Вот бы ты наряжался лишь для меня

Гу Юнь сидит перед зеркалом, хотя оно ему сейчас и не нужно — лекарства он давно не принимал. Он расчесывает спутанные от дневного сна волосы, смотря перед собой, полностью уйдя в свои мысли. За окном уже занимался закат, и небо стало кровавым цветом, сквозь открытое окно окрашивая мрачноватую комнату маршала в теплые оттенки. Если бы Гу Юнь слышал, то мог бы наслаждаться стрекотанием сверчков. Чан Гэн как раз недавно вернулся из дворца и попросил Гу Юня раздеться: «Я приготовил ифу небольшой сюрприз и, надеюсь, он меня порадует», — потом он поцеловал его в губы и куда-то удалился. Гу Юнь послушно разделся, оставшись в одних нижних штанах. В ожидании он расположился рядом с зеркалом, бездумно проводя деревянным гребнем по длинным волосам. Солнце почти зашло за горизонт, в его последних вечерних лучах тело Гу Юня казалось совершенным, у Чан Гэна кровь бы носом пошла, увидь он своего Аньдинхоу сейчас: сидящий с совершенно ровной спиной, спокойное лицо, лишенное привычной игривой улыбки, глаза немного прикрыты и смотрят немного мутным взглядом, в них сразу находишь покой. Волосы цвета воронова крыла струятся по обнаженной спине, контрастируя с бледной кожей. Когда Гу Юнь дергается, распутывая очередной узел в волосах, то мышцы в плече и руке напрягаются, а поджарый живот немного втягивается. За это зрелище, пожалуй, можно умереть. Гу Юнь чувствует дуновение воздуха со стороны двери и поворачивает голову. Он не видит, но по силуэту узнает Чан Гэна и улыбается, так легко, и персиковые глаза нежно изгибаются, становясь похожими на цветочные лепестки. У Чан Гэна перехватывает дух, но он молча садится рядом с Гу Юнем и кладет рядом стопку одежды и небольшую коробочку — косметичку. Он берет своего ифу за руку и шепчет на ухо, немного задевая языком мочку: — Ифу, я хочу тебя одеть. Гу Юнь красноречиво приподнял одну бровь, посмотрев слепыми глазами на своего мужчину. Да, он помнил, что тот что-то говорил вроде «я хочу, чтобы ты одевался только для меня», но решил, что это небольшой каприз и не более. Но не то что бы Гу Юнь был против, чем бы дитя не тешилось, да и может выльется во что-то приятное для них обоих. Поэтому он любовно проводит тыльной стороной ладони по щеке Чан Гэна и кивает, даря деликатный поцелуй в губы. Чан Гэн сразу же улыбается, отвечая и углубляя поцелуй, но быстро разрывает его, чтобы всё не закончилось прямо здесь и сейчас. Он откладывает коробочку в сторону и расправляет одежды, кладет на столик. Чан Гэн бережно, но крепко берет ифу под руку, придерживая за спину, и поднимает на ноги. Он проводит большим пальцем по глубокому шраму на груди, по другим, более мелким, и не может удержаться от того, чтобы не пощекотать Гу Юня под ребрами. Тот со смехом дергается и сгибается, а у Чан Гэна от сердца расходится сладкое приятное чувство всеобъемлющей любви к этому человеку. Он подводит его ближе к окну, усаживая на подушки, а сам садится рядом. Забирает из руки гребень, целуя каждый палец, каждый мелкий шрамик на них. Чан Гэн берет оставленную в стороне нательную рубаху: её Гу Юню было совсем не обязательно снимать, но Чан Гэн был благодарен за возможность сейчас, надевая её, пройтись руками по узкой талии, по крепким мышцам на спине и животе, которые слегка напрягаются под его прикосновениями. Хлопок рубахи холодит кожу, Гу Юнь немного ежится плечами, но сразу расслабляется. Чувства полной покорности и некой беспомощности для него очень непривычно и почти неприятно, но рядом с Чан Гэном его инстинкты не бьют тревогу. Когда рубаху закрепляет пояс, очерчивая тонкую фигуру, Гу Юнь слышит восхищенный вздох рядом с ухом и ухмыляется. Да, он знает свои сильные стороны. Когда дело дошло до ишана, то Чан Гэн вновь поднимает Гу Юня на ноги, отряхивая несуществующие пылинки с него, покрывая скорыми поцелуями обожания плечи и прикусывая шею, за что получает тычок двумя пальцами в лоб от Гу Юня и тихо смеется низким голосом. Надевая на плечи халат, Чан Гэн позволил себе обвести пальцами выступающие ключицы и подарить свои поцелуи линии челюсти Гу Юня. Он плотно запахнул одеяния, нагло разглядывая очерченную фигуру в последних лучах закатного солнца — небо уже стало темным, скоро в комнате станет совсем темно и ничего не видно. Чан Гэн ловко закрепляет нижнюю часть одежд кожаными дорогим ремнем гэдай — с появлением Чан Гэна в жизни Гу Юня у него вообще стало очень много дорогих вещей. По ходу дела этот маленький паршивец не упустил момента пройтись теплыми ладонями по бедрам и с силой погладить большими пальцами по тазовым косточкам сквозь одеяния. За это непотребство Гу Юнь от души наступил ему на ногу, вырывая судорожный вздох: точно, ему это скорее понравится, чем чему-то научит. Когда на небе воссияла луна, озаряя двоих влюбленных холодным светом, то Чан Гэн отходит в сторону, но ненадолго, лишь для того, чтобы зажечь несколько свечей, поставив на низкий столик, там же он ставит палочки с сладковатыми благовониями. Чан Гэн возвращается и накидывает на плечи Гу Юня шелковый дачан, верхний халат с широкими рукавами, и довольно осматривает результат: одежды черные, с серебряной вышивкой, он специально заказывал её у императорских швей, на верхнем халате, на спине вышит роскошный рисунок танца феникса и дракона. Серебро на Гу Юне выглядит роскошно, лучше золота, черный цвет очень ярко подчеркивает почти сияющую кожу, две киноварные точки и светлые глаза, обрамленные темными ресницами. Чан Гэн не сдерживает восхищенного вздоха, подтягивает Гу Юня к себе за рукав и целует в губы, кусая, почти как зверь. Но быстро выдыхает и отпускает, проведя пальцем по подбородку. — Только одел, и уже хочешь раздеть? — Гу Юнь усмехается и переплетается пальцами с Чан Гэном, слегка склонив голову в сторону. — Вот бы ты наряжался лишь для меня, — Чан Гэн давит на плечо Гу Юня, усаживая опять на подушки, а сам заходит со спины, доставая дорогой гребень, украшенный темными рубинами, и проводит им от пробора до кончиков волос, гладит грубыми руками нежный поток волос, даже зарывается в них носом, вдыхая такой родной запах, пропитавшийся его и своими лекарствами, пеплом с границ и вином. Гу Юнь ощущает себя так спокойно, он даже закрывает глаза и расслабляет плечи, опуская их и позволяя себе сгорбиться. Он перебирает приятную мягкую ткань одеяния и по-доброму усмехается, Чан Гэн такой ребенок, будто в детстве не наигрался в куклы. Но забота приятна и помогает забыть о постоянной ответственности, давящей на всё тело всю его жизнь. Чан Гэн делает ему пучок, надевает на голову «коронку» из серебряной филиграни и продевает нефритовую заколку, украшенной некими камнями под цвет глаз Гу Юня, такие же немного матовые и светлые. Оставшиеся распущенными волосы он свободно оставляет струиться по спине, лишь собирая их в одну массу, чтобы еще раз насладиться их мягкостью. Чан Гэн садится перед Гу Юнем поближе и подтаскивает поближе коробочку: в ней оказывается косметика, где он её только достал? Пудра, тени, подводка, помада… Гу Юнь ничего не видит, но понимает по запаху и силуэту. Он пораженно поднимает взгляд на Чан Гэна — вот уж что-что, а краситься! Но лишь качает головой и позволяет. Чан Гэн наносит жемчужную пудру — она очень дорогая, явно приволок из дворца или специально попросил купить. Возможно, слуги даже обрадовались, что Его Высочество нашел себе женщину. От этой мысли Гу Юнь хихикает. — Ифу, не дергайся, — Чан Гэн придерживает его голову, положив руку сбоку, зарываясь пальцами в волосы. Второй рукой он торопливо наносит пудру, скоро лицо Гу Юня стало совсем белым и стало выглядеть почти божественно в свете луны и под теплым сиянием свечей. Далее Чан Гэн внимательно подвел брови, делая их под стать волосам. Чан Гэн про себя восхитился прямой формой и тем, как красиво брови подчеркивают игривость его ифу, но при этом прямой взгляд и серьезность как маршала. Чан Гэн не может двинуться дальше, он засмотрелся в слепые глаза, почти считая каждую ресничку, разглядывая легкое покраснение в уголках глаз: точно лепестки цветов, сначала бледные, а на концах яркие. Он аккуратно наносит светло-красные тени, растушевывая их, медленно и аккуратно проводит тоненькой кисточкой, подводя глаза сначала сверху черным, особенно подчеркивая ресницы и лисий хитрый взгляд. Даже когда Гу Юнь не видит, он смотрит прямо и с небольшой насмешкой и хитринкой в глубине глаз, будто бы он, как в детстве Чан Гэна, притворяется. Гу Юнь хихикает — ему щекотно, он всегда боялся щекотки. А в острый нос ярко ударяет запах косметики, что он едва не чихает. Затем, Чан Гэн подкрашивает красным легонько снизу в уголках глаз и дальше, делая острую стрелку. Он медленно выдыхает, убирая напряженную руку, и всё еще не может перестать любоваться. Чан Гэн приподнимается, приближается и дарит невесомый поцелуй, накрывая губами точку цвета киновари под глазами. Гу Юнь прикрывает глаза и гладит Чан Гэна по волосам, как собачку, и что-то тихо шепчет на ухо, опять романтические глупости, поэтому Чан Гэн лишь издает смешок и садится обратно. Он приподнимает двумя пальцами лицо Гу Юня за подбородок, осматривает бледные губы, покрытые белой пудрой. Чан Гэн берет кисточку побольше и выводит контур, делая их немного меньше. Он даже сам приоткрывает рот, когда начинает закрашивать губы ярким красным цветом, словно свежая кровь. Закончив, Чан Гэн откладывает кисточки в сторону и смотрит на Гу Юня. По его скромному мнению, его маленький ифу просто совершенство и божество — божество войны и красоты. Он достоин небесного трона, а не старого поместья Аньдинхоу. Когда Чан Гэн отправится к Богам после смерти, то обязательно заберет с собой Гу Юня. Сам Гу Юнь немного щурится, чтобы вглядеться в мужчину напротив. Его мужчину. Сегодняшнее вынудило его довериться еще больше, почувствовать себя беспомощным и… ему было хорошо. Правда хорошо. Чан Гэн его спасение, просто жизни и самой души. Чан Гэн не выдерживает первым и медленно приближается к Гу Юню, он смотрит прямо в глаза и не торопится. Берет рукой за плечи, а второй — за острый подбородок, наклоняя немного голову и всё также смотря в слепые глаза. Он будто чего-то ждет, спрашивает разрешения. Гу Юнь кивает, и оба они сливаются в поцелуе, долгом и тягучем, со вкусом помады, которая сразу же смазывается, портя этим развратным зрелищем совершенную красоту Гу Юня. Нежные бледные губы Чан Гэна и сухие алые Гу Юня — в этом касании вся их жизнь и вся их любовь.