Кристальная честность

            Вместо стен в кабинете Джанин — стёкла. Чистые, прозрачные стёкла, мимо которых ежедневно проходит вся элита Эрудиции и добрая половина лидеров Бесстрашия. За этими стёклами — великое множество офисов, работники которых частенько отвлекаются от работы, чтобы переговорить друг с другом или понаблюдать за шефом. Любопытство — главная отличительная черта Эрудиции.       Искренность — та самая черта, которой недоставало Питеру, чтобы остаться в кругу своей семьи. И всё же… ему сегодня придётся проявить её. Впервые в жизни.       У входа в лагерь Эрудиции его встретила высокая молодая девушка с длинными рыжими волосами. Питер надеялся, что она и есть личная помощница Джанин, та самая девушка, с которой ему предстояло познакомиться… поближе. Он уже начал возбуждаться, разглядывая её глубокое декольте. Как же, чёрт подери, долго, слишком долго он не занимался сексом… и даже не мастурбировал. Целых два дня. Вечность.       Инициация Бесстрашия — пиздец какой-то, а не обучение. Питер аж начал жалеть о том, что сменил фракцию, когда ему исполнилось восемнадцать. Начиная с распорядка дня до ранжирования. За спальню и ванную он — как и все остальные, должно быть — был особенно признателен лидерам и длинными бессонными ночами он желал каждому из них схожей участи. Пытаться спать, когда Дрю то и дело норовит ткнуть тебе в нос свою вонючую ногу, Молли храпит, как хрен-пойми-что, Ал рыдает, как долбоёб, а убогая совершенно беспалевно орёт во сне «я дивергент, не убивайте меня». Подрочить в таких условиях тем более не удалось бы, даже самому сексуально озабоченному.       А ванная — это просто атас. Мало того, что она была публичной, так ещё и предполагалось, что неофиты после тренировок будут отмываться от пота в этих почти что плоских «ваннах», более походящих на операционные столы, на которых хирурги-маньяки потрошат своих жертв. «Ванны» эти были ещё и расположены так высоко, что некоторые еле до них дотягивались. Хоть туалеты выглядели неплохо и были чистыми. Питер подозревал, что это Трис их чистит, пока её никто не видит. И от Отречения иногда бывает польза.       Он столкнулся с Джанин, пока в одну из таких бессонных ночей выходил из спальни прогуляться — ну и подрочить, если бы нашёлся укромный угол. Что она делала в лагере Бесстрашия и как она туда вообще попала, его не интересовало. Он вообще старался об этом не думать — мало ли, а вдруг эти Эрудиты, помимо всяких сывороток, вроде сыворотки правды или сыворотки для симуляции, изобрели ещё и устройство для чтения мыслей. С них станется. Но в тот конкретный момент Джанин не нуждалась ни в какой телепатии, чтобы понять, чем собрался заняться Питер. Он нашёл себе более-менее уединённое место на дне Ямы и уже приспустил было штаны, когда увидел, как она проходит мимо него и собирается подняться по лестнице. Молясь несуществующему для него до того дня богу, чтобы она его не заметила, Питер сделал шаг назад, надеясь отойти в место потемнее, где его будет не видно. Но это была ошибка, и он понял это только когда наступил в воду.       В тот же миг она повернула голову… а затем направила фонарь прямо на Питера.       — Что ты там делаешь? — крикнула Джанин. — Я думала, неофитам запрещено покидать свои спальни после комендантского часа!       Она ошибалась. Никакого комендантского часа никто не назначал, а выходить было запрещено только из самого штаба. Что Питер не замедлил рассказать Джанин, на то она ответила «Я поговорю об этом с Максом» и велела ему стоять там, где он стоит и не двигаться. И тогда Питер подумал, что ему хана. Она подошла к нему и рассмотрела с головы до ног, велела обернуться, потом ещё раз обернуться. Оружия у него она не нашла, но…       — Как тебя зовут?       — Питер.       — Почему у тебя штаны приспущены, Питер?       «Хороший вопрос».       — Ты собираешься сделать то, о чём я подумала? Разве у вас нет туалетов? Обязательно справлять нужду в Яме (спасибо хоть не с обрыва)? Мне поговорить с Максом ещё и об этом?       — Нет. Я вообще не за этим здесь. Мне надо было уединиться и помастурбировать.       Любой другой парень на месте Питера покраснел бы или вообще помер со стыда, сморозив такое в лицо лидеру фракции Эрудиция, этой строгой, элегантной женщине, которая всем своим видом внушает страх и трепет. Но он поборол стыд давным давно, потому что это первое, от чего должен избавиться патологический лжец, рождённый во фракции Искренность. Порой стеснительность выдаёт ложь получше, чем всякие сыворотки правды.       Он не покраснел даже когда Джанин внимательно осмотрела его с головы до ног, задержав взгляд на его расстёгнутой ширинке, под которой прятались чёрно-белые трусы.       — Ты был Искренним, — констатировала она. Может быть, это трусы его выдали, а может быть, прямота.       — Бываю таким иногда. — «Когда мне это выгодно» — Но от фракции, в которой был рождён я давно отрёкся. Теперь моя семья — Бесстрашие.       — Ты и в Искренности мастурбировал на глазах у своей семьи?       … Но Питер был всего лишь человеком из плоти и крови, и заставить покраснеть можно даже его. Этот вопрос застал его врасплох. Да и атмосфера, и компания играла свою роль. И даже тон, в котором Джанин с ним разговаривала… не было в нём ничего враждебного, притворно-дружелюбного и даже строгого. Казалось, что она… заинтересована.       — Нет, простите, мэм. Я не занимался этим там. И здесь не буду. Моя ошибка, надеюсь, вы не расскажете старшим.       — Не расскажу.       Вздохнув с облегчением, Питер потянулся к ширинке. Надо было привести себя в порядок и вернуться в спальню как можно скорее. Надо же было выставить себя таким дураком… нужно было только придумать, как отделаться от неё. Поправить штаны, и…       Внезапно, Джанин накрыла его руку своей.       — Но я могла бы помочь тебе, если хочешь.       Питер обомлел. Неужели всё это было реально? Или его погрузили в очередную идиотскую симуляцию, пока он спал? Это заявление было настолько неожиданным, что он не сумел сдержать глубокого вздоха. Да, чёрт подери, он хотел, так отчаянно хотел, чтобы ему помогли… Только вот…       «Вы, должно быть, шутите?» — собирался было спросить он, но в ответе на этот вопрос уже не было необходимости. Джанин доказала, что не шутит, запустив руку ему в штаны и начав ласкать его член через тонкую ткань трусов.       Питер не смог сдержать стона, а прикосновение её длинных, тонких пальцев стало настойчивее. Но этого было недостаточно: на нём всё ещё были трусы, к тому же, какая-то часть него совсем обнаглела и начала требовать большего. Оказаться внутри неё, да поскорее. Он душу бы продал за это.       Но здравый смысл не покинул его, даже в таком состоянии. Даже находясь на грани безумия, он продолжал задавать себе один вопрос — зачем? Какого чёрта она это делала? Чего она от него хотела? Было ли это ловушкой? Экспериментом? Он и собирался начать расспрашивать её, но вместо вопросов с его губ сорвалось одно-единственное слово:       — Пожалуйста…       — «Пожалуйста» что? — спросила Джанин, продолжая водить пальцами по твердеющему стволу. — Мне отпустить тебя? Или мы можем найти себе место поудобнее… и пуститься во все тяжкие?       Здравый смысл перестал даже пытаться возражать. Он покинул Питера, и вместо страха и настороженности он стал ощущать лишь возбуждение. Лишь желание поскорее овладеть этой женщиной.       — Да. — чуть ли не проскулил он. — Да, хочу дальше, пожалуйста.       Джанин наклонилась к уху Питера и тот почувствовал аромат её духов. Ваниль… Более неподходящего для неё запаха сложно было представить.       — Следуй за мной.       Она прошептала ему это прямо в ухо, и он чуть было не кончил от одного её тона. Помогла ему воздержаться лишь мысль о том, что бы он пропустил, дав слабину.       Той ночью они впервые занялись любовью в самой отдалённой из комнат, которые считались гостиничными. Она была прекрасна, та ночь, но самое замечательное в ней было то, что после неё последовало много других. Джанин уговорила Макса установить комендантский час в девять вечера, чтобы примерно к десяти все неофиты-переходники уснули и никто не видел, куда именно пробирается Питер ночью.       Но Питер ошибался, в в порыве безумия подумав, что овладеет ею. Джанин Мэтьюз была не из тех женщин, которыми обладают. Она оказалась из тех, которые сами берут. Она упивалась своей властью не только в повседневной жизни, но ещё и в постели, доминировала даже тогда, когда сама скакала на члене, как в ту, первую ночь, когда Питеру казалось, что всё это безумие убьёт его… Что уж говорить о тех днях, когда она пускала в ход целый арсенал всяких искусственных пенисов. Питер нисколечко не испугался их, когда Джанин его спросила, станет ли он возражать, если во время следующих их встреч она будет пользоваться одним из них. И он не стал. Даже с радостью отдал ей свой очищенный задний проход. Туда-сюда-обратно — ему ли не привыкать. Кто-то из неофитов на церемонии инициации Искренности под сывороткой правды признался, что ему нравится брать в задницу. Теперь Питер начал его понимать.       — Как же мне повезло, что я встретила тебя. — шептала она, щекоча ему затылок своими длинными ногтями.       Эта ночная встреча на дне Ямы и положила начало длинной цепочке событий, что в итоге привела Питера в лагерь Эрудиции, в её кабинет. Она обещала, что сегодняшняя ночь будет особенной, и он ей верил. Он всегда ей доверялся, и ни разу об этом не пожалел. До сих пор каждый из её экспериментов доводил его до экстаза. Вот и сейчас он был на все сто процентов уверен, что она приготовила для него нечто потрясающее.       Джанин предупреждала, что собирается поделиться им с друзьями, и спросила, согласен ли он на такое. Питер согласился, даже не покраснев. Он верил, что она не станет ему вредить. Кроме того, он слышал, что подобная практика разрушает многие пары. А его встречи с Джанин давно пора было решиться прервать.       … Дверь её кабинета, как и его стены, были прозрачными. И всё же Питер постучался в неё и вообще притворялся, что не видит, чем Джанин там занята. Что не видит, как она расхаживает туда-сюда, раздавая инструкции своим помощникам. К сожалению Питера, рыжеволосая девушка, проводившая его до двери, сбежала, как только они дошли до нужного места. Похоже, она догадывалась, что должно было произойти в скором времени — и не собиралась в этом участвовать.       Зато та, новая женщина оказалась ещё более горячей штучкой. Высокая кареглазая брюнетка с огромным бюстом, одетая в стандартную униформу Эрудиции… которая, однако, подчёркивала каждое достоинство её фигуры. Да ещё и блузка просвечивала. Спутник её был не менее привлекателен.Тоже брюнет. Смуглый, высокий и мускулистый. Смазливый до безобразия, с ямочками на щеках и до невозможности длинными ресницами. При виде него ты задавал себе один вопрос: какого чёрта он делает не в Бесстрашии?       Как бы странно это ни звучало, сегодня Питеру предстояло переспать с ними обоими, так что рассматривать их в упор не считалось недозволительной наглостью. Тем более, что они и сами изучали его. Питер заметил, ка как засияли глаза у парня и слегка смутился. Он всегда мечтал попробовать это с мужчиной… Тем более после того, как Джанин избавила его от страха анальной пенетрации.       Ей, кстати, не понравилось то, что в центре его внимания оказалась не она сама. Да, это была её идея, но это не значило, что он мог совершенно её игнорировать и остаться безнаказанным.       — Иди сюда. — приказала она самым суровым своим голосом. Питер понял, что у него проблемы и попытался не улыбаться в предвкушении. Безрезультатно. Она стояла, прислонившись задницей к краю своего рабочего стола. Он подошёл к ней совсем близко, а затем встал перед ней на колени, как это у них обычно водилось, когда он делал что-то плохое (чаще всего намеренно).       — Ты даже не поздоровался со мной. Не обратил на меня никакого внимания. Неужели мои спутники тебе кажутся интереснее, чем я? Отвечай!       Пощёчина, последовавшая за этими словами — лёгкая, наигранная. Джанин не нужно было бить Питера по-настоящему, чтобы тот ощутил и принял её превосходство над собой.       — Нет. — ответил он, томным взглядом смотря ей прямо в глаза. На её лице не дрогнул ни один мускул, хотя Питер точно знал, что его щенячий взгляд заставлял её сердце таять.       Он знал так же хорошо, что от него ожидалось, когда он был наказан. Это Джанин считала это наказанием, но Питер наслаждался каждой тысячной долей секунды, что отбывал его. Он медленно поднял её длинную тёмно-синюю юбку-карандаш, а затем резко спустил её белые трусы. От одного вида её обнажённой промежности у него внутри всё сгорело. Что бы он ни отдал за возможность трахнуть её уже и покончить с этим.       Джанин помогла ему, сев на край стола. Он окончательно избавился от трусов, а затем широко расставил её ноги. Перед его взором предстал нежный розовый клитор. Член в его штанах отчаянно рвался наружу. Но ему нужно было потерпеть. Сегодняшняя ночь должна была быть особенной.       — Ты знаешь, что нужно делать.       Он знал, и поэтому сразу зарыл лицо у неё между ног. Сперва проводил кончиком языка по её клитору медленно, дразняще, чтобы она с ума сошла от желания. Вообще-то, ему хотелось бы начать сосать его, но он по опыту знал, что такое сделало бы ей больно и секс бы сорвался. Цель его почти сбылась — он почувствовал, как она левой рукой сминает бумаги на столе. Он слышал её громкие, бесстыдные стоны, пока уже буквально целовал её промежность. Казалось — ещё чуть-чуть, и она сдастся. Он уже собрался пустить в ход пальцы, чтобы это точно произошло.       Но нет. Джанин потянула его за волосы и заставила посмотреть себе в глаза. Ещё один стон вырвался у неё, когда она заметила, что его губы уже опухли. Разумеется, всё произойдёт по сценарию, который они заранее обговорили. Никаких отступлений, даже приятных.       — Встань. — приказала она.       И он встал.       — Это, — она указала на девушку и парня, сидящих на диване, — Мои личные помощники Дебора и Ксавье. Зла они тебе не причинят. Они делают только то, что я им приказываю. Я в свою очередь прикажу им лишь то, чего желаешь ты сам. Большего, пожалуй, тебе знать и не нужно. Дебора, Ксавье, вам не обязательно знать его имени… просто разденьте мне его.       Это было весьма странное знакомство, но Питер не жаловался. Он был даже рад, что на этот раз ему не придётся самому мучиться с одеждой. Джанин и не думала, сдвигать ноги обратно. Наблюдая за ней, он чувствовал, что взвоет, если прямо сейчас не коснётся её. Или, на худой конец, себя. Но без её разрешения он не мог сделать ни того, ни другого.       Пара мгновений — и он уже стоял голый в помещении, где находилось трое других человек. В помещении с прозрачными стенами, за которыми другие несколько сотен людей работали в своих офисах, притворяясь, что ничего не замечают. Никаких секретов, никакого личного пространства. Всё открыто, кристально честно. Питер раньше никогда не задумывался о том, как сильно церемония инициация у Искренности похожа на секс в общественном месте, что она по сути была фракцией эксгибиционистов. Но это потому, что он никогда и не задумывался о таком сексе, пока Джанин внезапно не предложила ему это.       — Встань на четвереньки.       Он подчинился — и повернулся к ней спиной, а затем опустился на мягкий бежевый коврик, стоящий в противоположном от её рабочего стола углу комнаты. Она хотела заставить его ждать, хотела упиваться его мучительным желанием, ласкать, а потом резко отстраняться, дразнить, сводить с ума, пытать. Все их предыдущие встречи закончились слишком быстро: она не успела ничего из всего этого.       Питер опустил взгляд в пол и уже не видел её, но прекрасно слышал громкий стук её тонких каблуков по мраморному полу. Этот звук эхом отдавался в его сердце. Кроме этого, он слышал расстёгивающиеся молнии. Кто-то, и он не мог точно сказать, кто именно, раздевался.       Он вздрогнул, почувствовав шлепок по заднице. Он должен был ожидать этого, так как даже этот шлепок был частью сценария, но… он позволил себе витать в облаках и был застигнут врасплох.       — Расслабься. — приказала Джанин. Итак, это и в самом деле была она. Сегодня на ней не было духов. Сегодня она не пахла ничем, кроме секса.       Питер снова подчинился, а ещё развёл ягодицы, потому что прекрасно знал, что она сделает дальше. И оказался прав — он понял это, ощутив у своего ануса её палец, тёплый и мокрый от смазки. Она немедленно вставила его туда, как только поняла, что смазки достаточно. Только он мало что почувствовал: они уже давно прошли эту стадию.       — Хороший мальчик. — прошептала она, аккуратно смазывая анус. Питер сразу почувствовал тепло. Ему очень нравилась эта смазка. А вот тонкого указательного пальца Джанин ему было мало.       — Что, хочешь ещё? — будто бы прочитав его мысли, спросила она. В ответ он смог лишь кивнуть. Вскоре средний палец присоединился к указательному, и Питер наконец-то застонал. Но Джанин этот стон не обманул. Она знала, чего он хочет больше всего.       — Дебора, подай мне страпон.       … Питер мог бы поклясться, что таким же тоном хирурги требуют скальпель. Несколько мгновений — или же несколько веков — спустя он наконец услышал знакомое лёгкое жужжание. И расслабился, готовясь принять в себя фаллоимитатор. Джанин трахала его им достаточно долгое время, чтобы он перестал испытывать к нему настороженность.       Прошло ещё некоторое время, прежде, чем Джанин надела страпон и начала смазывать фаллоимитатор, так, как будто это её собственный член. Питер очень жалел, что не может сейчас наблюдать за ней, потому что его это зрелище всегда жутко заводило. Но сейчас Джанин находилась прямо у него за спиной, и как бы он ни поворачивал голову, он мог видеть её лишь краем глаза. Зато он прекрасно видел, как её помощники начали самозабвенно целоваться на диване и срывать друг с друга одежду. И улыбнулся: вечер начинал становиться интересным.       Тем более после того, как вибрирующий фаллоимитатор начал медленно проникать в него. С тех пор, как Питер научился нормально расслаблять анус, ему это не доставляло никаких неприятных ощущений. Правда, для того, чтобы такое провернуть, нужно было сперва хорошенько очистить организм… что в общественной ванной комнате из логова Бесстрашных сделать было трудновато…       С другой стороны, его прямо сейчас имели в задницу на глазах у всей элиты Эрудиции. После такого-то общественная ванная перестанет смущать.       Джанин схватилась одной рукой за его бедро, а другой начала дрочить его член. Питер сдержал стон, в отличие от Деборы за его спиной, которую, походу, тоже уже трахали. Он воздержался даже тогда, когда Джанин сделала резкий толчок и кончик фаллоимитатора коснулся его простаты. Хотя ему хотелось кричать, царапать пол ногтями, кусать губу, и в общем, делать всё, о чём точно пожалел бы утром. Но он просто стоял на четвереньках с закрытыми глазами и молча получал удовольствие от происходящего. Он редко когда бывал шумным — и это одно из качеств, которые так ценила в нём Джанин. Она считала стоны во время секса нелогичными и вообще крайне глупыми… хоть они и вырывались у неё регулярно.       Её толчки становились всё быстрее и быстрее, и она в конце-концов отпустила его член и просто сжимала его бёдра. Питер бы с радостью сам себя коснулся, но нельзя. Если бы он нарушил хоть один из её запретов, она бы прекратила всё это немедленно и выслала его обратно откуда он пришёл. Глупо было ожидать того, что она даст ему кончить просто так, не поиграв с ним. Тем более, после того, как его об этом не единожды предупреждали.       Питер почувствовал себя странно, когда фаллоимитатор покинул его тело — так же внезапно, как и вошёл в него. Джанин шлёпнула его по заднице ещё раз. Опять не больно.       — Сможешь встать или мне помочь тебе? — после всего этого было так неожиданно слышать её говорящей, что Питер вздрогнул. Сначала он собрался было сказать, что сам встанет — тем более, что ещё находился в состоянии это сделать, но что-то заставило его передумать. Та самая часть него, которая нуждалась в поддержке.       Физической, разумеется.       — Помоги мне, — ответил он. И Джанин подняла его, как тряпку. Он не сделал и малейшего усилия для того, чтобы ей стало легче. Ему нравилось то ощущение, которое у него возникало лишь тогда, когда она управляла им, как марионеткой.       Физически, разумеется.       Как только Питер оказался в вертикальном положении, Джанин повернула его к себе лицом и впилась в его губы жадным поцелуем.       — Ты знаешь, что я запланировала дальше. — произнесла она, с трудом оторвавшись от него. — Ещё не поздно передумать.       Крюки, торчащие из потолка, сияли адским блеском. Верёвки и ремни, которыми Джанин собралась его к потолку привязать, были уже приготовлены на столе. Помощники явно зря времени не теряли… Да ещё и успели полностью раздеться и начать целовать друг друга в причинные места. Какая скорость! Если и сексом они занимались так же быстро, то Питер вполне смог бы успеть ко второму (неофициальному) ужину, когда Дрю с Молли таскали еду с кухни.       Ремни и верёвки его не особо-то интересовали — он и так по большей части не двигался, когда Джанин имела его, как хотела, а вот расширение горизонтов… да ещё и на глазах у толпы людей… Он позволил себе один беглый взгляд в сторону офисов и успел заметить, как один мужчина не выдержал и покинул своё рабочее место.       — Я не передумаю. Мне нужно это.       — Ты помнишь, какое слово нужно говорить, чтобы я поняла, что пора прекращать?       — «Пирог». — слова, обозначающие еду, самые антисексуальные в мире. Наверное, надо быть совсем уж конченым извращенцем, чтобы не прекратить секс, когда твой нижний орёт «пирог»! Питер, вообще-то, хотел придумать нечто более остроумное и многозначительное, но Джанин строго-настрого запретила выбирать длинные слова. Так что… пирог.       — Ну ладно. Ксавье, Дебора, свяжите его. Помните, что за его безопасность отвечаете головами. Я понятно выразилась?       — Да, госпожа.       Они говорят в унисон, бесстрастно, как бездушные машины. Как будто несколькими минутами ранее Дебора не стояла на коленях перед Ксавье и не сосала ему член, одной рукой поглаживая его яйца. Как будто всё это было не более, чем маскарадом, призванным скрыть то, что они роботы. То, что Джанин не доверила бы его другим людям.       Питеру была слишком приятна эта мысль, слишком. Её надо бы отогнать, а не позволять ей греть себе душу.       Теория о роботах отпала сразу же, как только он почувствовал случайные прикосновения их пальцев к своей коже, когда они ремнями связывали его запястья, а затем с помощью верёвок соединяли их к крюкам на потолке, так, чтобы Питер стоял с руками кверху.       Жест, означающий «я сдаюсь». Питер сдавался, но это была лишь формальность. По-настоящему Джанин пленила его давным давно, так что в таких жестах нужды не было… но как же они возбуджали.       Руки у Деборы были меньше, чем у Джанин. И далеко не такими нежными — было видно, что она привыкла к физическому труду. Она еле касалась его, то и дело виновато поглядывая на Джанин. Похоже, та не разрешила ей разговаривать. А то бы Дебора наверняка извинилась тысячу раз. Её же партнёр лапал Питера безо всякого стеснения. У него были большие, сильные, шершавые руки, и если насчёт Деборы ещё были сомнения, то он точно не брезговал физическим трудом. Он пробудил в Питере какие-то совершенно новые ощущения, и тот начал дёргаться, пытаясь до него дотронуться.       — Просто скажи ему, чего хочешь, Питер.       В голосе Джанин не слышалось гнева, и Питер был бы раздосадован этим… не будь он так нетерпелив. Это… нечто совершенно невероятное. Он воздерживался от тогО, тчобы кончить прямо сейчас, лишь для того, чтобы испытать это новое и невероятное.       — Трахни меня.       Стыд? Что это вообще такое?       … Ему казалось, что из-за ограничения в движениях все чувства стали острее. У него пошли мурашки по коже, когда Ксавье положил его ноги себе на бёдра. Одно лишь прикосновение чуть не заставило его потерять рассудок. Верёвки натянулись, ремни впились в кожу. Было немного больно, но…       Игра стоила свеч, определённо.       Он держался даже когда впервые почувствовал внутри себя настоящий член, горячую, горячую кожу, пульсирующую венку. Ксавье использовал меньше смазки, чем Джанин, но Питер был уже подготовлен к такому проникновению, так что обошлось без боли. В анусе, по-крайней мере, руки-то давали о себе знать. Но у Питера было не железное терпение — к тому же, Джанин предупреждала, что слишком долгое воздержание могло привести к печальным последствиям. И поэтому он дал волю чувствам, когда член Ксавье задел его простату. Он кончил, дрожа, спрятав своё лицо в шею парня. Тот продолжал его трахать, быстро, нетерпеливо. Похоже, ему и самому хотелось кончить побыстрее.       — Только попробуй эякулировать внутри. — холодным, возвращающим к реальности тоном произнесла Джанин. — Я заставлю тебя высосать всё.       Этого не было в сценарии. Они так не договаривались. Она должна была молча наблюдать за этой сценой и ласкать себя на своём столе, а Дебора бы присоединилась к парням. Но Джанин сорвалась.       Эта омерзительная во всех отношениях угроза охладила пыл Ксавье, и он оставил Питера, вынул из его задницы свой член и опустил его ноги, затем вернулся на диван к своей партнёрше. Питер успел заметить на его боку татуировку в виде пламени. И он очень сильно надеялся, что она символизирует не фракцию.       Он решился посмотреть на Джанин лишь когда она не оставила ему иного выбора, подняв его подбородок. В глазах её читалась ледяная ярость, и стало ясно одно: она считала, что эксперимент провальный и больше не собиралась его повторять. На кого она злилась больше — на Питера, за то, что тот на это согласился, или на саму себя, за то, что это предложила — было неясно.       — Ты мой. Мой, и ничей больше.       Эти слова напугали Питера, но он боялся вовсе не того, что она сделает с его телом, а боли и обиды, что улавливались в её голосе. Их не должно было там быть, нет.       — И сейчас я докажу свои права на тебя.       Но сделать ей этого не дали. Сегодня как назло она внезапно всем понадобилась, как будто небеса бы рухнули без единой доли секунды её незамедлительного вмешательства. В помещение начали вторгаться всякие непрошеные личности. Первой оказалась женщина, которую Питер не знал. Не обращая никакого внимания на творящееся вокруг, она извинилась перед Джанин за нарушение дедлайна, оставила свой отчёт на столе и ушла, как ни в чём не бывало. Хитрый ход. В любое другое время Джанин бы её заживо сжевала.       Второй нарушитель спокойствия был знаком Питеру ещё по школе. Это был Калеб, брат убогой, тоже покинувший Отречение. Он сморщил нос в отвращении, как только услышал царящий вокруг запах разврата. В глазах парня отчётливо читался когнитивный диссонанс. Похоже, он ещё не решил, как окрестить увиденное — безупречным актом самоотдачи или потаканием всем своим прихотям одновременно. Он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь.       А потом снова закрыл.       Открыл. Закрыл. Отмахнулся, развернулся и вышел из кабинета. Похоже, увиденное нанесло ему глубокую психологическую травму.       Следующий человек, который ворвался в кабинет Джанин, чтобы застать эту адскую оргию, отреагировал на неё не так спокойно. И это во многом благодаря тому, что он узнал в обнажённом юноше, за руки и ноги подвешенном к потолку, и мокрым от пота и половых выделений… Питера.       — Мам, ты что, с дуба рухнула?! — заорал, что есть сил, шокированный Эрик. — Это же, чёрт подери, мой неофит. Один из лучших в списке! Как я ему в глаза буду смотреть, когда он присоединится к лидерам фракции? Обязательно было его совращать?       — Нет. — ответила Джанин, ласково поглаживая Питера по раскрасневшейся заднице. — Но я об этом нисколько не жалею. А ты в следующий раз заранее предупреждай, что явишься сюда. Если больше не хочешь стать свидетелем подобного.       Питер слишком устал, чтобы реагировать на её прикосновение. Он даже не был шокирован её родством с Эриком. Он был измотан не только физически, но ещё и морально, и ощущал себя, как тряпка, которой только что вымыли пол. Самое страшное — то, что ему понравилось это ощущение.       А ещё он почувствовал, что ремни, которыми он был привязан, развязывают, а ему помогают опуститься на пол.       — Встань на ноги. — велела Джанин. И Питер подчинился. — Я отведу тебя в душ и ты отмоешься. А ты, Эрик, подождёшь здесь, пока он не будет готов вернуться в лагерь Бесстрашия. Дебора, Ксавье, наведите здесь порядок. Предупреждаю, если я увижу хоть что-то не на своём месте, когда вернусь, кого-то постигнет суровое наказание.       — Однажды я положу конец твоим проклятым играм, попомни мои слова.       Джанин не стала обращать внимания на угрозу сына, а схватила одежду Питера и вывела его из помещения. Одеваться не имело смысла: её покои находились совсем близко от её рабочего места, да и потом, их и так видели все, кому не лень. Она отвела его прямо в маленькую, до безобразия скромно обставленную ванную комнату.       — Ложись в ванну.       Подчиняться ей было так легко и приятно. Тем более, когда она готовила для тебя горячую ванну с гелем для душа, пахнущим орхидеями. После омерзительной вони, которую они подняли в её кабинете, да и пропахшего потом разной степени свежести лагеря Бесстрашия, это была великолепная перемена. Кроме того, ему даже не приходилось мыться самому. Джанин легла рядом с ним, то и дело обнимала и прижималась к нему, а её нежные руки гуляли по всему его усталому телу, очищая, лаская, помогая расслабиться. Питер почти жалел о том, что не может снова возбудиться. Секс в ванной был бы просто шикарен. Хотя объятья тоже были приятными.       — Ты прекрасен. — шептала она ему на ухо. — И мне жутко не хватило тебя сегодня. Больше никогда не стану тобой делиться ни с кем. Никогда. Отныне и навек ты мой, только мой.       Все эти слова сопровождались страстными поцелуями в мокрую шею. Но это, увы, продлилось слишком мало времени. Питеру пора было уходить. Он и так полночи не спал… Конечно, хотелось бы остаться и разделить двуспальную кровать Джанин, но у него с утра были назначены тренировки…       — Почему, ну почему ты выбрал не Эрудицию?       У Эрудитов не принято дерзить и драться. Это нелогично и мешает работе. У Бесстрашных же драки — это часть работы. Эрудиты прикованы к своим рабочим столам, Бесстрашные же свободно передвигаются по городу — и пешком, и на поезде, и на машинах, и на велосипедах, и на скейтах. Никакая другая фракция не предоставляет столько возможностей наплевать на всё и жить в своё удовольствие. Может быть, Питера и возбуждали всякие ограничения и правила в постели, но вне её он предпочитал быть свободным, как птица.       Но в голосе Джанин он услышал столько боли и отчаянья, что просто не решился сказать правду.       — Я выбрал бы её, если бы знал тебя лично. Ради тебя пошёл бы и на самое дно ада.       Он ожидал, что она раскусит его ложь и рассмеётся. Но судя по её взгляду, она поверила. Её чудесные голубые глаза наполнились слезами; это растрогало Питера и он поцеловал её так, как никогда прежде не целовал. Люди из разных фракций не имели права вступать в браки между собой, но до сегодняшнего дня Питер думал, что в его отношениях с Джанин это даже обсуждаться не станет. Он и предполагать не мог, что она однажды захочет привязать его к себе навсегда… Да и сейчас надеялся, что она просто жалела о том, какого чудесного и умного парня потеряла фракция в его лице. А не о том, что не сможет сделать его своим мужем. Ему не нравилось видеть её сломленной и страдающей. Он не хотел видеть слёз в её глазах. Он был привязан к ней, как прицеп к кузову грузовика — и если она стояла на краю обрыва, падение предстояло и ему.       — Ну, мне пора. — сказал он, с трудом оторвавшись от неё. — У меня завтра сложный день. Ну, как обычно…       — Я не хочу отпускать тебя. — говорила Джанин, жадно целуя каждый миллиметр его лица. — Мой сладкий.       … тут мозг Питера внезапно пробудился, и он понял, что отсюда пора бежать, потому что ситуация становится совсем запущенной. Джанин нравилась ему в образе строгой повелительницы, и это не было проблемой. Но в том, что ему начинала нравиться и её нежность, все эти милые невинные поцелуйчики и сюсюканья, проблем было целых две. Во-первых, они были в разных фракциях и о серьёзных отношениях нельзя было и мечтать. А во-вторых, Питер осознавал, что медленно превращается из адекватно мыслящего человека, который хотел просто поразвлечься в сопливую размазню, требующую любви и тепла.       «Не сработало», — с ужасом осознавал он. Вся эта затея с оргией не вызвала у них отвращения друг к другу, на что они оба тайно надеялись, а наоборот, заставило их желать друг друга больше, жаднее, чаще.       Бежал он из лагеря Эрудиции поджав хвост, как последний трус. Но изредка оборачивался, чтобы посмотреть, не вышла ли она проводить его. Не вышла. Он вздохнул с облегчением: этого ещё не хватило, чтобы ещё больше запутаться в этом дерьме.       Эрик вёл его обратно в лагерь Бесстрашия молча, хотя судя по выражению его лица, ему хотелось бы высказать очень многое. Он наверняка был слишком шокирован, чтобы быть в состоянии произнести хоть слово.       — Итак, Джанин — твоя мать.       Питер заговорил с ним, потому что молчание стало нестерпимо где-то на половине пути. Он чувствовал, что сойдёт с ума, если не произнесёт ни одного слова.       Питер еле удержался от того, чтобы не рассмеяться, произнося эту фразу, настолько забавно всё получалось: единственному человеку, которому ни разу не говорил, что трахал его мать, он показал это на практике. Однако что-то подсказывало ему, что этот смех, тем более, сопровождаемый подобной ремаркой, стал бы последним в его жизни.       «Кого ты хочешь на Рождество — братика или сестричку?»       — Больше нет. Я отрёкся от неё дважды: в первый раз — когда покинул фракцию, а во второй — блядь, сегодня.       Эрик досадно сплюнул. Питер похлопал было его по плечу в утешение, но тот отскочил и бросил на него полный отвращения взгляд.       — Не трогай меня! — рявкнул он.       «Какая, однако, неженка»       — Ладно, ладно, не буду, прости. — сказал Питер, примиряюще разводя руки.       И больше он ничего не говорил до самого входа в спальню неофитов-переходников. Когда он уже повернул ручку двери и собрался было войти, Эрик внезапно остановил его.       — Эй. Отдохни хорошенько: завтра утром в шесть часов утра тебя ждёт бой с Эдвардом.       Ещё один сюрприз сегодняшнего вечера, но уже неприятный. Какой к чёрту Эдвард? Он же стал всё равно что бесфракционник, и ему ничто не смогло бы помочь.       — С Эдвардом? А разве вы его не вышвырнули из фракции?       В ответ на этот вопрос Эрик громко фыркнул.       — Разбрасываться такими людьми? Мы, по-твоему, с ума посходили, что ли? Он будет нам полезен в дальнейшем. И мы решили дать ему шанс на реванш, чтобы он доказал, что всё ещё в силах приносить пользу, что ещё в силах сражаться. Если Эдвард одержит над тобой победу, он сохранит своё место во фракции и свой ранг.       Питера не интересовала дальнейшая судьба Эдварда — уже нет — и он притворно недоумевающим тоном произнёс:       — Благородное решение, хвалю. И однако же причём здесь я? Я не понимаю…       — Не притворяйся тупым, Питер, мы оба прекрасно знаем, кто напал на Эдварда и выколол ему глаз, пока он спал. Ты поступил, как последний трус, кстати. И разочаровал меня, я был о тебе лучшего мнения. Этот бой и будет тебе наказанием. В таком состоянии, до которого ты себя довёл, занимаясь всякими извращениями, у тебя столько же шансов победить, сколько у Ала — перестать ныть.       Интересно, откуда Эрик знал о вечном нытье Ала, если тому хватило ума реветь только ночью в спальне? Вы откуда он знал, что именно Питер напал на Эдварда? Не то, чтобы это было неправдой, конечно — а нечего было ожидать, что Питер смирится со своим вторым местом в списке и ничего по этому поводу не предпримет. Если бы и Эрик в своё время догадался выколоть глаз Фору, это бы лишило общество великого множества проблем. Однако Эрика сдерживали его какие-никакие, но моральные принципы, а вот у Питера даже малейшие намёки на принципы отсутствовали как класс.       — А доказательства, что я это сделал, есть? Или ты это определил методом тычка в небо?       Ответ на этот вопрос пояснил Питеру всё, чего он не понимал до этого, и всё же ни капли его не обрадовал.       — В вашей спальне установлены камеры. С ночным видением. Даже не пытайся искать их — не найдёшь, они надёжно спрятаны.       «Блядь, мне пиздец» — внезапная глупая, трусливая мысль прокралась в его голову и не вовсе собиралась валить оттуда к хуям. Если бы другие лидеры Бесстрашия просмотрели все эти записи, то узнали бы, что он сделал, и назначили бы ему наказание покруче, чем какой-то жалкий бой.       — А у этих камер есть ещё и микрофон? — Питер задал первый вопрос, который пришел ему в голову, надеясь сменить тему.       На это Эрик ответил не сразу. Он глубоко вздохнул, а затем нервно сглотнул.       — Нет там никаких микрофонов.       Он почесал нос, опустил глаза в пол и начал теребить пирсинг в брови. Вопрос явно волновал его, да и к тому же, он сам только что признал, что слышал нытьё Ала. А значит, он слышал и кое-что другое…       «Он врёт», догадался Питер, «Интересно, какой ему от этого прок». И тут до него дошло. Эрик лично наблюдал за их спальней по ночам — то-то он и был таким раздражительным днём. Он слышал все их тёрки, интриги и скандалы, и даже ночное нытьё. Он слышал, что говорит Трис во сне. Он знал, кто она такая… И всё же она была цела и невредима, несмотря на то, что, по слухам, с такими как она Эрудиты и их приспешники обращались не очень хорошо.       И этому могло быть только одно объяснение, но… оно даже в мыслях звучало по-идиотски. В смысле, какой извращенец запал бы на убогую?       — Другие лидеры знают… что это я? — поинтересовался Питер, прекрасно осознавая, что нет.       Ему бы настал пиздец, узнай об этом Макс. Нападение на другого неофита — да ещё и на того, кто выше тебя по рангу — доказывает одно: то, что собственные интересы для тебя стоят выше интересов фракции, и что ты готов навредить обществу, лишь бы самому было хорошо. И, естественно, что от тебя выгоднее всего будет избавиться, как бы хорош ты ни был.       — Нет. И не узнают, если ты будешь хорошим мальчиком и никому не расскажешь о том, что слышишь каждую ночь.       При желании, Питер мог бы обрушить этот жалкий шантаж самому же Эрику на голову, просто поговорив с Джанин, но он решил, что оно ему ни к чёрту. Так что…       — Обещаю не говорить никому. О том, что Молли храпит.       Эрик приподнял левую бровь. Его бицепсы заметно напряглись: он явно был готов к тому, чтобы набить Питеру морду. И судя по всему, давно.       — И обо всём остальном тоже буду молчать, как рыба. Обещаю.       И лишь после этого обещания Питеру дали наконец-то пойти спать. А наутро его ожидал самый позорный бой в его жизни. И его поимели. Только на этот раз в переносном смысле. И ему было наплевать.