Альба гу бра!

То, что сдергивать, хорошо подвыпив, тюрбан у заики-учителишки и закидывать его в мусорный бак на заднем дворе Дырявого котла, было не самой лучшей идеей в жизни, Дорис Крокфорд поняла в ту же секунду, когда уставилась на второе лицо на затылке Квиррелла. Он вроде бы до этого был предельно вежлив, но такие как Дорис воспринимают вежливость как слабость. И выпив явно лишнюю парочку, ну ладно, пятерочку бокальчиков Огневиски, она расшалилась. На заднем дворике они были вдвоем, Гарри Поттер, в сопровождении Хагрида, ушел уже несколько часов назад на Косую аллею, и все ждали обратного прихода героя, и выпивали понемногу. Но Хагрид все не приводил мальчика, и Дорис пошла к себе, в снимаемую на пару с Рокси Браун комнату в Лютном переулке, может, по дороге посчастливится еще раз прикоснуться к мальчику. Уже полчаса больше никто бесплатно не наливал, но сегодня ей перепало от щедрот Тома-бармена пять лишних порций Огневиски, на душе плясали чертенята и результат их пляски не заставил себя ждать. Квиррелл, мигом повернувшись, оценил распахнувшийся было для вопля рот Дорис без трех передних зубов и быстро скастовал невербальную Аваду палочкой, приготовленной для выстукивания пароля на кирпичной стене. Потом призвал тюрбан, а взамен него забросил в мусорный бак тело мертвой женщины, преобразованное в мышь. *** Я пришла в себя рывком, вонь от гниющих отходов была настолько сильной, что меня выворотило наизнанку. Сверху кто-то опрокинул еще рыбью требуху и ушел, насвистывая веселый мотивчик. Я с трудом, на подгибающихся ногах поднялась со дна невысокого мусорного ящика, опираясь руками на его склизкие стенки, и попыталась их оттереть о платье, но тут меня посетила шиза или галлюцинация. В кирпичной стене, около которой и стоял мусорный бак, начало дрожать марево, потом кирпичи плавно сложились в арку и из яркого света в полумрак мусорного дворика шагнул некто, только и был виден силуэт. Я стояла и пялилась на этого некто, как оно женским голосом сказало: - Эээ, Дорис, я тебя обыскалась, а ты тут в помойке прикорнула!       Это некто к тому же оказалось одето в чудный наряд, балахон до пят и с островерхой шляпкой набекрень. Ноги мои подкосились, что-то чужеродное толкнулось в голову откуда-то изнутри и я плавно отъехала в беспамятство.       В себя пришла глубокой ночью, на продавленном диване и с мокрой тряпкой на лбу. На кровати напротив храпела та тетка, что увидела меня в мусорном баке. Она и привела, очевидно, меня в эту грязную комнату, и даже сняла воняющее помойкой платье, что валялось смятой кучей у дивана и мерзко вонять от этого не перестало. Во рту стоял сушняк, не испытываемый мною уже больше сорока лет, так долго я ни капли спиртного в рот не брала. Я была, что называется, в глухой завязке. Родившись в семье виноградарей, вино пила с раннего детства, разбавленное водой, конечно. Но в Москве, куда я уехала учиться в семнадцать, на студенческих вечеринках пили в основном водку, и однажды я проснулась посреди чужой комнаты без трусов и с задранным платьем. С тех пор и капли в рот не брала. Хорошо, что детей не завела таким незамысловатым способом, у нас бы меня просто прибили. Традиционная армянская семья и все такое.       Храпевшая на кровати скорее всего подружка этого тела, именуемого ею Дорис, пошевелилась и я замерла. Храп сменился посвистыванием, и мне захотелось писать. Светильничек в виде маленького факела освещал комнату достаточно, чтобы я увидела две двери и два оконца. Двери располагались обе напротив дивана, а окна на левой стене. В первой двери в проеме был ярко освещенный коридор, а вторая, с зеркалом на нем во весь рост, привела в искомое место. Разглядывать себя пока не было времени, мочевой пузырь грозил лопнуть.       Справив нужду, обнаружила, что на мне поношенные панталоны по колено, льняная рубашка пониже колен и корсет под ней. Душ сочился еле-еле теплой водичкой, но вонь и грязь смыл. Шампунь был травяной, волосы промыл отлично. На левой руке обнаружила повязку из грязной тряпки, рывком отодрала ее, присохшую к рваной ране. Та на вид выглядела настолько страшно, что я, наскоро простирнув эту тряпку, отжала ее и замотала снова засочившийся сукровицей рубец. Снова надевать воняющую одежду было омерзительно, и я вышла в комнату голой. Зеркало на двери в санузел показало вполне упругое тело тридцатилетней женщины, даже сиськи не висели, а задорно торчали. И я улыбнулась, как-то вышло, что я омолодилась. И замерла, прежней моей ослепительной улыбки не было, во рту чернел провал вместо зубов.       В остальном зрелище тоже особо не порадовало, красноватые прожилки на носу и щеках показывали, что тело это выпивало часто и помногу, а лицо, по сравнению с телом, было дряблым, в мелких морщинках, и выглядела я лет на пятьдесят. Мне же было хорошо за шестьдесят и мое лицо, под действием всяких масок и масочек, все еще было гладким, муж шутил даже, что ему, лысому пню, стыдно с такой молоденькой под ручку разгуливать. Но в зеркале отражалась все же я, правда неухоженная какая-то и все равно выглядящая лет на десять моложе моего настоящего возраста, несмотря на явные следы пьянства. Потому что не морщины выдают возраст дамы, а взгляд. Мой всегда выдавал настоящий возраст, а здесь у меня был взгляд побитой собаки, брошенной хозяевами. Как-то я подобрала такую собаку, в нашем дворе хватило бы места и для нее. Но как ни выхаживала, она тихо скончалась, до последнего уползая на пепелище на соседней улице. Точно так же смотрела на меня та я, что была в зеркале. *** Идея попаданчества была мне знакома из восторгов внучки от очередного графоманского "шедевра", Делия читала только женщин-авторов и меня пристрастила и к Интернету, и к фанфикам. Но внучке было пятнадцать, я же предпочитала жесткие фанфики авторов-мужчин, а не розовые сопли с сахаром.       То, что шиза-галлюцинация была переходом на Косую аллею, приняла сразу, как обнаружила в сумочке из замши, брошенной сверху замызганной и воняющей мантии, документы, конвалюту с таблетками, палочку и кошелечек с тремя кнатами. Палочка, едва я взяла ее в руки, выстрелила снопом ярких синих искр, тепло от нее распространилось от пальцев вверх по руке и достигло желудка, где и растворилось. Люмос выдала на автопилоте, и яркий шарик висел как привязанный к кончику палочки. Нокс погасил его, и я не спеша прочитала свое теперь имя - Дорис Крокфорд. Оно ничего мне не сказало, лишь где-то глубоко внутри была уверенность, что это имя мне знакомо. Но голова болела нестерпимо, нашлась таблетка обычного аспирина, последняя в пачке и последняя из вещей в сумочке, что и подействовала вскоре.       На диване валялась шаль, я в нее укуталась и пригрелась. Сон подкрался незаметно, а утром меня разбудил аромат кофе, упертые в бока руки соседки по комнате и ее грозное "Ну что, налюбовалась на героя?". И попивая кофеек, налитый все же соседкой, выслушивала, какая же я врунья. Ведь обещала ни капли в рот до субботы не брать, у них заказ наполовину только выполнен. А теперь у меня руки будут трястись полдня, и вышить руны не смогу. А мадам Малкин уже завтра должна получить мантии, и денег не даст, если опоздаем. Так что зря она повелась на уговоры миссис Крокфорд-старшей и приняла меня к себе, не сработал амулет трезвости, значит. Хоть после последнего моего загула и усилили его, но я как-то умудрилась сломать и усиленный блок.       И где сейчас амулет, все так же уперев руки в боки, вопрошала крепкая тетка средних лет. Рокси, внезапно всплыло в памяти, как будто и не моей, имя мучительницы. А мучительницы потому, что голова трещала зверски, несмотря на принятый аспирин и чашку кофе, во рту же полчище кошек не просто нагадило, но еще даже и не попыталось зарыть гадости свои.       - Мне бы еще кофе, - страдальчески протянула я.       - А какао тебе не подать? - фыркнула Рокси, и внезапно обрела фамилию, Браун. Это что-то, подсказывающее внутри моей головы, еле пробивалось сквозь волну боли. Но чашку кофе я все-таки получила и мигом приободрилась. И на замечание, что как-то странно говорю, не потеряла ли еще зубы, промолчала, ведь только сейчас осознала, что говорит Рокси по-английски, а я, кроме родных армянского, русского и французского, по языку со стороны дедов, бабок и мужа, больше никакими не владела. Но как-то же понимаю ее и даже отвечаю, но язык ворочается еле-еле.       Так что поскорее захлопнула рот, допила кофе и привычным жестом опрокинула чашку дном вверх на блюдечко. Пока я рассматривала кофейную гущу, не обратила внимания на сгустившуюся тишину и грозное сопение над ухом.       - Ну-ка, ну-ка, что ты там разглядела? - резко прозвучал голос Рокси прямо у уха. Я вздрогнула, чашка и блюдце упали на пол и каким-то не своим движением я быстро схватила со стола палочку и собрала осколки воедино одним словом. Ступор мой длился почти минуту, в голове с грохотом сталкивались гранитные глыбы, снося к чертям здравый смысл, смысл жизни и еще кучу других смыслов. Грохот валунов становился все тише и глуше, и наконец закончился.       В себя я снова пришла рывком, опять лежа на продавленном диване и с мокрой тряпкой на лбу. Рядом на стуле, пригорюнившись, сидела Рокси и, чуть раскачиваясь, вполголоса читала речитативом какую-то заунывную фигню, вышивая серебряной иглой по черной ткани черной же нитью. Голова моя не болела, тело налилось жаждой движения и я ткнула Рокси в упругий бочок. *** Руны вышивать надо было иглой с черной нитью, намеченная мелком линия постепенно заменялась незаметным швом, и Меган Рокси Браун вскоре успокоилась, поняв, что все-таки успеем. Откуда-то пришло знание, что Меган из семьи потомственных гадателей и ворожеев, а она, белая ворона, отошла от семейных традиций и занялась рукоделием, вернее, руническим шитьем. Достигла высот подмастерья, и прекрасно обошлась бы без меня, ее дети уже закончили Хогвартс...       Третий раз Меган тряпку на лоб мне класть не стала, как она сказала, в обмороке я пробыла всего полминуты, вот она и не успела переложить меня на диван. Я молча приняла еще чашку живительного напитка, уже уверенно взяла в руки иглу и Меган снова начала мычать под нос свой речитатив.       Мы вышивали обычным способом "шов назад иголка" десять мантий почти до утра. Меган еще пару раз сварила нам кофе, но есть не давала, вышивальщицы не ели во время работы. Речитатив она не мычала, а ясно, просто очень тихо проговаривала по кругу раз за разом, к окончанию работы я начала подшептывать ей, четырнадцать слов складывались в ритмическую фразу, красивую и полную ускользающего от меня смысла. То, что это латынь, было ясно из парочки слов, знакомых всякому мало-мальски образованному человеку, по крайней мере слова "материя" и "защита" я опознала, хоть и с трудом. Меган была молчунья, принеся нам по два галеона, один сразу отобрала и ушла, как пробурчала, за продуктами. Я обыскала нашу комнату и нашла только пару яблок, кои и уничтожила, напилась от пуза воды из странного фонтанчика над раковиной в санузле и провалилась в сон.       Разбудила меня подобревшая Мэгги, я начала припоминать смутно, что уже месяц, как живем вместе, вышивая руны на заказ. Дорис выпивала частенько и тратила все сбережения на Огневиски, заливая свое горе, как шепнуло воспоминание. Она потеряла мужа и ребенка почти в конце первой войны с Волдемортом, побочные потери, так сказать, при взрыве их лавочки с жилым вторым этажом.       Крокфорды торговали травами, частью выращиваемыми самими, частью закупаемыми у Лонгботтомов, которым исправно отдавали должный процент, и потихоньку копили деньги на Хогвартс для сына, Ричарда. Дорис отсутствовала в тот день, когда Пожиратели взорвали магазин сторонника Дамблдора, и притулившийся рядом домишко Крокфордов сложился как карточный домик, и потому выжила. Дорис тогда, с полубезумным взглядом, до следующего утра, пока ее не нашла миссис Крокфорд-старшая, бродила с корзинкой, полной трав, по руинам своей жизни. Она отлучилась за луноцветом в теплицы Лонгботтомов, простояла за забором полчаса, пока не соизволили вынести нужное, хотя договаривались ровно на девять утра. И сейчас она была бы рядом с любимыми, а не теряла бы последний передний зуб от перекусывания ниток, отрезать ножницами было нельзя. Теперь она нитки терла между ногтями, и тратила деньги, кроме алкоголя, на укрепляющее ногти зелье.       Гарри Поттера Дорис Крокфорд боготворила.       Меган заставляла ее есть и работать, и следила за одеждой. Ей платила за пригляд миссис Крокфорд-старшая, мать ее мужа, невестка в своем полубезумии была тихой-тихой, но вскоре нашла способ заглушать боль алкоголем, вот тогда становилась буйной и ввязывалась в драки, потеряла в парочке из них зубы, но что-то берсеркское проглядывало в глазах пьяной драчуньи и ее особо не трогали даже в Лютном, известном своими жестокостями.       Лечение в святом Мунго Дорис проходила трижды, на последнем курсе и предложили амулет трезвости вшить. Но Дорис первый амулет просто выгрызла из левого предплечья, едва вышла на Косую аллею и увидела магазинчик чудесных приколов, что построили на месте их домика. И ее искали почти два месяца, нашли в женской тюрьме на острове Джерси. Там ее называли Дори Крокис, обеспамятевшую приговорили к трем месяцам под этим именем. Она славно тогда порезвилась и от души наваляла какому-то знатному господину. Тот знал историю Дорис и не стал настаивать на суровом приговоре, но память подтер и назвал ее чуть измененным именем. Каким образом резвилась Дорис в Эдинбурге, каким чертом ее занесло в Кривой переулок шотландской столицы, она сказать не смогла. Три месяца вынужденной трезвости почти лишили Дорис остатков разума, но целитель последний месяц заключения приходил ежедневно, его настойки помогали удержать разум женщины на тонкой ниточке. Амулет трезвости, усиленный, вновь вшили в руку после освобождения, как раз накануне прихода кумира Дорис в Дырявый котел, но она его портновскими ножницами быстро вырезала, обмотала руку тряпкой и побежала приветствовать героя. Она знала, что там будут наливать бесплатную выпивку, и сидеть трезвой в такой великий день не хотела. *** Меган принесла выстиранную мантию и белье, и складывая в сундук Дорис, сказала, что мадам Малкин оценила последнюю мантию выше всяческих похвал, и при продаже отстегнет им еще полпроцента от прибыли, уж очень мощно запитали они руны. Так что она не будет возражать, если Дорис и дальше ей подпевать будет, если вдвоем, руны становятся мощнее вдвое же. Через месяц, убедившись, что Дорис и без амулета трезвости не стремится купить выпивку, а напротив, складывает денежки в сундук и учит изо всех сил речитативы на защиту и здоровье, миссис Крокфорд-старшая разрешила попробовать невестке пожить одной, продолжая работать на мадам Малкин. Возвращаться в дом свекрови я наотрез отказалась, это Меган меня знала всего ничего, да и видела то с похмелья, то пьяную. А свекровь Дорис любила и могла бы заметить разницу в поведении и разговоре, акцент исчезал слишком медленно.       Теперь я могла не таясь читать книги с развала, приходя с работы, разогревать нехитрый ужин и учиться колдовать по старым учебникам чар, а по сборникам зельевара готовить нужные мне зелья для укрепления ногтей. Зубы я вырастила в Святом Мунго за десять галеонов, купила выбракованных платьев по себестоимости у мадам Малкин и стала ухаживать за лицом. Руны теперь вышивала прямо в ателье, в одной из задних комнат, там нас таких сидело трое, но все, занятые своими делами, языками не трепали, а напевали свои усиливающие руны катрены. Я выучила еще парочку, с погодными чарами и противопожарными, и впервые шила аврорские руны. За них ДМП платило много, мадам Малкин была честной и на счету в Гринготтсе у меня появились первые галеоны. Ключ от сейфа миссис Крокфорд-старшая принесла еще через месяц, подарила набор собственных вышивальных инструментов, так что мадам Малкин перестала за аренду своих снимать десятую процента. К ноябрю на счету в сейфе оказалось восемнадцать галеонов. Сейф был лично мой, Дорис была из чистокровной семьи откуда-то с севера Шотландии, а девичья фамилия оказалась МакДуглас. Ключ свекровь отобрала, когда прочитала отчет из банка, от приданого там осталось три кната, но сам сейф был оплачен на сто лет вперед. Семья же Крокфордов была травниками уже поколений десять, от приданого отмахнулись и носили на руках, когда Дорис забеременела и родила Ричарда. Носили и после смерти сына и внука, Дорис была лапочкой, как я поняла. Потому и не бросили бедняжку, и вылечить пытались, но не судьба. Дорис хоть умерла счастливой, с исполненной мечтой прикоснуться к мальчику, думала я, вновь и вновь просматривая последнее ее воспоминание. Красный блеск глаз и злобная гримаса на лице Квиррелла, абсолютно четко исполненная невербальная Авада и торжествующая ухмылка его, когда он повертел в руках труп уже преобразованной в мышку Дорис. Каким образом мертвая мышка увидела эту ухмылку, я не поняла, но поверила в истинность видения. *** Дорис на момент смерти было всего-навсего двадцать восемь лет. Она смутно помнила старшекурсников Блэка, Поттера, Эванс и Снейпа. Я искала их в памяти Дорис целенаправленно, но девочка была младше их на три года, училась на Равенкло, и как все заучки, Дорис МакДуглас большую часть времени проводила в гостиной-библиотеке их факультета. На события вокруг особого внимания не обращала, ее как раз просватали за Рихарда Крокфорда, познакомили и он ей сразу понравился. МакДугласы и Крокфорды договорились о свадьбе в день ее совершеннолетия, Дорис была вся в мечтах о семейной жизни, писала каждый день жениху, отвечая на его письма, в общем, заключила я, девушка с ясной и запланированной жизнью, прямо в духе армянских традиций. Или немецких, корни Крокфордов были из Германии, и "Киндер, Кюхе, Кирхе", с поправкой на магию, ей были по душе. Не до разворачивающейся вокруг драмы было этой рыженькой синеглазке, хорошенькой и грациозной, как котенок, и такой же ласковой.       Откуда же взялся дух берсерка в такой малышке, со звонким смехом и кудряшками, счастьем которой были улыбки ее мужчин, и очень-очень сильной колдунье? Дорис легко колдовала самые сложные и трудные чары, трансфигурировала как дышала, но всегда сидела тихо, мечтая о своем Рихарде и ничьего внимания не привлекая. Родители ее скончались вскоре после скромной свадьбы, братьев и сестер не было, как и дядей с тетями. Семья МакДугласов была боковой ветвью большого клана МакДугалов, вот у тех в роду были знаменитые воители и воительницы. *** Причудливо тасуется колода, пыхтела я на последней тренировке в магловском спортзале, оплатив месяц тренажерного зала. Подкачаю тело и пойду в додзё какое-нибудь, у меня был черный пояс по киокушинкай, а это тело даже километра пробежать не могло, не запыхавшись. Магия магией, но физическая форма нуждается в поддержке, не все же зелья глотать. В пересчете на курс укрепляющих, месяц качалки обошелся в три раза дешевле. Тренер в первый день как потрогал дрябленькие бицепсы и трицепсы, так и расписал понедельный план, вот и подошел к концу последний день. Тренер снова общупал меня хорошенько, но я знала, что он гей, и потому позволяла трогать себя без всякого-якого. Я вообще геев-мужчин люблю, конечно, не жеманных накрашенных женоподобных, а знающих, что мужское тело должно быть именно мужским. То есть не трансов всяких, а настоящих мужиков, и своего супруга я окорачивала, когда он моему приятелю фыркал вслед. Хотя тот мой приятель был бисексуал, но он рассказал, что с детства такой, едва усы пробиваться стали. И женился, и детей нарожал, и с женой с удовольствием сексом занимался. Но почувствовал себя счастливым, только переехав наконец во Францию и найдя любовь всей жизни, и сейчас жил с Люком. А муж мой как и не француз вовсе, никакой толерантности, хоть и не люблю я этого слова, прекрасно зная значение его в медицинском смысле. Так что вердикт тренера выслушала, порадовалась и пошла проситься к каратистам.       Боевой магией, особенностью клана МакДугалов, согласился заняться со мной еще в ноябре мой четвероюродный дядя, но он потребовал развить выносливость и силу, а сроку дал три месяца, по его окончанию и решит, стоит ли вообще начинать. *** Сэнсей меня не так гонял, как проклятый дядюшка, но три месяца привели меня в подобие чего-то, хоть как-то напоминающего воительницу, резюмировал он. С середины февраля до конца мая я ежевечерне переносилась порт-ключом в горы, проходила в зачарованную пещеру и ревела в три ручья после каждого окончания моего избиения, но не сегодня. Сегодня, первого июня одна тысяча девятьсот девяносто второго года, я впервые наваляла дядюшке по щам, и он сказал, что теперь достаточно раз в неделю заниматься, и торжественно надел мне на голову венок из чертополоха.       И мне разрешили носить цвета клана. *** Пепел Дорис стучался в мою грудь, потому я и усиралась. Жить в ее теле и не пытаться отомстить за украденный у нее шанс прожить остаток жизни, как она хотела раньше, – одна мысль об этом мешала мне есть, пить и спать, то есть просто жить. Я оказалась анимагом-мышкой, как выяснилось, впервые насильно обращенный в анимаформу чаще всего ее и приобретает. Щиты Хогвартса на столь мелкое существо не отреагировали, как и Пушок, как и Дьявольские силки, и тролль, и сквозь щелочку под дверью я просочилась. А шахматные големы и огонь перед последней преградой тоже оказались так себе препятствием, мне хватило ума проползти вдоль стеночки шахматной комнаты и чуть смочить усы в зелье, колбу я опрокинула, не пущу ребенка драться с волшебником-одержимым да получить на всю жизнь психологическую травму от убийства. Этот маршрут я проходила в восьмой раз, но сегодня наступил тот самый день и колбу я разбила на всякий случай, и остатки зелья на пол смахнула. Потом подумала и вообще все колбы нахрен раздолбала.       Квиррелл уже любовался на свое отражение, когда за спиной у него выросла я, обратившись в Дорис. И снесла к хуям его голову, а ловушка на духов сработала как надо. Острозаточенный клеймор уже неделю лежал зачарованный под стеной зеркальной комнаты, яда василиска удалось купить на свои заработанные всего три капли, но и их было достаточно, чтобы смазать режущую кромку и замедлить вылетающего духа. Он бился в ловушке, но МакДугалы всегда были готовы воевать с нежитью, допущенная еще в апреле в клановую библиотеку, я искала именно способ поймать злобного духа, и нашла. Ловушку надо будет вернуть, клан сам уничтожит Волдеморта, и никто не узнает, кто победил Темного властелина, горцы не трындят попусту.       Анимаг превращается, в отличие от оборотня, вместе с надетым на него имуществом, так что серая мышка бежала все так же задорно под стеночкой, не ощущая на себе ни ловушки с воющим духом в кармане, ни меча за спиной. Крестражи Волдеморта МакДугалы уже почти все уничтожили, кроме чаши и медальона, но привилегию пленять духа я выпросила себе, хотя на подстраховке меня ждали Мораг-первокурсница и брат ее, Луг-семикурсник. Экзамены закончились еще вчера, я прыгнула в подставленные ладони моей пятиюродной сестренки, а пятиюродный брат повел нас в Хогсмид.       Трио Гриффиндора тем временем только подходило к комнате с собакой, мы разминулись в боковом коридоре.       Надеюсь, Беллатриса сдохнет в Азкабане, а из гоблинских сейфов не так просто хоть что-то добыть. Это Дамблдор на седьмой, слабозащищенный уровень помещал камень, а Лейстренджи не такие дураки, ниже десятого хранили свои цацки и богатства. Но для подстраховки начальник сектора содержания Пожирателей в Азкабане подольет кое-что и Беллочке, и ее мужьям, у них, саксов, как презрительно назвал их введенный в курс дела патриарх клана, двоемужество – это в порядке вещей. А больше нет претендентов на их наследство, кроме Блэков, а тут мы и подсуетимся, глава ДМП нам в помощь. Потому что Сириуса все-таки допросили, и показания его, как и крыса, уже в руках невестки, Боунс-МакДугал, и она знает, кто прислал показания и анимага-предателя. На Барти объявлена уже охота, лучшие маги клана сейчас ломают чары на поместье Краучей. *** Шотландцы никогда не вмешиваются в дела волшебников-саксов, пусть хоть все друг друга повырежут, но здесь, на земле Шотландии, такой мерзости не будет. Альба гу бра!