В следующий раз

— Пап? — Я сказал: больше никаких взрывов в моём доме. — Н-нет, ты просто не- пап это не я, просто ре-реактив сильный попался, н-ну- — Никаких "ну", Вэриан, — перебивает, и хватает мальчишку за ворот рубашки. Ещё не больно, но уже страшно. — Дом итак еле держится, чем ты вообще думаешь?       Отец грубо отпустил его, скорее отшвыривая от себя, чем просто ставя обратно на землю, поэтому юноша, не удержавшись на своих хлипких тонких ножках, упал на холодный каменный пол. — Папа, прошу, я- Я в следующий раз точно всё р-рассчитаю лучше, н-не надо! — голос предательски сорвался на последних словах, и мальчик закрыл лицо руками, стараясь сдержать водопад слёз, который так и просился наружу. — Не будет следующего раза, Вэриан, — мужчина грубо схватил сына за запястья, стараясь оторвать его руки от раскрасневшегося лица, и успешно провернул это, будучи в три раза больше и в десять — сильнее. — Нет-нет, нет, папа, не надо, пожалуйста, — он больше не мог сдерживать слёзы, и заплакал, слабо брыкаясь под сильными руками родителя, всё ещё тепля крупицу надежды, что всё обойдётся. Ну хотя бы сегодня. Пожалуйста. — Ты должен отвечать за свои проступки, сын, — Квирин ударил мальчика по лицу, и случайно ещё раз приложил его головой об пол. — Ты должен знать цену своим ошибкам.       Следующий удар предшествовал крику, и новому потоку горячих слёз; следующий удар сломал юноше нос.       Из лопнувших капилляров хлынула кровь, пачкая лицо, старую отцовскую рубашку, которую мальчик носил и даже пол. Квирина это не остановило. — Если ты даже не можешь постоять за себя, как взрослый мужчина, терпи, как порядочная баба, — выплюнул он, снова схватив мальчика за окровавленную рубашку, в попытках поставить на ноги.       Стоять Вэриан мог еле-еле, ноги подкашивались, и в глазах всё плыло, от слёз, и ощущения и вида крови, что затекла под рубашку, щекоча хлипкую бледную грудь, затекла в рот, оставляя этот неприятный кислый привкус, и куда она только не успела затечь.       Юноша смотрел себе под ноги, видел как капает кровь из его носа на пол, пачкает итак потрёпанные штаны, и уже почти не чувствовал боли, кроме легкого головокружения.       Квирин замахнулся для пощёчины, но еле стоящий ребёнок всё таки начал падать, так что хлёсткий удар пришёлся по виску, откидывая его на метр или два оттуда, куда он собирался упасть изначально. Второй висок тут же пронзила новая боль, потому как упал Вэриан полубоком, стукнувшись головой снова.       Что-то хрустнуло, и он снова поморщился от боли, хватая ладонью свой бок, там где резко заболели рёбра.       Внезапный пинок в живот ничуть не помогал, и вместе с хриплым воем изо рта мальчишки полилась густая красная жидкость, смешиваясь с уже почти засохшей кровью, тёкшей из носа. — Отец, прошу, — слова сопровождались неприятными хлюпаниями, и сиплым свистом каждый раз, когда мальчик пытался вдохнуть, — Прошу, хватит, отец. «Что сказала бы мама?» — мелькнуло в голове, но озвучить это Вэриан не успел, получив очередной удар ногой по рёбрам.       Это нечестная схватка, у него не было никаких шансов и никогда не будет, а ещё кажется, он прямо сейчас задохнётся, пытаясь сделать хоть один вдох, заглушаемый криком, плачем, новой порцией крови во рту с каждым следующим ударом.       У него не было шансов и никогда не будет — уже не будет, потому что не выдержав болевого шока, Вэриан отключается, и последнее, что он успевает сделать, это помолиться за свою душу.       Он не знал, что закрывая запеленённые слезами глаза, он больше никогда их не откроет. Он не знал, что оборачивая своё худенькое, сломанное тельце руками, он больше не встанет, не прикоснётся с надеждой к тёплой пушистой шерсти своего енота, и никогда в жизни больше не возьмёт в руки такое дорогое сердцу стекло пробирок. Потому что жизни больше не будет.       Совсем.       Сердце остановилось, и мальчик больше не вздохнул, продолжая печально лежать на холодном каменном полу лаборатории, в луже собственной крови и слёз.