Еще один первый раз

Нэнси, улыбаясь, стягивает с себя джинсы, и вдруг неожиданно для себя понимает, что стесняется. Лицо начинает гореть, и она немного сутулится, неосознанно стараясь прикрыться. — Эй, все в порядке? — Стив придвигается ближе и ласково убирает с ее лица волосы, пробегая кончиками пальцев по раскрасневшейся щеке. Нэнси поспешно кивает, а затем, почувствовав прикосновение к плечу, вопросительно смотрит в другую сторону — Джонатан молча глядит на нее и поджимает губы. «Господи, в этом весь Джонатан», — повеселев, думает она, — «никогда лишний раз рта не раскроет». Она кивает и ему, — как же, тоже ведь беспокоится, — а потом откидывается на подушку. Становится как-то спокойнее (рука Джонатана так и не покидает ее плеча), и Нэнси делает глубокий вдох, пытаясь расслабиться. Родители Стива в очередной раз умотали на конференцию, что означает, что дом Харрингтонов теперь в его полном распоряжении аж до послезавтрашнего дня; у Джойс Байерс на этой неделе нет ночных смен, что означает, что за Уиллом есть, кому приглядеть, и Джонатан может со спокойной душой ночевать вне дома; миссис Уилер же почему-то уверена, что если кроме Нэнси с ночевкой у Стива останется еще и Джонатан, то ничем неприличным ее дочка точно заниматься не будет. О том, что в прошлый раз помимо Нэнси и Стива в доме было еще три человека, миссис Уиллер, кажется, предпочитает не думать. В прошлый раз все было совсем по-другому — и дело даже совсем не в том, что теперь их в кровати Стива не двое, а трое. Как ни странно, но больше в комнате Стива, кроме того, ее самого первого раза, Нэнси не оказывалась во многом потому, что та ночь, а вместе с ней и комната Стива напоминали о страшном: в ту ночь исчезла Барб. Мысль о подруге вдруг отзывается колкой болью внутри. «Ну же, Нэнси, не думай о ней сейчас, совсем не время», — Нэнси старается заставить себя думать о чем-то другом и обращает внимание на обстановку. Да, тогда они со Стивом были совсем в темной комнате, а сейчас включен свет. Жалюзи теперь закрыты — «Ну конечно, у него теперь из-за Джонатана паранойя», — она мысленно фыркает, а по губам расплывается непрошенная улыбка. Стив улыбается ей в ответ. Он первым переступает через всеобщее волнение и делает свой ход — накрывает ладонью ее бедро. Нэнси, выдохнув, наблюдает за тем, как его пальцы скользят вниз до самой коленки. Ее кожа на внутренней стороне бедер странно чувствительная — обычное прикосновение никак в Нэнси не отзывается, но если касаться совсем-совсем легко, самыми кончиками пальцев, то каждое такое касание будто все больше и больше наэлектризовывает кожу. Стив, конечно, знает об этой ее особенности, чем беззастенчиво и пользуется. Спустя пару мгновений Нэнси чувствует, что начинает возбуждаться. Она закрывает глаза, но даже с закрытыми глазами чувствует, что они оба смотрят на нее — Стив, лежащий справа, Джонатан — слева. От их взглядов одновременно и неуютно, и безумно волнительно, и она в поисках поддержки цепляется за футболку Джонатана. — Поцелуй меня, — шепчет Нэнси, не обращаясь конкретно ни к кому из них. Джонатан успевает отозваться первым — его губы накрывают ее, и она с каким-то облегчением думает, что хорошо, что это он, а не Стив. Она не имеет ничего против поцелуев Стива, но то, как целуется Джонатан — его рот всегда как будто на пару градусов теплее остального тела, и от его горячего влажного языка ее всегда ведет, — это то, что ей сейчас нужно. Поцелуи Джонатана заточены под нее, она ведь сама учила его целоваться; поцелуи Стива — слишком привычные, слишком изученные, даже немного скучные. Они хороши уже ближе к оргазму, но возбудиться с ними у Нэнси получается из рук вон плохо. Стив не отстает: его пальцы двигаются вверх, оглаживают кромку трусиков, а потом спускаются ниже и полностью накрывают ее половые губы. Его рука сначала замирает, а затем продолжает гладить ее, сосредотачиваясь на клиторе. От этих круговых движений, совсем легких, как будто он делает это случайно, у Нэнси все начинает гореть внутри живота, и она не выдерживает и двигает бедрами, вжимаясь в его руку. Стив хмыкает, а потом шепчет ей прямо на ухо, и в его голосе ей слышится улыбка: — Тебе так этого хочется, детка? Нэнси утвердительно мычит в ответ, не отрываясь от Джонатана. Она и сама не заметила, как зарылась обеими руками в его длинные волосы. Джонатан же, судя по всему, чувствует себя неловко — открыв глаза, Нэнси первым делом замечает его напряженную шею и явно неудобную позу, будто он боится что-то сделать не так. Она прерывает поцелуй и заглядывает ему в глаза: — Джонатан, ты… И тут же охает, не успев договорить, потому что Стив, повозившись какое-то время, наконец-то находит нужный темп и степень нажатия. Это немного странно, потому что она все еще в свитере и нижнем белье, а парни вообще все еще полностью одеты, но она уже возбуждена так, как не была никогда, даже будучи полностью раздетой и занимаясь гораздо более откровенными вещами. Нэнси, так и не найдя, что сказать, самостоятельно берет руку Джонатана и кладет на свою грудь, а потом нежно целует его в щеку и снова заглядывает ему в глаза. Под ее затуманивающимся взглядом он медленно начинает расслабляться, чуть сжимая ее грудь, а затем, совсем осмелев, отрывается от нее и заставляет ее чуть подняться над подушками, чтобы стянуть свитер. На Нэнси бралет из тонкой кремовой ткани, и когда Джонатан прикасается к ней, кажется, будто этого тонкого слоя между ее грудью и его ладонью совсем и нет. У Нэнси очень чувствительные соски, и даже такие ласки для нее чересчур — она снова охает, откинув голову на подушку, когда он намеренно надавливает пальцами на один из них. Нэнси зажмуривается и прислушивается к своим ощущениям: она чувствует, как пальцы Стива то и дело спускаются чуть ниже, будто проверяя, насколько сильно она намокла через ткань, как он горячо дышит ей в висок, наверняка наблюдая за тем, как Джонатан целует ее ключицы, нечаянно скользя волосами по ее сверхчувствительной коже, и как пальцы Джонатана заползают под тонкий хлопок. Стиву не видно, но Нэнси как будто ударяет током, когда Джонатан случайно задевает ногтем сосок. — О чем задумалась, Нэнси? — тихо говорит ей на ухо Стив, и от его голоса, тягучего, как кленовый сироп, у нее начинают бежать мурашки по телу. — Представляешь, как я сейчас там, между твоих ног? — и он, в тон своим словам, чуть сильнее надавливает на ее клитор. — Стив-чертов-Хэррингтон, — сквозь зубы бормочет Нэнси, а потом повелевает: — Лучше бы сделал, чем просто болтать. Стив смеется, и, как будто только ждал приглашения, сползает ниже, устраиваясь между ее бедер. Он не снимает с нее трусики, даже не пытается сдвинуть их в сторону — Нэнси просто чувствует влажный жар его рта сквозь уже и так наверняка промокшую ткань, и ей становится тяжело дышать. Что у Стива получалось хорошо всегда, так это удовлетворять ее именно таким образом — его язык проделывал с ней всегда какие-то внеземные вещи. Причем он готов был делать это в любой ситуации, стоило ей только намекнуть, что она хочет: на заднем сиденье его машины, припаркованной на обочине в местном лесу, когда он долго сидел перед открытой дверью на корточках, а она лежала и старалась не думать о том, что кто-то может проехать рядом; в ее комнате, пока она делала домашнее задание, а он сидел под столом, задрав ее юбку, и Нэнси кусала губы и слишком сильно сжимала ручку; в женском туалете, что должно было быть уж совсем отвратительным, но даже об этом вспоминать было приятно. И Стив прекрасно понимал, что он в этом хорош, а Нэнси прекрасно понимала, что Стив очень любит покрасоваться, но очень надеялась, что ему достает мозгов не хвастаться своим друзьям. Вот и сейчас Нэнси видит только его вихрастую макушку и глаза, но взгляд у Стива самодовольный донельзя, как будто выиграл миллион в лотерею. Он все-таки прерывается, быстро стягивает с нее трусики, и ее на мгновение обдает холодом, но тот быстро сменяется жаром от чужого языка. Нэнси дергается, и подается этому языку навстречу, а потом дергается еще раз, потому что Джонатан задрал ее бралет до самой шеи и теперь вылизывает ее грудь. Она не знает, что ей делать самой, куда деть руки, но чувствует, как ладонь Стива находит ее ладонь, и она переплетает его пальцы со своими. Второй рукой Стив помогает себе — Нэнси чувствует, как в нее входит палец, и ей становится еще приятнее, когда Стив чуть сгибает его и гладит переднюю стенку. Нэнси стонет, а потом поднимает свободную руку и наощупь находит еще и руку Джонатана, и тоже сжимает ее. Она еще не знает, но ей остается совсем недолго: и Стив, и Джонатан, замечают, как ее бедра начинают непроизвольно дергаться, как сбивчиво она стонет — тихо, иногда позволяя себе редкие шумные вздохи — Нэнси никогда не была слишком громкой в постели. Нэнси кажется, что она растворяется: она не может смотреть на этих двоих, это слишком грязно, слишком невозможно, ну не могла же она на такое согласиться, и потому она закрывает глаза, и в какой-то миг она просто становится телом, телом, которому так нравится, когда его трахают пальцами и вылизывают там, для чего в приличном обществе даже нет слов. — Черт, Стив, Джона-атан, — выпаливает Нэнси, и Стив надавливает локтями на ее бедра, потому что она нечаянно начинает сжимать ими его шею, и именно в этот момент она кончает. Нэнси не знает, сколько это длится, ей кажется, что она на мгновение попала в параллельную вселенную — не такую ужасную, как та, которая существует совсем рядом с Хоукинсом, а какую-то большую, пустую и необъятную, в которой нет ни одного материального существа, и все похоже на одну гигантскую заснеженную поляну. Она резко возвращается в свою обычную реальность от того, что ее клитор стал слишком чувствительным, и теперь ленивые движения языка Стива причиняют ей дискомфорт. Она тут же дергается и просит перестать, и Стив подтягивается поближе к ней и кладет голову ей на живот, встречаясь с ней взглядом. Нэнси улыбается ему. Джонатан отстраняется от нее и ложится рядом. Их руки все еще сцеплены. Но потом вдруг Нэнси становится неудобно и как-то страшно: она высвобождает руки и тянется к ширинке Джонатана, но тот мягко, но настойчиво не дает ей ничего сделать. — Но, я же должна… Вы же… — она растерянно смотрит то на Джонатана, то на Стива, и оба, будто сговорившись, почему-то смотрят на нее, как на раненное животное. — Нэнс, — начинает Стив, но Джонатан его обрывает. — Ты ничего не должна нам, — говорит твердо он, глядя на нее так, как умеет только он, Джонатан — с каким-то безграничным упрямством. — Тем более, вечер только начался, — вторит Стив, вскакивая с кровати, улыбаясь и довольно потирая ладони, — думаю, неплохо было бы перекусить. — Я тоже за, — говорит Джонатан. Они, переговариваясь, уходят на кухню, и Нэнси, одеваясь, думает о том, что она на них еще отыграется. А сейчас она и правда не отказалась бы от ужина.