Макс и Желтый

«Ма-акс. Ма-а-а-кс» Макс не слышит. Макс не слышит. Макс не может думать. Не хочет. Он лежит в своей комнате, заваленной бутафорской хренью и несколькими десятками плакатов, со старыми кусками еды, кажется, даже не его, и упаковками от пиццы. Где-то в углу, у самого окна, валяются диски «Call of Duty». Нетронутые, в оберточной пленке и с чеком поверх упаковки. Три косаря. «Хочешь поиграть?» Макс — придурок. От кончиков неостриженных ногтей на ногах и до бритой макушки. Так его называли девчонки на вечеринке, старая карга по соседству, мать и младший брат. Отца он не помнит еще, наверное, лет с четырех. Вместо него на периферии сознания маячит белый шум, размытые желтые глазищи, страшные-страшные ручищи. Они цепляют его за горло иногда, вечерами, зажигают свечи, заставляют выжечь себе глазницы. Или отрезать член. Или… Что там еще было? Иногда он проскальзывает из его головы. Будто где-то в сознании появляется течь, через которую он прошмыгивает, как ебаная крыса в помойных ямах, и начинает собственнически появляться в отражениях. Или в тенях. Но, все-таки, первое он любит больше. Зеркала, в смысле, любит. Макс по утрам иногда мечтает встретиться с праотцами, стоит те глазищи в отражении увидеть. Щетка зубная в пасти застревает, слюна стекает по руке, ком в горле встает. Он как зомбированный смотрит на свое отражение, а там, позади, кто-то совсем чужой по спине скребет. Токает, токает. Ток-ток. Ток-ток. И весело улыбается мерзкой физиономией. Слабоумно. Довольно. Макс боится пошевелиться. И стоит, пока эта тварь не уйдет. От напряжения мозг всегда на пороге самовозгорания, но Макс, знаете ли, тоже шагает по краю. «Желтый слышит. Желтый не уйдет» Он зовет себя «Желтый». Макс зовет его «Чертово уебище». Иногда он берет над ним верх. Иногда — довольно часто. Вытворяет всякие приколы. Типа, знаете, как в фильмах про шизиков с раздвоением личности. Те хватают простынь, цепляют на свое дрыщавое тело, поверх — очки, кепка. И убегают куда-то на своем скейте. Вернее, уезжают. Не то чтоб Макс знал, каково это. Он просто предполагает. Откуда ему знать, в конце концов? Вот именно. Он — не знает. А Чертово уебище в этом настоящий спец. Сказать сразу, Макс всегда против таких задвигов. Не нужны ему проблемы. И так дел натворил. Но кто его вообще спрашивает? «Смотри, смотри. Красивый такой нож» На кухне пусто, где-то возле разделочной доски лежит высохший хлеб, оставленный с утра. Мать на работе, брат — в школе. Сигареты идут туго, каждый вдох дается с таким трудом, будто он тут не удовлетворяет желание своего организма к херам собачьим отравиться никотином, а играет на каком-нибудь духовом инструменте. Звук получился бы до ужаса паршивым. Впрочем, как и все, за что берется Макс и Чертово уебище. «…Хочешь? Хо-очешь» … Жизнь — отстой. Это такая же простая истина, как и то, что Макс придурок. Он не один так думает. Бывшие одноклассники, учителя, зачуханные до гробовой доски и выглядящие так, будто кто-то проклял их мать до десятого колена. А они отдуваются. Макс понял, что в этой жизни кто-то вечно за кого-то отдувается. И только он — сам за себя. А за него все остальные. Такая вот простая арифметика. Ему больше нравится не здесь, а где-то в другом месте. В других мирах, где нет Чертова уебища, матери, смотрящей так снисходительно, будто он отъехавший наркоман или шизофреник. Или брата, с утра пораньше долбящегося в его дверь, когда он ловит приколы. В играх круче, в сериалах круче, в аниме круче. Везде круче, но не здесь. Макс уверен — он был стал ахуенным главным героем. Да даже второстепенным. Он был бы ахуенным. Кстати, о приколах. «Дай порулить» Бах. И вот он просыпается в обезьяннике, в костюме какого-то ну совсем ошалевше стремного клоуна. На запястьях наручники, отлить хочется просто невыносимо. Это, наверное, второй раз в его жизни, когда он обоссывается, будучи в трезвом уме и добром здравии. Благо, не впервой. «Желтый хотел повеселиться» Как же, повеселиться он хотел. Макс не контролирует его. Появляется, когда хочет, уходит тоже когда хочет. Преимущественно тогда, когда, похоже, понимает, что дело пахнет палеными ромашками. И все дерьмо приходится разгребать Максу. А этот черномордый пользуется. Честно говоря, он не уверен, что Чертово уебище — это то, что он видит в отражении зеркал. Иногда он слышит, как тот что-то бубнит у него в голове, совершенно не связное с тем, что происходит в реальности, в то время как Макс в оцепенении стоит и пялится на свое отражение. И на то, что цепляется за его спину и выглядывет из-за плеча. Ухо его облизывает. Сколько зеркал они уже меняли в этом месяце? Четыре? Пять? Он просто не выдерживает. И когда мать приходит в обезьянник в очередной раз, здоровается с ментами, как со старыми знакомыми, с улыбкой говорит что-то вроде «такого больше не повторится», платит залог и уводит Макса, ему кажется, что где-то он это уже видел. И голубя возле полицейского участка, засунувшего голову в трубу, он тоже где-то видел… Галлюцинации — далеко не самая большая проблема. Ведь, если голос в голове и «приколы» могут задушить убойные дозы лекарств, то галлюцинации почему-то им не поддаются. Они с Максом лет с четырнадцати. Как и его психиатр. Как и Чертово Уебище. Самые лучшие друзья. А все остальные — так, знакомые. Никто не знает, что творится в его башке, да и не интересуются особо. Он общался со своими одноклассниками, одногруппниками, однокурсниками — так, поверхностно, постольку-поскольку. И не жаловался. Ему хватало голоса под черепушкой, а друзья. Ну. Зачем? Одни проблемы. Ему хватало, что на тусовки иногда зовут. Видите ли, мордашка у него смазливая. Симпатичная. Девчонкам нравится. Даже если он приходит на эти тусовки раз в год. Макс любит гулять в одиночестве по парку возле дома. И нет, он не строит из себя какого-нибудь сентиментального парня, который прохлаждается и думает о жизни. Он гуляет там, чтобы посмотреть на пиздящихся бомжей или, на крайний случай, если совсем от скуки будет загоняться, присоединиться к их сходке. А может ему просто отбили голову и с этого все началось? А, не суть. Есть в этом парке кое-что реально интересное. Бабка, гуляющая со своей собакой каждый день в 5 утра и в 8 вечера. Ну, точнее, как сказать бабка. Нет, в жизни-то она действительно бабка. Но воспаленный и, кажется, загновишийся отходами мозг Макса видит там далеко не бабушку. Как минимум — розовую одноглазую собаку, которая ведет на поводке другую собаку. Маленькую и двуглазую. Бомжи это, конечно, весело. Но вы вообще видели бабку-одноглазую-розовую-собаку? Макс всем советует, навсегда отобьет желание юзать всякую дурь. Или что там юзают, чтоб такое со здоровой психикой увидеть. Макс не знает, психика-то нездоровая. Он и без химии Нирвану увидит. С химией, разве что, в его мозгу. А еще чувак с обмотанной хлебными кусками головой. Скотчем прям обмотанной. Он ходит возле заброшенной школы. Макс так и не понял, реален ли вообще этот чел, или это закладчик, и опять Чертово уебище прикалывается? «Кто знает» Реально. Кто знает. Макс никогда не говорил с ним. Не отвечал ему. Он просто слушает, и такое чувство, будто он давно отдал ему свой разум. И словно это не его голова, словно его где-то наебали, выкрали, а потом сделали пересадку мозга. Или целой головы. А потом заставили все забыть, как в Матрице. И теперь он страдает, ожидая, когда его заберут пришельцы. «Пришельцев не существует» А ты тогда, блять, что за хуйня? Макс его не придумывал. Он сам пришел. Его не звали. За двадцать лет своей крутой жизни бритоголовый так и не выяснил, как так вообще случилось. И желанием вообще не горит. Мозгоправ говорит: «Полагаю, это случилось из-за травмирующих ситуаций в твоем детстве. Это привело к расщеплению сознания, то есть Чертово… Желтый — это часть твоей личности, но обособленная. Это подтверждает тот факт, что ты не можешь с ним разговаривать, и он периодически захватывает контроль над твоим телом. Твой разум не окончательно откололся от Желтого, поэтому не готов воспринимать его как отдельного человека. Но и частью тебя он не является». Что-то умное, короче. А Макс думает: «Блять, когда вы уже эти ссаные обои переклеите, глаза режут». И не замечает, как случайно говорит вслух. Ему даже не неловко. Он всегда может списать эти приколы на Чертово уебище. Его психиатр — сноб. У него в телеке карпы плавают, как на канале «Зоопарк». Нихуя не успокаивают. Макс — придурок. Хочет сломать этот телек и бросить в скукуруженное лицо этого сноба. И все. Дуэт, который никуда не приведет. Вообще, Макс думает, что он может ответить Чертовому уебищу. Просто не хочет. Он не любит риск, его и так хватает. И иногда думает, что, черт, если ответит, то это будет значить, что он признал его отдельной фигурой в своей черепушке. Макс пока не до конца растерял свои извилины. По дороге домой он видит, как среди панельных домов-муравейников, таких же, как и его собственный, огромная пластиковая игрушка Хеллоу Китти стреляет лазерами в обшарпанные крыши. И думает: «И кто будет ремонтировать это дерьмо?», прежде чем нашарить в кармане смятую пачку дешевых белорусских сигарет и ускорить шаг. Если мир умрет — это не его проблемы. Максу говорят, что он похож на ежа. Дикого такого, колючего. Он сразу забывает, кто сморозил это, но Чертово уебище решает, что ему жизненно необходим домашний питомец. Это главное. Будто ему Макса мало. А то иногда он реально чувствует себя как дополнение к этому шизику, и что не он тут страдает от симптома заболевания, а… Симптом заболевания страдает от него. В общем, просыпается он тогда, когда на улице уже темнеет, посреди коридора с наполовину снятым ботинком. На улице снег, а колючий дикий еж грызет его диван. Все, вроде бы, как обычно. И все действительно идет как обычно. Близится Рождество, Новый год, а за ними — непроходимая слякоть и весеннее обострение. Это лучшее (худшее) время в году для Макса. Не хуже, чем празднование прихода нового года, но тоже не особо. В этот раз он соглашается пойти на одну из тех вечеринок. Какая-то девчонка долго его уламывала, да и, что уж греха таить, Максу не хотелось тухнуть дома. И мать с братом доставать. И если он доставит проблем, то они хотя бы узнают об этом не сразу. «Дай Бог», — говорит Чертово уебище. А потом он вновь проваливается в пропасть. И, проснувшись, первое, что он видит на экране своего мобильника — фотку кого-то парня, ссущего в писсуар, в шерстяном костюме Гринча. — Блять, Чертово уебище.