тут, когда чуть ли не через встречу ночевать оставалась. Что-что, а твой утренний рацион сложно забыть. Еще меня чуть не приучил! - Ладно-ладно, каюсь, сожалею, обтекаю! Короче, через час у памятника. - Заметано! Отбой. Жаль, мобильный телефон не приучен выдавать короткие гудки после окончания разговора – они неплохо способствуют смакованию послевкусия, оставленного беседой. Придется вспоминать приятное в одиночку. Действительно, совместное творчество на Арбате и других злачных площадках Москвы довольно скоро переросло в посиделки на хате, вино и две тлеющие сигареты, покрывающие дымом обнаженные обессиленные тела. С утра я просыпался немного раньше нее, аккуратно выбирался из теплых сонных объятий и готовил стандартный пакет. Конечно, она его помнила. Утренние посиделки, употребление завтрака и разъезд по институтам. Удивительно, как такое могло прекратиться в обход ссор, разборов полетов, падений и прочей скорлупы, из которой на закате отношений вылупляется новая жизнь – каждому своя... Впрочем, о каких отношениях может идти речь? Мы никогда не обсуждали этот вроде бы насущный вопрос. Все шло как-то само-собой и никто не удосужился заняться расстановкой статусов. Логично. Ну и славно. Нет причин чувствовать себя неудобно при встрече... Стандартный пакет он реализовал и употребил с дотошностью заправского педанта – приятные воспоминания требовали настоящего ритуала. Удовлетворив телесные и душевные потребности, он неожиданно обратил внимание на собственное отражение в зеркале прихожей. Не брился он несколько дней, так что успел нагулять ощутимую растительность на лице. Еще минут пятнадцать он потратил на приведение в порядок морды лица, после чего, наконец, вышел из дома и направил шаги в сторону метро. В график он укладывался, так что торопиться было некуда. Утро стремительно растворялось на часовой стрелке, неумолимо подползавшей к десяти, но туман, как ни странно, не спешил рассеиваться, и улицы зияли отсутствием будничного ритма потоков людей. Суббота. Никто никуда не спешит. Кроме, разве что, студентов, волею судьбы обреченных грызть гранит науки по шесть дней в неделю. Хоть бы запить дали чем. Ну да ладно. Не мне судить. Куда интересней разглядывать подворотни, когда те одержимы туманом и отголосками ночных приключений, кажущихся незавершенными, недовысветленными, а, значит, и недоосуществленными, проходить мимо них – они и сами справятся, приведут себя в форму – исчезнут, материализуя стандартный городской пейзаж к моменту выползания человеческих существ из уютных коконов квартир. Пустоты столичной подземки с радостью голодного зверя принимают его в свои покои, наполняя уши гулкими звуками шагов под аккомпанемент жужжащего эскалатора. Встав на его ступеньку, Вик позволил телу расслабиться, и только необходимость время от времени переставлять руку на уезжающем вперед поручне отвлекала его от сформировавшегося в сознании медитативного состояния. Зайдя в пустой вагон в конце состава, он облюбовал сидение в углу салона и помимо своей воли погрузился в дремоту... ...Я сижу на лавочке между гаражами и каким-то зданием, напоминающим торговый центр, судя по всему, обращенный фасадом в противоположную сторону. Рядом сидят две девушки, с которыми я общаюсь с оживленностью несчастного человека, жалующегося друзьям на жизнь... - Станция Комсомольская – вежливо разбудил его голос из динамиков вагона. Он спешно вышел и двинулся в сторону перехода на красную ветку, по дороге бездумно восстанавливая в памяти события неожиданного сновидения. - ... это что-то не настоящее, это не то, что мне нужно... Мы возвращались домой с одной из подруг – в какой-то двор спального района Москвы – она жила в моем подъезде. Перед этим я зачем-то падал другой на руки, закрыв глаза и скрестив руки на груди – вроде есть такой психологический тренинг на тему доверия к людям. Было совсем не страшно, и это почему-то было неприятно. Хотелось неопределенности, но разум не позволял предположить, что я окажусь не пойманным... А потом мы зачем-то устроили диалог ладонями, водя из стороны в сторону и надавливая выставленными перед собой руками на ладони партнера с целью вытолкнуть из начерченного веткой на земле круга. Она сказала, что мои движения говорят о неумении вести равноправный диалог, о привычке давить на собеседника... Больше ничего вспомнить не удалось. На автопилоте он добрался до Чистых прудов и обнаружил себя уже на лестнице с высокими ступенями, ведущими в город. Алена стояла неподалеку от выхода. Она была одета в довольно короткое белое платье, на ногах – сандалии без каблуков, волосы – привычно распущены. Завидев его, она рванулась с места и спустя пару секунд оказалась в его объятьях. Волны ее звонкого радостного голоса сквозь порывы учащенного дыхания, копна волос, щекочущих его нос – она была ниже его на пол головы – и тепло ее тела опьянили его сознание. Постепенно приходя в себя, он будто бы заново учился воспринимать и распознавать речь. - ... представляешь, я всегда думала, что последний курс института – это когда ты приходишь в него раз-два в неделю, а остальное время занимаешься своими делами. Шиш с маслом – с этим дипломом приходится сидеть там почти безвылазно! И работа еще съедает тучу времени - о друзьях почти забыла, что уж говорить о стрите! Только по доброй памяти кину – бывает – местным музыкантам мелочь, да постою – послушаю, что играют. Иногда даже подпою, если в тему. Так! Стоп! Что это все я да я? Расскажи, как ты живешь! - Я? А что я? Ушел из универа – надоело изучать технологии позапрошлого века. Сам по мануалам разобрался со всем необходимым и устроился работать системным администратором. Работенка не пыльная – сетка не падает, нововведений мало – знай себе – следи за тем, чтобы все работало да получай свои гроши. На стрит иногда выхожу, в основном, когда денег совсем нет. В общем-то, и рассказывать больше нечего. Разве что сны в последнее время странные какие-то... - Сны, говоришь? Слушай, у меня тоже! Я тут прошлым летом на досуге зачиталась Стивеном Лабержем – чувак такой, психолог, изучает феномен осознанных сновидений. Мне его подруга посоветовала. Так вот, как стала я читать его книгу – тут же поперли осознанники! Сначала на руки во сне смотрела – они там расплывчатые какие-то, что пальцы не пересчитать, а позже и вовсе проверки не понадобились – просто почти в каждом сне знала, что я – во сне. Потом опять закрутилась с учебой, устроилась на работу, и снов стало меньше. А позавчера мне приснился ты. И, знаешь, ты был как будто центром всей вселенной, из твоей груди лился свет и наполнял жизнью окружающий мир. И тогда я почему-то поняла, что мне пора родиться... и проснулась. Вот же ж бред! Два дня мне этот сон покоя не давал, все думала – надо тебе позвонить – проведать, как ты – но не решалась, руки не доходили. А сегодня под утро ты снова приснился, а за твоей спиной стоял какой-то чувак с размытым лицом. Я, если честно, до смерти за тебя перепугалась, хотя в толкование снов никогда не верила! И руки сами потянулись набрать твой номер. Резко наступившее молчание отрезвило внимание Вика, и он обнаружил, что, держа друг друга за руки, они давно оставили позади вход в метро и идут сейчас по бульвару мимо прудов, в честь которых и была названа станция. Летнее солнце начинало припекать, редкие утренние посетители парка ютились на скамейках в тени деревьев, гулкими ударами сотрясал землю проезжающий трамвай, на деревьях пели птицы. “Идиллия, - подумал он, - как же я раньше мог без этого обходиться?” - Ты так ничего и не сказал о своих снах! Колись давай, а то мне уже реально страшно! - зарубила она на корню его внутренний диалог. - Да, точно! Сны... Мне кажется, что в некоторых своих снах я нахожусь в шкуре другого человека. Причем действует он вроде сам по себе, а я лишь наблюдаю за происходящим его глазами, испытываю его ощущения... А еще мне вспоминается экран монитора ноута, на котором открыт документ LibreOffice с каким-то текстом – кажется, тот чувак в нем что-то набирал. Не могу вспомнить, что... - Слушай, это все совсем странно! Я видела тебя с кем-то безлицым за спиной, а ты говоришь, что во сне смотришь глазами другого человека! Уж не вселился ли в тебя демон? - она неуверенно прыснула, пытаясь скрыть свое беспокойство за невинной шуткой. - Как по мне, скорей уж я в кого-то вселился... Ладно, забей. Не хочу сейчас думать об этом. Довольно продолжительное время они шли молча. Вик смотрел на Алену и перебирал в памяти проведенные вместе с ней дни и ночи. Воспоминания мешались и наслаивались друг на друга, но ему было все равно: общим стержнем бессменно оставался ее облик. - Смотри! - вдруг сказала она, резко направив руку налево. Там обреталась невысокая арка, ведущая в один из старых жилых дворов московского центра. - Да нет же! Смотри на стену за мусоркой! - она рванула его за руку и протащила сквозь арку во двор. Прежде чем Вик успел обратить внимание на то, что пыталась показать ему Алена, он ощутил пронизывающую пространство размеренную тишину, обволакивающую этот двор. Никакого гула оживленной улицы, с которой они только что свернули – только тихий шелест деревьев да звук шагов, отражающийся чуть слышным эхом от стен дома. И тут он увидел рисунок. Он представлял из себя арку, нарисованную алой и белой краской на старом кирпиче стены. Полуокружность ее верхней части поддерживали две дорические колонны с нарисованными на них вертикальными белыми углублениями. В остальном белый цвет лишь обводил контуры элементов конструкции и указывал на их объемность. Над аркой белой краской были выведены пять символов, отдаленно напоминающих буквы. От остального мира эта красная “дверь в стене” была отделена обычным мусорным контейнером, отталкивающим взгляды от этого участка пространства. Мимо прошел мужчина средних лет в шортах и футболке, и, не обратив никакого внимания на рисунок, покинул двор. - О-фи-геть! - Алена нарушила тишину, - вот это да! Она стояла и смотрела на рисунок, не отрывая от него взгляда. - Все чудесатее и чудесатее, - отозвался Вик, продолжая разглядывать “дверь”. Простояв еще несколько секунд, он медленно направился к рисунку, обходя мусорный контейнер, и с каждым шагом чувствовал, что сознание его помутняется, расслаивается и рассыпается белыми искрами в глазах. По коже проходили волны мурашек, а изнутри тело чувствовало необъяснимое воодушевление, потоком проливающееся через его ноги и руки в голову и вытекающее через макушку под сильным напором. Он закрыл глаза, и его восприятие наполнилось мелькающими визуальными образами, ему казалось, что он летит через червоточину в пространстве-времени. Он вытянул перед собой руку, коснулся арки и...