Дождь

Британия всегда была известна своими дождями и туманами. Туманный Альбион — не зря же прозвали так. И жители её привыкли к такой погоде, неодобрительно глядя всегда на лето, когда солнце жарило, а счета за воду превышали все разумные пределы. Гарри был коренным британцем, поэтому, как и каждый из них, к дождю относился спокойно, даже любил его. Во время дождя всегда тихо, спокойно, мир будто очищается. Под убаюкивающий звук капель не ругаются Дурсли, не посылает видения Волдеморт, гипнотически плетёт свою паутину паук Альберт. Пусть и Дурсли, и Том, и Альберт (вот за него обидно, но пауки, увы, не вечны) давно в прошлом, ощущения во время дождя те же. Гарри любит дождь, к чему скрывать. Вот только если ливень не стихает больше месяца, грозя уничтожить всё и вся — продолжать так же любить сложно. Весь остров был закрыт дождливой пеленой от остального мира, никакие маггловские самолёты или корабли не могли ту преодолеть, туннель под Ла-Маншем внезапно обрушился, а любые магические способы перемещения работали только в пределах острова. Никто не знал, что, зачем и почему, вот только смерть уже стучала в окна. Магглам и магам объединиться бы, но куда там. Визенгамот мог только спорить, потрясая старческими кулаками, верхушка Министерства как обычно заняла позицию страуса и даже Гермиона, когда-то в школе умница-активистка Герми, ходила растерянная по полупустым коридорам. Продовольствия хватало, у магглов его было меньше, ведь у них не было возможности защитить урожаи от дождя чарами (хотя и те работали с перебоями, как пожаловался одним письмом Рон), но его хватало. Хватало дожить до того момента, как весь остров уйдёт под воду. Весёлая перспектива, но до ужаса реальная. Гарри аппарировал как-то на тот каменистый уступ, куда вывозили на отдых воспитанников приюта Вула в далёких тридцатых годах уже прошлого столетия. И если когда-то море билось далеко внизу под ним, то теперь уступ стал полноценным берегом, а памятную пещеру и вовсе затопило. Гарри не знал, как ему реагировать. Не мог ему ничего подсказать и портрет сварливой Вальбурги, в последнее время ставший всё чаще молчаливо вглядываться в пустоту за границами картинной рамы. Когда женщина приходила в себя, каждый раз первые пару мгновений на лице её застывал безобразной маской испуг. Но на вопросы она только отмахивалась, закрываясь большим веером. Не был помощником и старый Кричер, сгорбившийся больше прежнего, но всё так же старательно ухаживающий за особняком Блэк. И то, что блюда зачастую стали несколько пересолены, Гарри предпочитал не замечать. Не мог помочь и Альберт Второй, акромантул, ещё на далёком втором курсе, во время той идиотской вылазки в лес, спрятанный за пазухой еле вылупившимся паучком. Он так и не вырос до размеров Арагога, оставшись лишь чуть больше обычной собаки, но для Гарри он был семьей. Собственно, семья Гарри и состояла из этих троих. Когда-то он считал семьей и Рона с Гермионой, но не срослось. Бывает. Сейчас они всё ещё друзья, вот только видятся лишь несколько раз в год, на днях рождениях друг друга, да случайно сталкиваясь на улицах, в те редкие разы, что Гарри прерывает добровольное отшельничество и выходит в люди. Всё остальное общение: письма, письма, письма, на которые Гарри вечно забывает отвечать, но всегда их читает. Гарри вполне счастлив своей жизнью, чего бы и нет. Он её выбрал, и он всё ещё любит дождь, пусть тот теперь и грозит их всех убить. Но не чувствует в себе готовность умереть. Ещё столько картин не написано!.. Дождь барабанит об стекла, а Гарри стоит перед последней своей работой и пытается понять, почему та ему не нравится. Обычно он любит то, что выходит из-под его кистей, карандашей, да простого маггловского маркера, но в этой картине его что-то цепляет, дергает, не нравится. Но что? На картине дождь, балкон и кот. Стеклянные двери балкона прикрыты тёмно-зелёными шторами, за ними — льет и льет, всё мокро и нет ничего, кроме одинокого цветка. Тот не сгибается под струями, гордо держит свои руки-веточки, только шелестят листочки прогибаясь и вновь выпрямляются — до следующей достаточно сильной капли, чтобы их нагнуть. По ту сторону двери за этой борьбой наблюдает кот, то ли чёрный, то ли тёмно-коричневый, Гарри и сам не разберёт. И вроде всё на своих местах, а чего-то не хватает. Чего? К Гарри подходит Альберт Второй, чуть толкает его, отвлекая. В его жвалах зажат Ежедневный Пророк, весь в каминной саже — но совы уже давно не летают, все используют каминную сеть для обмена корреспонденции — что за забавное слово. Или гоняют домовиков, вспомнилось Гарри, если тот у них есть. У Малфоев точно был, но писем давно не было видно. Вторую неделю? Гарри не помнил. После второй (третьей?) Авады, что-то в его бедовых мозгах сдвинулось, он стал ужасно рассеянным, во всём, что касалось общения с людьми, зато талант к рисованию раскрылся в полной мере. А стоило заинтересоваться, как превращать свои картины в артефакты стало выходить само собой. В основном защитные, изредка атакующие незваных гостей, улучшающие и укрепляющие здоровье, увеличивающие плодовитость… Вот только никакие картины не могли спасти, когда родной остров норовит уйти под воду, как Атлантида. Завидует её известности, что ли? Надо будет написать Малфоям, узнать, как дела у маленьких Александра и Скорпиуса, брата и сына Драко. Главное не забыть. Опять. Ладно. Что там пишут? Новости были столь же однообразны, как ливень за окном. Главное, что его интересовало — решение связаться с маггловским правительством так и не было принято. И всё же чего-то картине не хватает. Какой-то детали, мелочи, закончившей бы образ. Гарри в задумчивости почесал Альберта Второго и, кивнув самому себе, пошёл надевать куртку. Стоило прогуляться, проветрить мозги, может тогда он поймёт, чего картине не хватает. Дождь бил по спине, плечам, наклонённой к земле голове, но это даже не раздражало. Почти успокаивало. Как и мерная ходьба в резиновых сапогах, вода почти до колен поднялась — опять ливневку забило, наверное. Вода, сплошная вода. Гарри брёл прям по проезжей части, машин сейчас бояться — смешно. Те не ездят почти, слишком велик шанс поплыть, почти стопроцентный. Поэтому на гудок за спиной он среагировал с опозданием, слишком глубоко погрузился в себя. Его лишь слегка зацепило, водитель явно побоялся выворачивать руль, но смог почти полностью сбросить скорость. Но тем не менее, толчка хватило, чтобы Гарри не удержал равновесия и с весёлым «плюх» приземлился в воду. — Вы в порядке? — в окно выглянул водитель, но выходить на улицу не стал. — Вполне, спасибо. — Гарри поправил очки, чуть не соскочившие с носа, и попытался встать, опираясь руками на машину. Хорошо, что запачкать машину в такой дождь было невозможно — любая грязь сразу смывалась — иначе Гарри чувствовал себя бы до крайности неловко. Его чуть повело, правая нога почему-то всё норовила подогнуться, хотя удар был шуточным, в самом деле. Гарри крепче схватился, — попытался, — за машину, но уже чувствовал, как скользит рука и мысленно приготовился вновь плюхнутся. Не упал. Внезапно его подхватили со спины и помогли выпрямится. — Осторожнее, мистер Сбитый Пешеход. Гарри оглянулся. Его держал мужчина, высокий, в классическом костюме. Но удивляло не это, а то что рядом с ним стоял другой мужчина и держал над ними большой чёрный зонт. Гарри и не заметил, что на него перестал попадать дождь. — С-спасибо, — вышло не сразу, несколько неловко, но Гарри был слишком удивлен происходящим, чтобы заострять на этом внимание. Он и поблагодарил на автомате, рефлекс, вбитый Дурслями в подкорку — никаких матов и всегда говорить «спасибо». — Вам нужна помощь? — выражения лица мужчины было олицетворением ледяного спокойствия, голос ровным, но Гарри чувствовал тепло рук, всё ещё поддерживающих его. — Нет, спасибо. — Гарри улыбнулся и попытался встать ровно сам. Вышло, хоть ногу чуть ещё вело, она была как чужая, но он мог с этим жить до дома, где точно найдется нужное зелье. — Не стоит так часто благодарить. И в такую погоду не стоит гулять без зонта, — с этими словами мужчина протянул руку, в которую тут же вложили такой же зонт-трость, что и был открыт над ними, только собранный. Сквозь шум дождя внезапно послышалось: — Мистер Холмс, вас к телефону третий номер. И смею напомнить про график, сэр, — голос был однозначно женским. Гаррин спаситель на прозвучавшее лишь кивнул и мимолётно показал какой-то знак левой рукой (хотя Гарри честно не понимал, зачем так следит за его руками, вообще за ним). После чего перевёл внимание вновь на Гарри: — К сожалению, я должен ехать, мистер Сбитый Пешеход, иначе обязательно подвёз бы вас к вашему дому. Будьте осторожны, сегодня вам сильно повезло. Гарри хотел было опять поблагодарить, но смог сдержаться, помня слова мужчины. Только накинул капюшон и отошёл на тротуар, высоко задирая ноги, чтобы не зацепиться. Пусть выглядит смешно, но опять падать всё же не хотелось. Уже на тротуаре, открыв подаренный зонт, он наблюдал, как мужчина (мистер Холмс, зачем-то поправил он сам себя) с сопровождающим прячется в машине и та сразу отъезжает. И что это было? Гулять больше не хотелось, поэтому Гарри пошёл домой, почему-то всё никак не переставая думать о таинственном мужчине-с-зонтиком. Уже стоя на пороге дома двенадцать на площади Гриммо Гарри понял, чего же не хватало картине. Там точно нужен зонт в форме трости, чёрный с блестящим лаком деревом ручки.