имя твое не только на моей сигарете, но и на моем сердце.
конец июня выдался довольно жарким и солнечным, на что так надеялись люди после суровой зимы и прохладной мокрой весны. это было в плюс тем, кто собирался отмечать выпускной. многие выпускники одиннадцатых классов весь год чуть ли не ругались над местом проведения мероприятия. особенно так заморачивалась нина, которая хотела, как и в девятом, отпраздновать выпускной на теплоходе. петя рвал на себе волосы, когда ругался с ней по этому поводу, потому что в прошлый раз его укачало(и, как оказалось, только его). левковская настояла на своем, но, к счастью хазина, большинство человек из класса голосовали за коттедж, в котором будет по минимуму взрослых, там же можно было бы встретить рассвет. – невозможно даже выпить спокойно, – артем сел на широкий бежевый диван в углу гостиной и сделал глоток пива, которое кое-как протащила нина, – они разве не понимают, что мы выпускники, мы в любом случае будем пить! нафига нам сдалось это шампанское? – поэтому умные люди заранее позаботились об этом, – хазин ослабил галстук и расстегнул две верхние пуговицы на черной рубашке, взглядом гуляя по комнате. смешно было наблюдать за тем, как кто-то из одноклассников пытался в тихую выпить алкоголь под пристальные взгляды некоторых взрослых, что вызвались добровольно следить за детьми. среди них был и александр стрелецкий, который больше внимания уделял беседе с отцом нины, чем наблюдению за своим сыном. петя еще раз посмотрел на родителей, которые даже на них с артемом внимания не обращали, и кивнул парню, призывая того идти следом. выпускник поднялся по лестнице на второй этаж, поворачивая в первую попавшуюся комнату. она была не слишком большая, только широкая кровать, телевизор и окна, выходящие на сторону озера, в котором обычно все купались летом и где встречали рассветы, что, собственно, было сегодня в планах. – я не верю, что мы сдали экзамены, – внезапно заговорил артем, как только они вошли в комнату. стрелецкий повернул ключ в замочной скважине(удобства коттеджа больше походили на отель) и поставил стаканчик на прикроватную тумбочку. – я думал, что завалю, а в итоге надо подавать документы на поступление. – никто не думал, что мы сдадим, даже левковская не была уверена, – петя присел на корточки и вытащил из-под кровати бутылку коньяка под удивленный взгляд артема. те, кто пришли с родителями, сразу побежали осматривать дом, как казалось взрослым, а на самом деле запихали чуть ли не в каждую комнату по бутылке чего-нибудь крепкого, за что петя был очень благодарен. – это твоя? – нет. похуй, давай стакан, это наш последний вечер, когда мы можем вот так вдвоем напиться, – хазин принял из рук артема пластиковый стаканчик и налил чуть меньше половины, сам отпивая из горла. он морщится, но все равно губы сами собой растягиваются в улыбке, а внутри тепло растекается жидкость. стрелецкий встал рядом с парнем напротив окна, наблюдая, как садится солнце, хотя было уже девять часов вечера. он никак не мог привыкнуть к такому летнему режиму заката. над выпускным все тряслись целый год, выбирая костюмы и платья, а потом уже совсем немного беспокоясь об экзаменах. этот год выдался сложным для многих, особенно, когда ты день и ночь думаешь над поступлением и о своем будущем. артему совсем не хотелось уезжать в москву, даже если там его ждал один из лучших университетов столицы. он еще не успел рассказать пете, что они больше не увидятся, что послезавтра у них с отцом и сестрой уже поезд. он вообще многое не успел сказать, но сейчас это казалось не особо важным, когда они вот так вдвоем стояли и пили коньяк, за дверью звучала громкая попса, а за окном садилось солнце, отдавая всю свою власть сумеркам. им не казалось обязательным сейчас говорить, ведь из разговора они мало что вспомнят. но в воспоминаниях останутся прикосновения, рваные вздохи и руки, сжимающие бедра хазина. артем запомнит, как долго они целовались, стоя у окна, как петя первый не выдержал и с громким звуком поставил недопитую бутылку на подоконник, хватая стрелецкого за грудки и толкая его в сторону кровати. он запомнит отлетающие к тумбочке пиджак и галстук; как они минуты не считали и благодарили хозяев дома за ключи в каждой замочной скважине. артем опускается поцелуями на шею, пока хазин торопливо пытается вытащить из петли пуговицу на брюках. он кусает кожу в районе ключиц, проводя после по месту укуса языком, уверенный, что останутся яркие синяки. петя стонет, голову откидывает, открывая артему вид на свою шею, и чувствует чужие губы, целующие каждый сантиметр кожи. хазин наконец-то стягивает с него брюки, голову поворачивая, не позволяя себя больше целовать, и взгляд опускает. у него волосы взъерошенные, губы обкусаны так, что красные до невозможности, и дыхание невпопад с тёминым. и не мог перестать думать о том, что когда-нибудь разойдутся, не увидятся больше, и что воспоминания окажутся хуже разбитого стекла, впивающегося в кожу.разлука для любви то же, что и ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает еще сильней.
они просыпаются через четыре часа, когда пора уже было идти встречать рассвет со всеми остальными. на удивление, парней искала одна нина, но, увидев счастливое лицо хазина, даже спрашивать не стала, где они были, а просто повела их за собой. раннее утро после веселой ночи встретило их легкой прохладой и отдаленными звукам проезжающих машин – где-то за километр была дорога. левковская схватила под руку свою подругу и потащила ее в воду, босыми ногами наступая на мокрый песок, пока еще несколько одноклассниц никак не решались поступить так же из-за своих платьев. артем подошел к воде и поднял голову, наблюдая, как над горизонтом начало появляться солнце, первые лучи устремляя на группу старшеклассников. хазин завороженно смотрел на парня и благодарил все живое, что свет ложился на стрелецкого в таком ракурсе.лазурный цвет нежно пересекается с персиковым и напоминает мне о рассвете того дня, когда я в тебя влюбился. прости.
– и ты решил сказать мне об этом в день твоего отъезда? ты совсем придурок? ты охуел, стрелецкий! – срывая голос кричал петя, толкая юношу в грудь. артем ничего не возражал, знал, что заслуживает. – мне можно будет приехать летом сюда, когда закончится первый курс, петь, не все так плохо. – не затирай мне про лето. что прикажешь целый год делать? сидеть и ждать тебя, сложа руки? пошел нахуй, я не собираюсь этого делать, ты должен был сказать мне! стрелецкому жаль, честное слово. он стоит, не в силах предотвратить крики пети, в которых слышалась вселенская боль и осуждение за потраченные впустую дни. он мог позволить пете ударить себя, хотя знал, что тот так не сделает, не позволит себе обидеть юношу настолько сильно. хазин горел от злости, но это сменилось накатившей обидой,что заставила его опустить руки. артем подходит к хазину впритык, обхватывая его за талию руками. он пытается уместить в этих объятиях всю боль, всю обиду и горечь предстоящей разлуки, прижимая к себе вдруг замолчавшего петю. тот сначала медлит, но после обвивает шею артема, пальцами зарываясь в волосы на затылке и утыкаясь лицом в теплую шею стрелецкого. он нежно губами касается кожи, пытаясь запомнить то, что теперь не сможет повторить, и становилось грустно. – я люблю тебя. – артем опускает веки и вслушивается в размеренное дыхание пети. уже значения эти слова не имеют, но больше возможности у него не будет, и говорит то, что оба уже прекрасно поняли. – зря ты это сказал. – знаю. но я люблю тебя. петя молчит некоторое время, не в силах оторваться от стрелецкого. в оглушающей тишине был слышен странный стук с верхнего этажа, слышно, как лает собака, как ругаются соседи за стенкой. все это стало настолько привычным, что хотелось выть. хазин понимал: сказав эти слова, он обрекает себя на долгую мучительную каторгу, обернувшуюся чувством тревоги и привязанности к стрелецкому. в этой проклятой богом квартире отпечатаются слова пети, которые в этих стенах больше не прозвучат. – я тебя люблю.две половинки не могут находиться долго друг без друга, они всегда найдут верный путь, чтобы соединиться вновь.
стрелецкий надеялся на скорую встречу каждый день с момента своего отъезда. каждый день в течение года, но, как оказалось, его профессия требует постоянного внимания, а отец настоял на своем контроле, поэтому москва стала артему вторым домом, где он в итоге и остался. он не надеялся, что петя когда-нибудь его простит и приедет. потому что через семь с половиной лет вряд ли возможно все еще любить одного человека, с которым вы не виделись с выпускного вечера. старые знакомства сменились новыми, даже друзья, партнеры. поменялись вкусы в музыке и интересах, изменился сам стрелецкий. он надеялся, что прошлые школьные годы не обернутся для него вселенской катастрофой и не выглянут из какого-нибудь угла, просто поздоровавшись и напоминая о себе. – я это ебаное здание искал полчаса, – хазин взъерошил волосы и нажал на кнопку лифта, вставая в углу. если честно, он искал психолога с фамилией артема гораздо быстрее, благодаря способностям интернета, но ориентироваться в москве до сих пор не научился, даже за месяц проживания здесь. петербург опускать не хотелось до последнего, пока на месте работы не предложили должность в москве. тот, не раздумывая, сразу же согласился. не потому, что была возможность найти артема. совершенно. – петр юрьевич? – кудрявый парнишка вскинул голову и посмотрел на клиента. – можете проходить, артем александрович ждет вас. хазин кивает, дергая за ручку двери. он не спеша проходит во внутрь, наблюдая за спокойным выражением лица стрелецкого, будто они только вчера виделись. он почти не изменился: такой же худой с выпирающими на лице скулами, о которые можно было, черт возьми, порезаться, и все так же просто одевался. – с какой проблемой вы пришли? – начал разговор артем, как только хазин сел напротив. он еле заметно ухмыльнулся, наблюдая, как профессионально психолог сохраняет спокойствие. – я держусь за прошлое, все никак не могу забыть свою влюбленность, – петя по-хозяйски откинулся на спинку кресла, закидывая ногу на ногу. – она вас так зацепила? – он. мы были друзьями, встречаться начали. а потом он укатил в москву, обещая приехать наследующий год. но так и не приехал. – и как вы оказались здесь? в столицу приехали, чтобы его найти? – нет, чистая случайность, меня в другой отдел перевели. как услышал про москву, начал искать, – петя мог бы посмеяться, с какой непринужденностью они общались, как старые знакомые, которые видятся каждый день. – что посоветуете? у вас же провокативные методы. – не обязательно бежать от прошлого, может как раз и надо им воспользоваться? – артем подался вперед, опираясь локтями на колени, то же самое сделал и хазин, наблюдая за стрелецким. внезапно улыбка сошла с лица психолога, а привычные чистоты сошли на шепот. – я уже не надеялся, что мы встретимся. я скучал по тебе. – если теперь никто никуда не едет, я могу пригласить тебя на свидание? – петя осторожно взял его за руку, давая себе право на улыбку. прошло почти восемь лет с того раза, как они касались друг друга. у артема таки же теплые руки и такой же привычный родной запах, от которого хотелось вернуться в тот выпускной вечер. хазин ругал себя за такую нежность, обещая себе больше не скучать по артему несколько лет назад. – можно. артем поначалу медлит, очерчивая взглядом лицо пети, которое было так близко. впервые за много лет он вспомнил февральский день, холодную квартиру и дешевые сигареты, которые теперь казались такими противными. стрелецкий его целует: напористо, кусаясь, будто боится отпустить, как в прошлый раз. теперь петя кажется совсем реальным, и все происходящее в кабинете тоже. теперь никуда уезжать не надо, а можно спокойно и неторопливо проживать свою жизнь, которая раньше казалась невозможной. было совершенно удивительно найти друг друга в большом городе, где, по факту, таких стрелецких вагон и маленькая тележка, но хазин смог, чем теперь невероятно гордится. и теперь оба считают, что кабинет психолога-провокатора лучше любого места в питере.разве можно управлять таким чувством, как любовь, – чувством, которое до сих пор еще не нашло себе истолкователя.