Любовь во время зимы

Следующие несколько дней я посвятил довольно вялой, надо сказать, борьбе с непонятным недугом, берущим надо мной всё больше власти. Я принципиально не шёл за лечением к Дисариэлю, да и вряд ли он мог бы мне помочь своей магией – разве что какой-то микстурой. То есть, к нему я, конечно, ходил регулярно. Эльф использовал на мне за несколько дней целый арсенал заклинаний – от мелко-бытовых до средне-разрушительных. Ни одно из них, как и прежде, не воздействовало на меня, не причинило вреда, но и пользы от них тоже не было никакой. Однажды ему в этом помог Йасме, обрушив на меня целую грозу, а затем добавив к этому концерту ещё и фирменную метель. Так мы выяснили, что если шандарахнуть меня вполне себе материальным сугробом, то мало не покажется даже мне. Арта, кстати, очень рассердилась на остроухого за это, и они не разговаривали три дня. А я с тех пор обрёл смелость и каждый божий день, если, конечно, мне удавалось поймать эльфа, приставал к нему с вопросами по неизменной схеме: первым шёл вопрос о быте и укладе жизни эльфийской общины в Империи, вторым – когда же мы туда, собственно, отправимся. Ответами Йасме меня не баловал и отвечал всегда очень уклончиво, но, надо сказать, никогда не лгал. Когда я спросил, какое у них национальное блюдо, он даже сделал вид, что задумался, а потом посмотрел на меня, как на глупого хомячка, и сказал: -Вкусное. Потом шагнул за раскидистый шиповник и попросту растворился в воздухе – по крайней мере, я его там не обнаружил, даже обойдя этот несчастный куст три раза. Хотя, будем честны, следопыт из меня так себе. На второй вопрос он вообще предпочитал не отвечать, разве что иногда ронял нечто загадочное вроде «В течение этого лунного месяца» или короткое «Когда-нибудь». Или вообще неопределённо вертел кистью в воздухе и снова шёл по каким-то своим загадочным делам. Он вообще постоянно где-то пропадал, и я просто сломал себе весь мозг, пытаясь догадаться, где именно. О слежке тут и речи быть не могло, раз уж он умеет то ли становиться невидимым, то ли целиком сливаться с природой. И главное – никто не поддерживал меня в этих бдениях за чёртовым эльфом. Синичка, конечно, могла бы присоединиться, но у неё были свои заботы и радости, особенно учитывая её весьма тесную дружбу с Хеллой и Артой, которую они возвели в какой-то закрытый клуб. Что ж, для неё это даже и хорошо – наконец-то побыть в обществе девушек, поучиться всяческим женским хитростям, например. Хотя на счёт «девушек» заявление весьма опрометчивое, ведь Арта, как эльфийка, по возрасту наверняка могла застать Синичкину прабабку ещё в колыбели. С ними никогда не угадаешь. Арта и Ди вообще представляли собой замечательный симбиоз, поддерживающий в этом доме комфорт, быт и порядок. Смотреть на них было попросту приятно, чем бы они ни занимались, хотя эльфа, кроме как за работой, я почти ни за чем и не застал. Поначалу я вообще думал, что они муж и жена – до того слаженно у них выходило действовать, да и внешне очень друг другу подходят, оба такие статные. Но оказалось, что она просто его младшая сестрёнка. Я умилился. Сестрёнка, которая умудряется всем дать нагоняй, да ещё и младшая – это сильно. Мне никто не объяснил, правда, почему же два светлых эльфа живут на границе Империи снежных, хотя я выспрашивал, деликатно, как мог. Хотя подозреваю, что я просто достал всех своими вопросами – их, признаться, было достаточно много. Например, про размножение змей в естественных условиях обитания, и может ли повторить этот трюк наг с нагом в полной форме Сид мне тоже не рассказал. А Яр вообще сбросил в озеро, когда я попросил его показать зубы на предмет сравнения с медвежьей челюстью. Плавал я так себе, да и в этом озере невозможно утонуть, так что было просто немного обидно. Но я не сдавался. Да, я наверняка кажусь им надоедливым, но и меня – по моему скромному мнению – тоже можно понять: больше половины века я провёл взаперти с довольно скучными монахами. Для меня эта маленькая компания – целый мир. Так что скучать мне не приходилось, совсем даже наоборот. К тому же я умею и люблю быть полезным, так что порой доводилось выполнять всяческие мелкие поручения, за которые я с удовольствием брался. Однажды, сидя на кухне и немного скучая, я вдруг осознал, что в доме не появлялся Йасме – почти двое суток подряд. Мысли мои, если не были заняты каким-то делом, неизменно возвращались к блондину, и с одной стороны это порядком меня злило, но с другой я находил в них нечто даже приятное. Приятно было думать о нём – просто думать и вспоминать, как он выглядит, без всяких рассуждений. Но сейчас я решил спросить об его отсутствии у Арты. Она как раз готовила нам всем на обед какой-то крайне ароматный суп. -Скорее всего, он на холмах, медитирует, - немного подумав, ответила она. -Зачем? – тут же выпалил я, запоминая эту новую деталь. -Ох, Сев, - девушка улыбнулась мне, оторвавшись от готовки, - Всё-то тебе надо знать. -Разве это плохо? Любопытство – не порок, - блеснул я знанием народной мудрости, на что эльфийка тихо рассмеялась. -Ну ладно, - ответила она, - Расскажу. У всех нас есть свой энергетический резерв, который мы расходуем, хотим того или нет – просто кто-то отдаёт его магии, кто-то дару оборотничества, кто-то взаимодействует с природными стихиями, благодаря врождённым талантам. Вариантов масса. Но источники имеют неприятное свойство иссякать. Конечно, не навсегда – через какое-то время сами собой они восполняются, но часто в наших силах ускорить это. Снежные эльфы в этом плане, - тут она позволила себе смешок, - Напоминают растения. Поглощают солнечный свет и перерабатывают его, наполняют им энергетические токи. Я задумался. Всё это, конечно, очень познавательно, вот только зачем это Йасме? В последнюю нашу встречу он выглядел вполне себе здоровым, разве что очень и очень худым. -Он здоров, - сказала Арта, когда я поделился с ней этим наблюдением, - Просто истратил все свои силы, когда призывал метель, разворачивал телепорт и ставил вокруг вас щиты. Ты знаешь, эти телепорты в кристаллах рассчитаны на одного человека, максимум – на человека и лошадь. А вас сколько через него прошло… И ведь ни одна стрела не коснулась вас именно благодаря Йасме. Просто он постарался сделать это так, чтобы вы не заметили. Он вообще… не любит показывать свою заботу. -Ого, - только и смог сказать я, изумившись. Я даже не догадывался! Вообще не думал об этом ни разу, а эльф столько всего сделал для нас. Для нас ли? Ведь он мог бы оставить эти щиты только над собой и, ну допустим, над Хеллой и Яром, просто чтобы не расходовать силы на трёх посторонних незнакомцев. Но не сделал этого. Образ эльфа снова, как по волшебству, материализовался у меня в голове, улыбнулся и упорхнул. Я потряс головой, отгоняя навязчивое видение. -И ведь на момент твоей с ним встречи он уже был здорово истощён. К тому же, одну руку ему так и не удалось восстановить. Не знаю, заметил ли ты, но раздробленные пальцы плохо срослись, а его это до ужаса раздражает, и он, как истинный снежный эльф, ищет ответов у Солнца, своего покровителя. Я такого за ним не наблюдал. Я вообще мало следил за его руками, всё больше украдкой рассматривая его лицо, честно сказать. И не увидел на нём ни разу никакого раздражения. Но я бываю невнимателен. -Он же снежный эльф. Почему их покровитель Солнце, а не – ну это же логично! – снег? Девушка снова рассмеялась, помешивая суп длинной деревянной ложкой. Запах по кухне плыл просто одурительно вкусный. -Вот ты как скажешь иногда, - хихикала она, - Прости. Я всё время забываю, что ты ничего не знаешь об их порядках. -Как и весь остальной мир, - ответил я, фыркнув. Я не обиделся, конечно, просто из вредности вставил шпильку в разговор. -Тоже верно, - согласилась она, - На самом деле загадка простая. Они зовутся снежными, потому что выбрали для жизни северную, гористую местность. Почему? -Там много снега, - как болванчик озвучил я снова эту истину, уже догадываясь, что ответ кроется в другом. -Да, а ещё на вершинах гор в любое время года много солнца, чистейшие лучи. Если бы на дне моря так же ярко палило наше светило, можешь не сомневаться, они отрастили бы жабры и рассекали бы морское дно. У каждого народа свои источники сил и жизни. Я согласно кивнул. Да, в этом определённо логика имелась, хотя, например, в пустынях солнца тоже очень много, да и на тропических островах его хоть ушами ешь. Но на эти вопросы ответов я не получил. Более того, потянувшись, Арта сказала мне: -А теперь, в благодарность за бесценные знания – марш в лес, у нас некоторые травы кончаются, - и нагрузила меня таким списком, что я даже немного погрустнел. Я, конечно, травы собирать очень люблю, да и выращивать мне их тоже нравится. Это целый маленький мир, полный кропотливой работы – узнавать по форме, цвету или запаху нужное растение, лелеять его от маленького росточка до вполне себе созревшего организма, обрезать ненужное, а потом, взяв столько, чтобы не повредить единому организму, засушивать и толочь отдельные его части, которые потом обязательно принесут пользу. Так изготавливалось большинство лекарств в моей стране, и я в этом деле преуспел. Правда, в монастыре у меня было маловато простора в этом плане – большинство подобных действий приравнивались к запретному чародейству. Зато здесь, в роще, росло порой даже то, что по всем законам природы не должно было появиться в этой местности. Но, как я понял, единственным пресловутым законом природы тут был Дисариэль. С помощью магии он даже выстроил здесь необходимую температуру – где-то просто комфортную, а где-то такую, при которой зацветёт даже тропическое растение. Вот что значит уметь подстроить обстоятельства под себя. Но в этот раз список был длиннющий, чтобы вытащить всё это из леса, нужны не мои весьма ненадёжные плечи, а, скорее, целая телега, так что тянуть всё на своём горбу сейчас, когда голова пухнет от используемых на мне заклинаний, а тело постоянно ломит и знобит… брррр. Но делать-то нечего. Пришлось идти. Я шатался по округе битый час, постоянно согнувшись – надо было всматриваться в узловатые корни деревьев, распирающие местами землю, в поисках необходимых ростков и стебельков. Вот зачем, кто мне на милость скажет, остроухой понадобились свежие побеги крапивы обыкновенной? Загадка. Солнце уже клонилось к закату, когда я почти закончил и был занят тем, что подвязывал очередную партию растений к целому стогу разнотравья. И стоило последнему узелку сойтись на необъятной куче разнообразной травы, как я вдруг ощутил, что жар и ломота в теле стали совсем уж невыносимы. Ноги ослабели. Я чувствовал, как подламываются колени, словно бы мне на плечи легла плита из гранита, и увидел, как стремительно приближается земля. Мне это на секунду показалось довольно обидным обстоятельством – я весь день провёл на карачках, выпрямился впервые и что? И сразу же упал. Но эта мысль сразу же улетучилась из моей головы; сейчас мне очень хотелось отключиться, пусть и от падения. И я уже вполне смирился со своей участью – прильнуть к матушке-земле, когда обнаружил новые обстоятельства, не позволяющие мне с ней поздороваться. Обстоятельства эти были чьими-то довольно сильными руками, подхватившими меня у самой земли. Они удержали меня на весу, а потом одна из них отвесила мне пару увесистых пощёчин! От такого кощунства я немедленно разорвал стремление организма погрузиться в тихий обморок и распахнул заслезившиеся глаза. И тут же несказанно об этом пожалел. Надо мной, очень близко, обнаружилось лицо Йасме. Я коснулся пятой точкой земли, а он обхватил моё лицо едва тёплыми ладонями, сверля меня обеспокоенным – могу поклясться чем угодно, что именно обеспокоенным! – взглядом своих серых с синевой глаз. -Пусти, - первое, что я смог из себя выдавить, не желая предстать перед ним слабаком. И почему мне так важно его мнение? А потом я отчаянно покраснел и добавил, - Пожалуйста. -У тебя жар, - неожиданно мягко сказал он, пропустив мою просьбу мимо ушей. Он вообще вроде бы как-то неуловимо изменился, хоть я и не мог пока сказать в чём, - Идти можешь? Я решительно кивнул, так и не сбросив этим жестом его ладоней со своих скул; потом, прислушавшись к внутренним ощущениям, помотал головой, а потом, рассердившись на себя, снова кивнул. Симптомы у меня были какие-то ускользающие, трудноопределимые, но одно я мог выловить из этой какофонии точно – по телу разлилась всеобъемлющая слабость, а ещё очень слезились глаза. Я уже думал, как украдкой их вытереть, чтобы эльф, не дай бог, не решил ещё, что я тут плачу! Это было бы величайшим стыдом всей моей жизни. И тут сероглазый удивил меня в очередной раз, когда осторожно, самыми кончиками длинных пальцев, вытер влагу в уголках моих глаз. -Если бы я мог, я бы вылечил тебя прямо сейчас, - тихо сказал он, закончив, а я, смутившись, упорно пытался смотреть в небо, а не на эльфа. Может, он восстановил свой резерв, и потому стал мягким, человеколюбивым и перестанет вести себя, как заносчивая задница? -Если бы я мог, - так же тихо отозвался я, когда меня отпустили его ладони, что вызвало небольшую волну сожаления. Нужно было договорить сейчас, пока меня ещё не покинула решимость сказать то, что собирался, - То отдал бы свою руку за твою. Я, конечно, покраснел. Хотя слова шли от всего сердца. Эльф вопросительно вскинул бровь, а потом машинально бросил взгляд на правую руку. Внешне она была будто бы абсолютно нормальной, но он попробовал согнуть и разогнуть пальцы и это далось ему с ощутимым трудом; по крайней мере, он болезненно поморщился. Но потом улыбнулся. -Спасибо, - Йасме посмотрел на меня, а меня снова окатило волной жара, да такой, каких раньше точно ещё не было – в глазах потемнело, - Ты очень славный, храбрый котёночек. Славный… котёночек? О, нет… я ведь так хотел быть сильным в его глазах! Ломота в теле достигла предела. Казалось, будто бы внутри меня извергается вулкан, и кусками породы стучит прямо в черепную коробку изнутри. Лава растекалась стремительным потоком по венам, и у меня просто не стало сил, чтобы смотреть хоть на что-то. Поэтому последний взгляд я решил бросить на Йасме. И заметил в это мгновение то, чего никогда ещё не видел раньше. Вокруг тела эльфа ровным голубоватым контуром что-то мерцало и переливалось. Будто бы его обвели кистью, добавив в этот пастельно-голубой снежные блестки, белые всполохи, и эта субстанция бесконечно течёт вокруг него, не выходя за невидимые границы, размываясь местами совсем белым, чистейшим светом, а местами сгущаясь до благородной синевы, которая порой блестит в его глазах. Вот только правая рука выбивается из этой странной, но чудесной картины – цвета вокруг неё, находясь за гранью реальности, оказались сочетанием чёрного и красного, чем-то отдалённо напоминая кусок гниющего мяса. Гадость. Вот только что это такое? -Я не котёночек, - пробормотал я заплетающимся языком, а потом и вовсе заявил, - А у тебя рука гниёт. Она такая… красная с чёрным… И это было последнее, что я сказал ему перед тем, как погрузиться в абсолютный мрак. В этом мраке мне было хорошо и даже вполне уютно. Там было тепло – комфортно – и меня теперь не беспокоили приступы жара, а ещё не волновал яркий свет или, например, громкие звуки. Их попросту не было. Я будто бы долго-долго плавал в материнской утробе, точно так же, как не родившийся ещё младенец, ощущая краем сознания чьи-то мимолётные прикосновения, а ещё едва различимо, нечётко, размыто слыша чужие голоса. Иногда, вдоволь насладившись этой негой, я пытался пошевелиться – двинуть пальцами рук или открыть глаза – но у меня не получилось. Я едва ли волновался по этому поводу – странное оцепенение в абсолютной темноте мне даже нравилось в чём-то. Да даже не в чём-то. Всё в нём было хорошо. В нём не приходилось мчаться куда-то, резко снявшись с привычного, насиженного годами места в погоне за несбыточной мечтой. В нём на меня никто не пытался переложить груз ответственности, не заботясь о последствиях. В нём мне и самому не надо было принимать решений – ни срочных, ни мелких; вообще никаких. Я будто бы стал снова беззаботным ребёнком, который пока не знает, да и не хочет знать, ни о каких проблемах окружающего мира и мира внутри себя, и просто нежится в кровати под одеялом в тёплое зимнее утро. Я вдруг понял, что очень устал. И, смалодушничав, собирался позволить себе этот отдых во тьме, если бы не одно «но». Моё «но» имело острые уши, бледную кожу, неповторимый взгляд и звалось просто – Йасме. Если бы не его спокойное, умиротворённое после каких-то медитаций лицо со смягчёнными после отдыха чертами; не его длинные жемчужные косы по пояс с вплетёнными и хаотично разбросанными по длине волос мелкими колечками; не его глаза, вмещавшие в себя всё спокойствие этого мира и одновременно зимнюю бурю… если бы не он. Периодически оно возникало передо мной в темноте, и я не могу от него избавиться. Да и не хотел. У меня было время подумать об этом. Например, почему меня так занимает этот эльф? Своей исключительностью? Но ведь вокруг меня собрались люди, ничуть не менее интересные. Своей внешностью? Возможно, но только отчасти. Своим характером? Так он у него отвратительный! Он напыщенный, самодовольный, надменный, наверняка эгоист до мозга костей… но когда я вспоминал его голос и заботливый тон в нашем последнем разговоре, сердце так и отплясывало в груди. Кстати, когда оно – в смысле сердце – принималось за такие проделки, кто-то обязательно касался меня. Становилось легче. Да, у меня было время подумать об этом и ещё о тысяче посторонних к этой теме вещей, хотя они были и не так занимательны для моего сознания. Раз за разом, за какую бы нить мысли я не ухватился, я всегда возвращался к тому же, с чего начал погружение в пустоту. К Йасме. Без него и без всех прочих несомненных прелестей этой жизни я начал скучать во мраке. В конце концов, приятно порой укрыться в импровизированной раковине бессознания от проблем, но кому понравится так долго валяться без движения? Я стал заложником собственных размышлений и, как оказалось, это не так уж и впечатлительно, а потому решил, что хорошего должно быть понемножку. И стал решительно выбираться из заточения. Сначала я принялся просто напрягать мышцы, любые – рук, ног, живота, спины. Оказалось, что если держать их в напряжении хоть какое-то время, то мрак начнёт светлеть. Это меня значительно приободрило. Потом я стал использовать это напряжение, чтобы хотя бы чуть-чуть двигать руками и ногами, точнее даже не двигать, а едва подёргивать ими. Но и это стало значительным шагом вперёд. Раз за разом я пытался заставить тело двигаться так, как я того хочу, и в каждую попытку отвоёвывал у непроглядной темноты кусочек контроля – она расступалась перед глазами, постепенно светлела, и вскоре достигла того уровня, когда я чётко осознал, что вся эта тьма это лишь мои собственные закрытые веки. Стоит поднять их и я снова увижу свет. И после продолжительных и крайне упорных тренировок мне это удалось! Не знаю уж, сколько я провёл в таком состоянии, но усталости я не чувствовал, равно как и не знал, день сейчас или ночь, и сколько дней прошло с тех пор, как я впал в это странное забытье. В помещении, где я лежал, не было окон, зато под потолком парил сгусток неяркого, мягкого света; пульсар красиво переливался и трепыхал лучами время от времени. Я какое-то время глупо таращился на него – пульсары я до этого видел довольно часто, а потом осознал, что нахожусь в кабинете Дисариэля, на том самом каменном столе, где однажды он меня осматривал, только сейчас на него кто-то постелил тонкий матрас, обтянутый тёплой шкурой. Под головой – валик вместо подушки, удобно поддерживающий голову, а из одежды на мне обнаружились только штаны. Я неуверенно пошевелил кистью и едва сдержал стон – господи, как приятно!.. вдоволь насладившись этими упоительными ощущениями расходящейся по венам крови, а по жилам – томительного напряжения, я принялся медленно, растягивая удовольствие, приподниматься, чтобы сесть. А когда сел, едва не подавился воздухом на вдохе от удивления. Перед столом расположился стул, явно утащенный из святая святых Арты – кухни, высокая резная деревянная спинка которого упиралась как раз в монументальный предмет мебели кабинета. На нём, оседлав его и опираясь на спинку руками, спал Йасме. Его косы, стянутые лентой в высокий хвост, мерно поднимались и опадали в такт дыханию и иногда звенели – в них оказались вплетены маленькие колечки, хаотично разбросанные по всей длине. Я не видел его лица полностью, только небольшую часть – уголок глаза, край щеки и острую скулу. А ещё я вдруг отчётливо заметил, что эльф осунулся и похудел, в уголках его глаз собралась сетка маленьких морщинок, а под ними чётко обозначились круги синяков. Раненая рука, вытянутая на стол, чуть подрагивала во сне, пытаясь что-то сжать, и он хмурился, поджимал тонкие губы – видно, с кем-то ругался во сне. Тот самый контур вокруг него я видел снова, и та его часть, что вокруг руки не понравилась мне куда больше, чем в прошлый раз. Теперь я не напрягал зрение, чтобы разглядеть эти голубоватые мазки в пространстве, глаза не слезились, я даже мог усилием воли – перед этим закрыв ненадолго глаза – перестать замечать их. Однако, если нейтральные цвета, вьющиеся вокруг остроухого, не вызывали беспокойства, то его рука окрасилась в тошнотворно зелёный с вкраплениями чёрного. Мне это очень не понравилось и я в бессознательной попытке помочь потянулся к спящему, стремясь коснуться его ладони. Кончики моих пальцев легли на неё, как обычно, холодную, и я провёл ими вдоль костяшки безымянного пальца, поглаживая ледяную кожу. И когда я успел подумать, что у самого основания пальца есть тонкая, едва-едва наощупь угадываемая полоска, оставленная кольцом, эльф открыл глаза. Его дыхание не сбилось и он не попытался схватить меня – просто открыл глаза, будто бы всё ещё спит, и я вижу, что взгляд у него вполне осмысленный. -Как ты себя чувствуешь? – хрипловато, как и всегда, спросил он, не меняя положения тела на стуле и не сбрасывая мою ладонь со своей. -Хорошо, - несколько ошеломлённо ответил я, практически неосознанно продолжая поглаживать костяшки его пальцев. Мне казалось, что это очень важно – то, что я сейчас делаю, и прекращать нельзя ни в коем случае, хотя краешек сознания, в котором угнездилась эта мысль, пока что от меня ускользал. -Голова не болит? Не знобит? – продолжал мягко, но настойчиво спрашивать эльф, лёжа на спинке стула. Неудобно ведь, наверное… он на мгновение прикрыл глаза и задержал вдох, когда я прошёлся по особенно почерневшему, если верить контуру вокруг руки, участку кисти. -Нет, всё хорошо. А что со мной случилось? – полюбопытствовал я, но как-то вяло. -А что ты сейчас делаешь? – вопросом на вопрос ответил блондин. -Не знаю, - удивлённо признался я, поднимая на него взгляд, и недоумённо признался, - Но мне почему-то очень не хочется прекращать. -Ты… Северин, ты лечишь меня, - мягко сказал Йасме, а я посмотрел на его руку и удивился снова. Тёмные тона вокруг пальцев рассасывались, поддаваясь влиянию… неизвестно чего, и я абсолютно уверен, что уж точно не моим прикосновениям. Точнее, цвета стали тёмно-фиолетовыми, но тем не менее, это был уже не цвет гниющего мяса, а приближенный к синему оттенок. -Как я это делаю? – поражённо воскликнул я, обхватывая его ладонь пальцами и восхищённо её разглядывая, - Раньше она была отвратительного – прости! – цвета, а теперь, ещё чуть-чуть, и станет такая же, как и всё остальное. -Что остальное? – поинтересовался он, не сопротивляясь, и я с максимальной осторожностью, опасаясь навредить, принялся прощупывать тонкие холодные пальцы. Не отвечая, я сосредоточился и будто бы проник в этот контур невидимыми руками, неосязаемыми, бесплотными. Я управлял ими с трудом, но старался изо всех сил, с силой вцепляясь в комки тёмной слизи и отрывая их от этого небесно-голубого перелива вокруг него. Сгустки заразы летели прочь, в призрачное небытие, будто бы растворяясь в пространстве. Я был так погружён в этот процесс, что не заметил, сколько он занял времени, а Йасме сидел так, будто бы окаменел и примёрз к стулу, всё ещё глядя на меня. Я запыхался и вспотел, будто бы затащил на очень высокую башню мешок кирпичей, но всё же, когда закончил, отпустил его руку. Контур выровнял цвета, засиял на мгновение, и исчез. -Вот… - я пытался отдышаться, - Вокруг тебя такой, знаешь, красивый контур, он голубой, размытый, такой… пастельный. А вокруг этой руки он был сначала чёрный, потом – зелёный. И я почему-то думал, что рука у тебя сгниёт, ну, судя по цвету. Я объяснял сбивчиво и путанно, а остроухий восхищённо разглядывал кисть, будто видя её в первый раз. Он осторожно пошевелил пальцами – безболезненно, если верить выражению лица, сжал и разжал кулак. -Ничего себе, - наконец, тихо сказал он, переводя на меня восторженный взгляд, - Да ты видишь ауру и лечишь прямо через неё, причём абсолютно интуитивно. Это поразительно. Пойду, позову Ди, - и он принялся подниматься, впервые с тех пор как я сегодня его увидел, существенно меняя положение тела в пространстве. -Не надо! – я зацепился кончиками пальцев за его руку и тут же обхватил запястье обеими ладонями, отчего-то испугавшись. -Почему? – невозмутимо спросил он, разглядывая меня с интересом и не делая попыток вырваться. -Не знаю, - я смутился и подумал о том, что сейчас вспыхну, как свечка, а заодно поразился сам себе, - Просто не ходи. Не хочу оставаться один. -Ладно, - неожиданно просто согласился эльф и я мог бы поклясться, что на губах его мелькнула улыбка, а взгляд потеплел, - Но тогда тебе придётся потесниться. И влез на моё импровизированное больничное ложе, строго говоря, и для одного-то тесноватое. -Устал спать на стуле, если честно, а бросить тебя, раз уж ты просишь, не могу, - сообщил он, поёрзав, чтобы устроиться поудобнее, и улёгся на бок, спиной ко мне, - Так что придётся тебе немного подвинуться и поделиться со мной одеялом. Одеяло обнаружилось в ногах: видимо, меня укрывали им, когда я лежал в беспамятстве, но, когда я «учился» двигать руками и ногами, случайно его сбросил. Я потянулся за тонкой тканью, скрывая румянец на щеках. Глубокий бархатистый голос проникал в самое нутро, хотя говорил он, в общем-то, совершенно обычные вещи. Да ещё и то, что он лежит так рядом… я накрыл эльфа, украдкой вздохнув. Он ещё немного поёрзал, потом носом залез под маленькую подушку, полностью отобрав её у меня, и негромко засопел. Вырубился тут же. Видимо, очень устал. И я, признаться, устал… Я тем временем попытался расположиться на спине, но едва не сверзился на пол. Спиной к Йасме спать тоже было неудобно – он порой вздрагивал и пытался ворочаться во сне, и я рисковал быть сброшенным на пол. Пришлось повернуться к нему и немного подумать. Конечно, не спи он сейчас, наверняка он был бы против. Однако, если я этого не сделаю, я улечу на пол, что довольно неприятно – дважды за минуту я уже отталкивался от каменного пола кончиками пальцев, чтобы вернуться на стол. О том, чтобы просто уйти я даже и не думал. Во-первых, я сам же попросил его остаться, а во-вторых – просто не хочу, отпускать его – тем более… Поэтому я с величайшей осторожностью обнял эльфа и прижал его спину к своей груди. Сразу же почувствовал, какой он худой, тоненький – вон как лопатки торчат, даже через его рубашку чувствую, как они упираются мне в солнечное сплетение. Я затаил дыхание, ожидая, что он тут же проснётся и устроит мне шквал эмоций – почему-то мне всегда казалось, что Йасме меня недолюбливает – но эльф только единственный раз вздрогнул во сне и расслабился окончательно. Я успокоено выдохнул. Вот и хорошо. Не придётся ночевать на полу. И вот так, обнимая его так осторожно, будто бы он фарфоровый, я уткнулся в блондинистую макушку носом. Он пах мятой и цитрусами, немного табаком, а ещё морозной свежестью. Будто бы в морозное ясное утро распахнули окно, и молодой зимний ветер поспешил заполнить комнату холодной радостью. Вот так, вдыхая эту прекрасную смесь запахов и крепко обнимая такого неожиданно хрупкого эльфа, я снова уснул.