Школьная Характеристика

Если бы все учителя, которые писали в школьной характеристике «спокойный» и «уравновешенный», видели его сейчас, то, наверное, сами бы отказались от своих слов. Сэм Винчестер напоминает канистру с бензином, к которой подкрадывается огонь — вот-вот рванёт. И не жить после этого никому. Он жуёт тост, смотрит на отца, которому брат помогает удобнее устроить сломанную ногу и прислоняет костыли к краю стола, и спрашивает себя, сколько ещё это будет продолжаться? Прогнозы неутешительны. Врач говорил о сроке от двух месяцев до четырёх, смотря, как поведёт себя организм Джона Винчестера. И Сэм понимает — отец правда стареет. Раньше бы уже через неделю отбросил костыли, а через две рванул на очередную охоту. Сейчас прошло уже две недели, а костыли так и остаются в его руках, и Джон Винчестер недоволен всем, что его окружает, срывает злость на всём, что попадается в поле зрения. Вот сейчас на Дине. — Как ты можешь так есть? — брезгливо говорит он, глядя, как крошки тоста летят на стол из рук и с губ старшего сына. — Неужели сложно не запихивать в рот сразу весь тост, а откусывать по маленьким кусочкам? То, что вокруг его тарелки такие же крошки и капли пролитого кофе он, видимо, не замечает. Зато оглядывает Сэма, но у того придраться не к чему — младший Винчестер как раз ест аккуратно. Почти всегда. — Простите, сэр. — Дин меняет тактику поедания тоста, не смотрит на Сэма, откусывает по кусочку, но жуёт всё равно очень быстро. Обычно Сэм бы такому исходу радовался, но сейчас хочется сказать брату, мол, чувак, а слабо запихать в рот сразу три тоста, как тогда? А я запихну четыре. Дин, конечно, не поведётся. Не при отце. Сэму страшно осознавать, но за последние годы он вообще отвык от столь долгого присутствия отца в мирной обстановке. На охоте — да. Его приказы звучат уже привычно и почти не обидно, но здесь… Здесь хочется заорать, а иногда и врезать. Хотя бы кулаком по столу. У него недописано сочинение, потому что вчера отцу мешал свет. Он не выспался, потому что в пять утра Джону Винчестеру приспичило почистить оружие. А ещё у них с Дином уже две недели ничего нет. Кроме подчёркнуто-равнодушных братских разговоров. И Сэму кажется, что их отец — какой-то монстр, который никогда не спит. — Сэм, школа, — тихо напоминает Дин. — Ешь быстрее, ладно? Твой сэндвич в пакете. Это всё выглядит такой смешной пародией на нормальную американскую семью, что Сэм кривится, как от зубной боли. — Быстрее, парень, — торопит отец. — Ты же не хочешь опоздать на первый урок? Такое точно говорит человек, который однажды забрал его прямо с итогового теста по математике? — Возьми машину, — вскользь бросает Дин. — Зачем? — буркает Сэм. — Сам дойду. До школы идти полчаса, для кого-то, может, и много, но Сэму Винчестеру лучше пешком прошагать, проветрить голову и успокоиться. И утешительный приз Дина в виде «детки» ему не нужен. Ему бы другой приз. Хотя бы небольшой бонус. — Как хочешь, — пожимает плечами Дин, и в глазах его ничего не прочесть, хотя обычно там целый мир перед Сэмом распахнут. Осознание, что брата тоже не радует присутствие отца, немного притупляет желание взорваться прямо сейчас.

***

Дождь начинает лить во время третьего урока и не заканчивается. То есть не совсем, и Сэм не наблюдает ещё один всемирный потоп, но факт: когда он выходит из школы и останавливается на крыльце, с неба льёт не как из ведра, а как из пожарного гидранта. Мельком вспоминается, что видел утром в грязном окне серые тучи и нависшее над городком пасмурное небо, но не придал значения ни этому, ни предупреждению брата взять машину. Ну и ладно. Дождь — пожалуй, самое незначительное из его бедствий. Сэм делает шаг и попадает под ливень. Рукава рубашки прилипают к коже мгновенно. Сэм Винчестер — умный парень. Он знает слово гормоны, в курсе современного сленга, на котором его раздражение называется просто и ясно — «недотрах». И его можно было бы исправить в два счёта: вон, та девчонка, кажется, Ханна, что сидит с ним на английском и истории, и украдкой посматривает, взмахивает ресницами кокетливо. Сэм ей почему-то нравится, хоть и высоченный, худой, нескладный, странный… И можно было бы. Вот только Сэму нравится Дин. Во всех смыслах. А его в этих смыслах нет последние две недели. Только в одном — совершенно-тошнотворно-идеально братском, что лишь злит, дразнит, срывает крышу. Память — сука. Подсовывает Сэму по ночам слишком многое, что надо не забыть, но спрятать до определённого момента, как, например, упаковки с презервативами от глаз родителей. Джону на упаковки с гондонами плевать. Но если он узнает, чем занимаются его сыновья… Сэму вдруг приходит в голову страшная мысль: что если однажды отец станет инвалидом, и больше не сможет охотиться? Кто кого первее убьёт? Они его от нетерпения, или он их за то, что рассыпали по столу крошки тоста?

***

— Ты уже не ребёнок, чтобы быть таким глупым! — орёт Джон, потрясая костылями. — Брат велел тебе взять утром машину, ты оглох, Сэм?! Может, в том и разница, что Дин не «велел», а предложил. И Сэм позволил себе не послушаться. Непозволительная роскошь с Джоном. Он молчит, стоит, вперив глаза в пол, с волос капает вода, и самого его хоть выжимай, когда в коридоре хлопает дверь и через секунду в комнату влетает Дин, держа в руках пакеты из магазина. Брат округляет губы буквой «о», но не произносит ни звука. — Что стоишь? — уже спокойнее спрашивает Джон. — Заболеть хочешь? — Просто слушаю ваш крик, сэр, — дерзко чеканит Сэм и бросает ещё один взгляд на Дина. — Мне не нравится твой тон, парень, — замечает Джон. — Иди в душ! Сэм достаёт из дорожной сумки сменную одежду и выходит в коридор, шлёпает мокрыми ногами прямо в ванную. Ему холодно немного, и всё же внутри будто бомба растёт. Ещё одно слово отца, неважно, на что направленное, и Сэм заорёт. Завопит, как какой-то истерик, что хочет уйти, что не хочет больше видеть Джона Винчестера никогда в жизни, да и после смерти его отсутствие перенесёт безо всякой досады. Вытертый линолеум под ногами расцветает грязными подтёками. В ванной на сушилке висит полотенце — он точно помнит. И словно фоном слышит бубнёж отца и брата: «помогиперебратьсянакроватьдин» «дапапа», и ещё что-то о покупках. Виноватое, что точно повлечёт ещё один поток ругани. Сэм выдыхает и сжимает пальцы в кулаки. Он понимает, почему отец его раздражает. Гормоны. И Дин такой близкий, только его. К которому прикоснуться нельзя. Но вот почему они отца так раздражают — это вопрос. Причём так было всегда, сколько Сэм помнит себя, Дина и эти грязные мотели с вытертыми половицами. Горячая вода есть, и Сэм думает, что вот он — его сегодняшний бонус. Больше не обломится, но и ладно, потому что дрочить под прохладной водой — то ещё сомнительное удовольствие. — Куплю обязательно! — Это раздаётся прямо за стенкой, хлопает дверь входная, а секунду спустя в ванной появляется сам Дин. Он в верхней одежде и прямо в кроссовках шлёпает по кафелю, который когда-то был белым, но сейчас серый — в цвет той воде, что стекает с Диновых кроссовок. Он прикладывает палец к губам, и Сэм понимает в этом жесте намного больше, чем понял сегодня в учебнике по химии. Дин делает ещё шаг и фактически одними губами произносит: — У нас есть минут пятнадцать. Никогда они ещё не стаскивали мокрые шмотки с такой скоростью, Сэм готов даже поспорить, что на сухую так не получится. Но это потом. Вода шумит перебивчивым и от того особенно громким потоком, бьёт в ржавое дно ванны, заглушая звуки, заглушая весь мир, обрезая его до этого крохотного помещения. Это странно — прижиматься совершенно голому к совершенно одетому брату, постанывать даже не в голос, а где-то в глотке давить эти звуки, целовать беспорядочно, попадая то в его губы, то в щёку, то в потрёпанный воротник куртки. Сэм чувствует, как дрожит его нескладное долговязое тело, как мокрые волосы падают на лицо, щекочут, а он даже убрать их не может, потому что это секунды. Драгоценные секунды, которых нет. И когда ладонь Дина оборачивается вокруг его члена, он вгрызается в его куртку. Ощущает противную влажную ткань и гадкий вкус во рту, и только это спасает от крика. Он сдавленно дышит, хватается за брата, толкаясь в его ладонь, и взрывается, как та самая канистра с бензином, только медленно. Крошится в такт движениям руки Дина, на грёбаные осколки и крошки, песчинки и пылинки — не собрать потом. И выдыхает рвано, когда Дин выдаивает его так быстро и почти небрежно, хватается за бедро брата, а после ведёт ладонью по паху — по грубой, выстиранной до деревянности джинсе. — Дин… Его голос поглощает вода. Их действо скрывает пар — и вправду кипяток бежит, значит, к вечеру его не будет. Дин тоже дрожит. Тоже уже не может терпеть, и это так будоражит кровь, что Сэм, не думая, возится с молнией, несмотря на все протесты старшего Винчестера, хотя бы потому, что те достаточно молчаливы. — Только в рот не бери, — предупреждает Дин так, чтобы услышал только Сэм. — Иначе… Он не продолжает фразу, но Сэм и так понимает. Эти две недели чуть не свели с ума не только его, потому выпрямляется и, ловя губы Дина ртом, шепча в них что-то бессвязное и бессмысленное, наконец прикасается к его члену. На самом деле Дину легче: в том смысле, что с девчонками легче, если на Сэма ведётся только Ханна, то на Дина — каждая вторая встречная, но Сэм, лаская его сейчас, чувствует — брат тоже ждал только его. Это льстит, это заворачивает в узел вроде отпустившее желание, но младший Винчестер мотает головой сам себе и ускоряет движение руки. А потом замедляется. Большим пальцем трогает упругую и влажную головку. Рот рефлекторно наполняется слюной. Хочется ближе и пошлее. Хочется взять и отсосать ему до скрипа кожи, хочется повернуться спиной, развести ягодицы ладонями — и отдать всё то ничтожное, что у него есть. Но Дину хватает. Дину почему-то всегда с лихвой этого хватает. В глазах его брата живёт вселенная. Он шипит, беззвучно матерится и наконец кончает, пачкая Сэма и совсем немного себя. Сэм быстро оттирает пятно с края его куртки. Колени подламываются, хотя в кончиках пальцах живёт желание большего, но пока это всё что у них есть — они оба знают и молчат. Дин молниеносно приводит себя в порядок и неслышно выскальзывает из ванной. Где-то на грани слышимости закрывается входная дверь. Сердце стучит спокойно и размеренно. Младший Винчестер залезает в воду, заворачивая краны. Вода горячая, и она заставляет мышцы расслабиться ещё сильнее. Сэм думает о том, что чёртов дождь не кончится здесь ещё несколько дней. Думает, что завтра обязательно возьмёт машину, а в конце занятий позвонит из школы в их отель и попросит Дина подъехать, потому что «детка» отказывается заводиться. Выслушает ругань отца и притворное (потому что он сразу всё поймёт) ворчание брата. А потом старший притопает к нему, не потрудившись даже взять зонт, они залезут в машину и уедут в какой-нибудь глухой парк или лесополосу. А что дальше… Он знает. Но пока блокирует эти фантазии в своей голове, ведь только что приобрёл долю спокойствия и уравновешенности — тех качеств, что так ценят в нём школьные учителя, которые пророчат ему едва ли не Стэнфорд. И, слыша ругань Джона на проклятые костыли, Сэм Винчестер пока не собирается с этими качествами расставаться.