***
Как Узумаки умудрился растянуть связки на ноге во время матча и какого хрена доиграл с травмой до конца — загадка, на которую ответа не дал бы никто. Сам же виновник только плечами пожимал: обувь, может, неудобная была, но зато выиграли же! Да, выиграли. Но хромой игрок ни разу не был хорошим знаком. Это была промашка, недосмотр капитана. Тренер будет недоволен. Саске заставил, буквально поволок Наруто в медпункт, где к повреждённой и опухшей голени приложили лёд, а затем перевязали и настрого запретили наступать на ногу в ближайшие несколько дней. — Покой для конечности, придурок. Слышал? — тащил его к своей машине Саске. Страдалец же резво прыгал на одной ноге, опираясь доброй частью веса на Учиху и, кажется, даже не слушал. — Неделю не ходить никуда. А что мне дома делать-то? Мама вечером как раз уезжает к папе. Намечается дерьмовая неделька. — Хорош ныть. Отдохнёшь, — Саске открыл дверь своего Фита, и без всякой особой нежности принялся заталкивать Узумаки на заднее сиденье. Начавшееся сопротивление было подавлено вселяющим ужас взглядом. — Ногу на сиденье закинь, тебе нужно, чтобы она была на высоте. — Я весь на высоте, эй! — Саске покачал головой и пошёл к своему месту.***
Вызвавшись отвезти Наруто домой, Саске пытался искупить свою капитанскую вину и усмирить капитанскую же совесть. Совсем не потому, что переживал за этого придурка. Переживал, конечно, но совсем немного. Он же друг. Друг. Так он объяснял себе весь спектр своих эмоций — от тянущего желания избавить от боли до искрящейся в груди радости, что можно обнимать придурка и иметь на это основания. Так же он объяснял и миссис Узумаки: привёз друга самостоятельно, чтобы убедиться, что друг в порядке. Кушина ласково улыбалась и благодарила Саске за участливость, когда тот привёз её сына в почти целости. И даже помог доскакать на второй этаж в комнату. Кушина похожа была не на маму Наруто, а скорее на старшую сестру: молодая, яркая в одежде, в собственных цветах, шумная и весёлая. Его, Саске, мама, сколько он помнил, была сдержанна и собранна. Она не повышала голос, даже если очень злилась. Даже когда Саске, напившись вдрызг, ввалился в дом в пять утра, на буксире за собой затаскивая такого же пьяного Суйгецу, мама не кричала. Она приподняла бровь и спросила, будут ли молодые люди чаю. Молодые люди, в миг протрезвевшие, пристыженно протопали в комнату Саске и уснули прямо на полу. Перед этим почистив зубы, чтобы не расстраивать маму. Мама никогда не вспоминала тот случай, не упрекала, не рассказала об этом отцу. Наказания не было, но и желания повторить — тоже. Наверняка миссис Узумаки в этой ситуации отвесила бы крепкий подзатыльник, а потом ещё долго вспоминала и демонстрировала, как именно заползал Наруто по лестнице в свою комнату. И в этом была своя прелесть, как и во всей Кушине. И, к своему стыду и неловкости, Саске понимал: Кушина приятна ему ещё и потому, что они с Наруто чрезвычайно похожи.***
Саске привык считать себя независимым и не поддающимся давлению гормонов человеком. Пока все вокруг говорили о свиданиях, переписках и любви, Саске было куда интереснее учиться или играть. Пока Суйгецу расставался с уже третьей девушкой, а Сакура вздыхала о каком-то очередном красивом парне из кофейни, Саске читал комиксы и собирал экшн-фигурки персонажей Марвел. Он не видел в этом проблемы: не хотелось, не интересовало. Пару раз он танцевал на вечеринках с Ино и целовался с ней же. Ничего серьёзного: она красивая и приятная, хорошо танцевала, и ко всем плюсам: с ней было о чём поговорить. Наверное, это мечта любого парня — девушка-гик. Саске же совсем не мечтал об отношениях. До тех пор, как полгода назад кто-то окликнул его в коридоре, прямо у шкафчиков. — Это же Джей Дог времён Day of the dead! Саске обернулся и увидел новенького из их класса. Они почти не пересекались всю эту неделю, посещая разные лекции по предметам. Виделись пока только на физике и литературе. И на последней новенький спал прямо позади Саске. Не удивительным оказалось то, что они давно дружат с Шикамару. Новенький — Саске всё-таки не мог вспомнить его имя — и перешёл, наверное, в их школу, потому что рядом был бы друг. Начинать всё с нуля, не зная никого, в старшей школе просто только в сериалах. Ну или если ты безумный экстраверт. — Да, это мой любимый альбом, — Саске машинально сжал в руке брелок в виде маски. — Тебе они тоже нравятся? — Гонишь? Я фанат! Следующие сорок минут, что они сидели на обеде, были посвящены обсуждению музыкальных предпочтений друг друга. Вкусы совпадали даже в мелочах, отчего Наруто — пришлось переспросить имя — всплескивал руками или бил Саске по бедру. Тому, обычно тщательно оберегающему личные границы, почему-то не было неприятно. Наверное, это был первый звоночек. С этого всё, чёрт возьми, началось. Потом и тело, и разум Саске предали. Как-то внезапно и подло. В толпе глаза сами искали Наруто. Рука сама собой закидывалась на плечо Наруто. Торс сам собой поворачивался в сторону голоса Наруто, который, конечно же, сами собой, выследили уши. Хотелось больше общаться и узнавать. Думать о нём не хотелось, но мысли — сами собой! — возвращались к Наруто. Само собой получилось позвать его в волейбольную команду: а что, Шикамару лучший подающий, вдруг от Узумаки тоже будет толк? И он, к счастью, был. Поэтому видеться можно было чуть чаще. Конечно, это не было целью. Или было? Эта странная привязанность и тяга росла и крепла. Хотелось прикасаться, быть рядом. Саске всегда думал, что симпатия — производное от уважения, полного доверия, приятной внешности и долгого общения. На деле же его просто как толстым канатом тащило к Узумаки. Он придумывал диалоги и события, которые могут случиться. Развивал в воображении те моменты, которые уже произошли и были безнадежно потеряны. Саске осознал, что и сам безнадёжно потерян, когда при взгляде на улыбку Наруто всё, что пришло в голову — желание поцеловать. Объяснил бы ему кто-нибудь, что за дерьмо происходит.***
Родителей снова не было дома. Не то чтобы это было чем-то необычным — мама часто пропадала в поликлинике, отец в принципе всю жизнь был в разъездах. Но постоянно находиться в пустом доме было странно. Особенно странно, когда контрастом является семья Наруто. Кушина — веб-дизайнер и работала из дома, а отец Наруто — действующий тренер по триатлону. И если уезжал, то ненадолго. Наруто повезло жить с родителями и иметь возможность с ними общаться. Родители Саске могли быть так заняты, что на день рождения присылали… видео с поздравлениями. И переводили деньги на карту. Саске не страдал от недостатка внимания, он всё понимал, но иногда хотелось, как ровесникам, просто прийти домой и поговорить с мамой за только что приготовленным обедом. Вместо мамы был Итачи: как минимум, он готовил обед. Брат учился заочно, большую часть времени проводя в практиках и волонтёрстве в детских домах или больницах. Он считал, что только находясь в постоянном окружении детей он сможет стать хорошим детским психологом. Одновременно с этим Итачи практиковался на Саске, хотелось тому или нет. Польза от этого, конечно, была для обоих, потому что, как говорил Итачи, «рассмотреть переходный возраст вблизи – лучшая практика». Саске же не грозили срывы и непонимание от близких: захотел выговориться – личный психолог-недоучка уже спешил на помощь. И сейчас помощь бы не помешала. В субботнее позднее утро братья завтракали. Итачи испёк панкейки, но уговорить на них Саске не смог: тот всё равно выцепил из холодильника свинину, оставшуюся с вечера. – Чисто теоретически: как протекает влюбленность? – спросил Саске, накалывая на вилку ломтик жаренной свинины. – Гормоны там, как и почему происходит? — Это не гормоны, а нейромедиаторы: допамин, серотонин и адреналин. Они воздействуют на мозг при виде объекта симпатии. Все эти «бабочки в животе» — их работа. Далее вырабатываются окситоцин и вазопре — Короче. — Короче: да, это химия тела. Никакого чуда и магии в этом нет, — пожал плечами Итачи и обильно залил свои панкейки смесью шоколадного и кленового сиропа. — Почему ты этим интересуешься? — Окей, это химия, — Саске предпочёл проигнорировать вопрос. — Откуда она берётся? То есть, человек же как-то выбирает себе этот объект симпатии? Не так важно, какие там гормоны-медиаторы замешаны, и почему у него от этого мозги набекрень. Важно понять, откуда это берётся и почему с ним. Почему с Узумаки? — Как-то выбирает. Никто не знает, как это происходит. Некоторые думают, что это связано с запахами, другие, что в первую очередь человек реагирует на сексуальное влечение. Третьи верят в судьбу. Четвёртые считают, что мы как-то находим максимально непохожие на наши ДНК. Но как это происходит на самом деле, уж и правда — чудо, — брат закончил речь так, как будто только что защитил докторскую диссертацию по теме влюблённости в подростковом возрасте. Но через секунду снова стал серьёзен. — И всё же. Почему тебе это интересно? — Просто было интересно, как человек влюбляется. Все пишут об этом, но по существу никто сказать не может. — Саске. Любовь — это не когда «по существу», это когда тебя тянет к кому-то. Когда ты счастлив только потому, что любимый человек рядом. Это желание окружить заботой и поддержкой. Саске хотелось, чтобы хоть один пункт из списка ему не подошёл. Тогда можно было бы вздохнуть спокойно: показалось. Итачи всё не замолкал, а мысленные галочки продолжали ставиться. — Да понял я. — Тебе кажется, что ты влюбился? — Нет, — подтвердить догадку он всё ещё пока не мог. Итачи его замучает вопросами. Он подхватил кусочек мяса, тщательно его прожевал и только потом продолжил. — У меня скорее эта… как её. Парафилия. Так кстати вспомнился термин из какого-то учебника по психологии, взятого со скуки у брата. Он не помнил точно, что обозначает это слово, но что-то вроде нездорового влечения и тяги. Пока что это больше было похоже на правду. Итачи прыснул от смеха, но благоразумно прикрыл рот ладонью. — Парафилия — если бы тебе ставили клизму, и ты бы от этого возбуждался. А ты наверняка просто влюбился, — старший мечтательно уложил подбородок на руку. — Это ведь хорошо. В твоём возрасте влюбляться просто необходимо. Это этап становления личности. — Лучше бы это была клизма. — Воспринимай это как приятный опыт! — Саске угрожающе зыркнул исподлобья, но на Итачи это не произвело никакого впечатления. Он невозмутимо жевал свой блинчик и что-то мычал с полным ртом.***
— Мы пойдём гулять, — сказал Саске, уже стоя на пороге. — Черчилль! Доберман примчалась на зов, как будто только этого и ждала, караулила. Возможно, она прислушивалась и ожидала команду ещё с момента, когда хозяин прошёл к выходу. Сакура уже подходила к их дому, когда Саске вышел вместе с экипированной Черчилль. Та радостно зашевелила куцым хвостом при виде знакомого человека. Сакура только сдержанно погладила собаку между ушей и тут же принялась за обсуждение новостей. Особенно на повестке дня важными были вечеринка у Ино на следующей неделе и выпускной бал, который аж через три месяца. — Уже через три месяца! У меня не готово ничего. Более того, меня ещё никто не приглашал. — Пригласи сама? — Учиха одной рукой переписывался с Суйгецу, другой держал поводок Черчилль, пока та вдохновенно носилась по площадке для выгула. — В чем проблема? — Я не уверена, что мне ответят взаимностью, — стушевалась подруга. Всегда боевая и шумная, она редко бывала такой: стеснительной и нерешительной. Сколько он помнил Сакуру — то есть, примерно с пелёнок, как только их мамы начали работать вместе — она шла напролом к любой цели. А тут вдруг, какой-то выпускной бал. И ей вдруг страшно позвать на него кого-то. Кем же мог быть предмет воздыханий, в таком случае? Саске перебирал всех знакомых, которых упоминала бы как-то подруга, но не получалось вспомнить кого-нибудь, кто мог бы вызвать у неё стеснение. — Он старше, никак не относится к школе и ты боишься, что ему это не надо? — решил копнуть глубже Учиха, присев на скамейку рядом с Сакурой. Та задумчиво вертела в руках мобильный. — Хуже. Он старше, ему это не надо, но… — Но? — Но он относится к школе! Чёрт, Саске, это препод! — сломалась наконец она. Дождавшись реакции: удивлённо поднятых бровей, она продолжила. — Наш препод по литературе. И как ты себе представляешь? «Мистер Хатаке, будьте моим кавалером на выпускном балу»?! Картина, появившаяся в голове, не выглядела ужасной. Честно говоря, он не был слишком удивлён выбором Сакуры. Их преподаватель литературы был немногим старше них, был дружелюбен и хорошо относился к отличнице-Харуно. Саске представил, как мистер Хатаке улыбнётся на предложение и протянет что-то вроде «ну-у-у, почему бы и нет?» И они обязательно опоздают на вечеринку, потому что предположить, что их препод приходит вовремя — не получится даже в самой странной фантазии. — Да, примерно так и представляю. В чём проблема-то? — Черчилль принесла мячик и не могла выбрать, кому его отдать: хозяину или его спутнице. Саске протянул ладонь, принуждая собаку выплюнуть мяч ему в руку. И как только доберман выполнила немую просьбу, кинул мячик в сторону. — Апорт! Черчилль рванула в сторону брошенного мяча. — Действительно, в чём проблема. Ты бы не боялся отказа? — Сакура откинула голову на спинку скамейки и слегка повернулась к нему. — Представь, что ты бы предложил пойти с тобой на бал, а тебе бы отказали? У Саске была отличная фантазия; он тут же представил, как бы это было. — Наруто, давай пойдём вместе на выпускной бал? — Учиха, ты рехнулся? Я тебе что, девчонка? Наруто после такого точно зарядит ему в глаз. Или разобьёт об голову недавно им же подаренную коллекционку из трёх первых альбомов Hollywood Undead. Или, что будет самое неприятное, просто молча развернётся и уйдёт. И больше не появится. Или можно представить, как Узумаки согласится. И не станет вопить, что он девчонка. Ведь не только девушек зовут на выпускной? Стереотипы. И вот, он приглашает Наруто, тот соглашается… и? Что делать-то? Что делать, если у них это странное чувство взаимно? Если мозг Узумаки так же плавает в какой-то там химии, от которой башню сносит? А если он согласится просто потому что хочет в последний раз выпендриться перед классом? А если… — Если бы я позвал на бал того, кого мне хочется, мне было бы страшнее получить согласие, — Сакура долго и внимательно смотрела на него, видимо, ожидая продолжения. Саске мысль продолжать не хотел. И чтобы закончить этот разговор, переключил тему на что-то нейтральное. — Суйгецу сказал, что к Ино придёт со старшим братом. Помнишь его?***
Саске не очень любил шум, толпу и алкоголь. Но вечеринки, включавшие в себя все три фактора, посещал. Как, впрочем, любой нормальный человек в семнадцать. Итачи говорил, что это — один из способов социализации, к тому же, довольно удобный и действенный. Наверное, благодаря его заунывным лекциям на тему важности таких походов, родители спокойно отпускали младшего на все тусовки. Ну или им просто было некогда что-либо запрещать. Шумная и танцевальная часть вечеринки закончилась, и её место заняла та уютно-семейная, когда остаются только самые трезвые и близкие к хозяину дома. Собираются в кружок или, как сейчас — в лежбище ковровых тюленей, и вяло переговариваются. Саске, лёжа на ковре в гостиной у Ино, чувствовал себя в состоянии, близком то ли к эйфории, то ли к депрессии. Рядом, вот буквально в полуметре, лежит Наруто, закинув ногу на ногу, вытянув руки за голову. Белая футболка задралась, обнажив полоску загорелого поджарого живота, а на закинутую вверх левую ногу надет носок с котом-единорогом. Тот самый, который на рождество ему подарил Саске. Саске приподнял голову и посмотрел на правую ногу: да, это единственная пара носок, которую Наруто не разбивал. Странная привычка или интересная фишка: при почти полном гардеробе чёрных и белых вещей, Наруто носил адски яркие, кислотные носки. И обязательно разные. А вот котов-единорогов пообещал не разлучать. «Им и без того одиноко» сказал как-то Наруто. Наруто носил его подарок. От этого было по-глупому приятно. Как будто это связывало их, вешало на друга ярлычок: с его, Саске, фамилией. И печатью, чтоб пафоснее. Это было глупо. И стыдно даже себе признаваться в подобных мыслях. Наруто — его друг. Вихрем влетевший в жизнь, заняв собой большую часть существования, такой похожий и понятный. Он друг, и не стоило бы портить эту дружбу какими-то гормонами или, мать их, нейромедиаторами. Почему никогда не тянуло к Сакуре? Почему от её вида не возникало желания прикоснуться? Почему он, столько раз державший в объятиях Ино, никогда не ощущал такого трепета и радости, как когда помогал Наруто дойти до его комнаты? Вот ведь дерьмо, а. Ино, улегшаяся было головой на его живот, потянулась выше и приблизилась к лицу. Перед этим пьяным поцелуем Саске успел скосить взгляд в сторону Узумаки. Ему показалось или тот поджал губы? Ино хорошо целовалась, но это было похоже на массаж или какую необходимую медицинскую процедуру, и не приносило удовольствия. Она, обычно ласковая и нежная, слегка прижимала зубами его губы, пытаясь, наверное, добиться отклика. Саске пытался добиться отклика от мозга или сердца. И не чувствовал ничего. Ничегошеньки. Сердце забилось быстрее, когда, как сквозь толщу воды, он услышал голос Наруто. Он что-то кричал? — …да хватит вам лизаться, фу! Смотреть тошно! — Ино засмеялась, отстранившись подальше. — Голубки, блин. Саске, ты надрался? — Нет, — Саске был трезв. Трезв и немного напуган: теория Итачи всё больше была похожа на правду. Брат сказал, что влюбленность в ярком своём состоянии, с зашкаливающим количеством химии в мозгу, может длиться от пары месяцев до полутора лет. Как бы их вытерпеть, а? — Надрался. Пойдём домой, придурок? — Саске согласно кивнул предложению, не желая пререкаться.***
Что ещё было непонятно: реакция Наруто. Его никогда не бесил вид целующихся. Даже если и бесил — об этом никогда не говорил вслух. Не говорил, даже когда Шикамару свалился на него вместе со своей девушкой. А тут… Дело в Ино? Ревность? Саске решил действовать, как привык: не строить догадки, а спросить напрямую. Догадки с Узумаки никогда не работали. — Ты ревнуешь Ино? — Саске запихнул руки поглубже в карманы бомбера. Наруто ковылял рядом, опираясь на трость: несмотря на то, что на Наруто всё заживает с завидной скоростью, мать не отпустила его без дополнительной поддержки. — Ино? — Ино. — Я ревную Ино? — Узумаки, кончай делать из себя дебила. Ты заревновал Ино? Она тебе нравится? — Саске сам слышал, что его голос звучит зло, но ничего не мог с собой поделать. Он, блять, злился. Итачи бы сказал, что злость и ревность — ещё какой-то там этап становления личности. — Дело не в этом. Просто что за тупая херня: лизаться с кем попало? Звучало как оправдание. И не очень в него верилось. Дожать Узумаки было бы несложно. Достаточно было немного по-другому поставить вопрос. — Вообще, — Саске чуть обогнал и повернулся к другу всем телом, перегородив дорогу. — Всегда думал, что тебе нравится Сакура, а не Ино. — Мне никогда не нравилась Сакура. Знаешь что? — Наруто остановился и пихнул рукоятью трости ему в живот. Не сильно, но неприятно. — Для ученика с А+ по лингвистике, ты чудовищно плохо разбираешься в том, что говорят люди. — Для человека, планирующего быть менеджером по связям с общественностью, — Саске решил бить теми же картами, — ты отвратительно выражаешь свои мысли. — Что может быть проще. Тебе было бы всё ясно, не будь ты слепым козлом. Я скажу для самых тупых: мне не Ино нравится. Я ревновал? Возможно. Но не Ино. Отойди. Не дождавшись, Наруто обошёл его слева и направился в сторону своего дома. А Саске уставился в тротуар. Мысли метались в голове. Нелепо подумалось: у коз зрение в триста сорок градусов. А в те самые двадцать градусов слепого пятна он, кажется, «удачно» поместил то, что ведь Наруто сам к нему тянулся. Прикасался. Улыбался. Был рядом. Чёрт. — Стой! — Саске догнал прихрамывающего друга. — Подожди. Я всё правильно понимаю? — Я не знаю, Саске, — развёл руками, насколько позволяла трость, Наруто. — Скажи мне, что ты понял и мы вместе что-нибудь поймём. — Ты ревновал не Ино, — выражение лица Узумаки начало приобретать вселенскую тоску. — Ты ревновал меня? — Бинго. Дай мне пройти, у меня нога болит. — Весь вечер она у тебя не болела, — тот цыкнул и снова попытался обойти Саске. Учиха поймал его локоть. — Наруто, подожди. Наруто, взъерошенный и насупившийся, как воробей, смотрел на него почти злобно. С вызовом. С готовностью защищаться. Твою мать, он был таким же козлом со слепой зоной и точно так же не замечал ничего, что происходило с Саске. Хотелось рассмеяться от этого открытия, но сейчас было совсем неуместно. — Я могу тебя понять, — о да, отличная речь, Саске! Он выдохнул и попробовал ещё раз. — В смысле, я понимаю, о чём ты. Нет. То, что ты чувствуешь. Я это понимаю, — Наруто буркнул «круто» и попытался спрятать взгляд. Учиха понял, что он всё ещё говорит неправильно. Он всё ещё в слепой зоне. — Это взаимно. — Ты всё-таки надрался, Саске. Давай мы поговорим завтра? Не поверил. Наруто ему не поверил. Ушёл, оставив его рассматривать тротуар и раскрашенный бордюр. И ждать завтра.***
После вчерашнего вечера Саске уже не рассчитывал, что Наруто с ним вообще заговорит. Мысленно он похоронил их дружбу, которую сам же испортил. Но Узумаки держал своё слово: обещал поговорить завтра — пришёл говорить. Вечером стоял перед дверью, такой же нахохлившийся воробей. От его вида было радостно и чуточку страшно. Черчилль выбежала к Узумаки, едва услышав его голос. Она терлась гладкими боками о подставленные руки и приветственно толкалась лбом в бедро. Ей страшно не было ни капли — у неё не было риска потерять друга. В беседке у родительского дома уединение казалось абсолютным: растения оплетали штакетник плотно, создавая зелёную непроницаемую стену. Как минимум, тут от чужих глаз они были скрыты. Наруто присел на скамейку напротив Саске; тот просто прижался задницей к краешку стола в середине. Их коленки почти соприкасались и это казалось Саске хорошим признаком. Наруто не бежит от него, как вчера. Всё как будто как раньше. Но как раньше больше быть не может. Не теперь, когда он, наконец, решил покончить со всеми слепыми пятнами. Саске трижды набирал воздух в лёгкие, чтобы быстро и без запинки рассказать всё, что чувствует. Но выдыхал обратно, не зная, с чего всё-таки, начать. — Давай я, — примирительно сказал Наруто. — Ты мне нравишься. Я не хочу портить нашу дружбу, ты мне важен, но вот: имеем что имеем. Я надеюсь, что это быстро пройдёт и всё станет, как было. — Состояние влюбленности обычно длится от нескольких месяцев до полутора лет, — повторил уже заученную фразу Саске. Ему было страшно смотреть на Узумаки, страшно признаваться снова, он смотрел на свои кроссовки. Правый нужно перешнуровать. — Я не хочу, чтобы проходило. И повторю: это взаимно. — Саске. Наруто позвал его, но встал сам. Приблизился к нему, ловя взгляд. Потянулся ещё ближе, несмело касаясь его губ поцелуем. Просто касание кожи к коже, мягкое давление, а прошило как будто насквозь. Саске вцепился в плечи Наруто, заполошно вздохнув, раскрыв рот; как будто забыл, как дышать. Узумаки, говнюк такой, лизнул краешек нижней губы и засмеялся, восторгаясь реакцией. Саске ответил, обхватив кончик дразнящего языка губами, чуть прижимая и посасывая. Это не было похоже ни на один поцелуй до. Ласка, игра, осторожное изучение и борьба за лидерство. И всё это с бьющимся повсюду сердцем: в горле, в висках, в животе, в кончиках пальцев. Наруто отстранился медленно, шальными глазами рассматривая каждую чёрточку. А потом чмокнул его, по-детски, в щёку. И даже от этого прикосновения перед глазами поплыло, а лёгкие резко потеряли объём. Саске боялся расцепить пальцы; они дрожали, он весь дрожал. И чувствовал как вздрагивает Наруто. Он только надеялся, что не от смеха. — Эй, Наруто? — спросил спустя несколько минут Саске, когда немного унял собственное сердцебиение, а Узумаки вжался лицом ему в шею. — М? —Ты пойдёшь со мной на выпускной бал? — У нас будут одинаковые бутоньерки? — Пойдёшь или нет, спрашиваю, — Учиха подёргал плечом, распихивая друга. — Пойду, конечно. Согласие совсем не напугало. А бутоньерки… Одинаковые — так одинаковые.