***
Они едут долго и в ночи. Ночной Сеул, за которым так прекрасно наблюдать из какой-нибудь дорогой машины, становится чужим в неприметном для всех автобусе и быстро сменяется голыми полями и нагнетающими лесами. Чонгука отрывают от его привычного мира, изолируют и пугают. Он это отчётливо чувствует всеми фибрами. Прямо сейчас Чонгуку хочется упасть в объятия Сокджина и долго биться в истерике, потому что никого ближе не осталось. Когда против тебя внезапно становится всё окружение, лишь близкий становится спасением. Его запах, его касания и голос. Таким человеком как раз-таки и является Джин. Он для Чонгука, как старший брат и именно Сокджин сейчас был бы способен парня хоть как-то успокоить. Но теперь они по разным сторонам. Сокджин - на стороне закона, а Чонгук - на стороне тех, кто на этот самый закон плюёт. И Чонгук не плачет. Не сейчас. Он просто абстрагирован и до сих пор в замешательстве. Всё это происходит не с ним. Не может же быть такое, что всё-таки с ним. Всегда прилежный ученик, любимец уже покойной бабули, волонтёр и человек, что мухи не обидит. Всё это какой-то бред сумасшедшего. Больная фантазия воспалённого мозга. Он щипает себя за мягкую кожу на ладони, пытаясь не шуметь его новым железным аксессуаром и понимает, что это всё не сон. Это реальность, где его с приятелями прошлые шуточки про БДСМ и наручники воплощаются в жизнь. Чонгук чувствует, что не справится, потому что для него это слишком. И он уже готовится быть либо мёртвым, либо использованным. Шанс на спасение равен нулю, как и на освобождение в общем то. Тюрьма встречает нового человека и даже не удостаивается узнать виновен ли он. Она просто проглатывает и жуёт.***
Они приезжают только под утро, когда солнце начинает дразниться, окрашивая небо в нежные тона. Чонгук выходит из автобуса и вдыхает затюремный запах будто бы в последний раз, хотя кто знает. Может оно так и есть. Он идёт с другими заключёнными строем и успевает разглядеть небо, стирающее после долгой ночи последние звёзды. Сейчас и небо кажется родным, что невольно становится чем-то близким. Чем-то, что всегда будет рядом и выслушает. Не осудит и не отвернётся. Оно просто заберёт всё с собой и отправит куда-нибудь далеко в космос. В бесконечность. — Быстрее, — его подталкивает один из охранников, играющийся челюстями то ли от напряжения, то ли от злости. Здесь мечтателям не место, поэтому Чонгук подумает о небе в другой раз. Если шанс предоставится. Тюрьма выглядит огромной и тёмной. Она уже подаёт все сигналы о том, что ты здесь никто. Обезличенное существо, с которым будут обращаться так, как хотят. И ты будешь слушаться лишь тогда, когда того пожелают другие. Чонгук сглатывает слюну, понимая, что во рту пересохло. Губы потрескались и на них появились ранки. Хочется ужасно пить, и Чонгук уверен, здесь нет никому до этого дела. По пути он осматривает ограждения, появившиеся в его поле зрения, как коридоры, разделяющие два пустыря. Над ними проволока, блестящая от рассвета и колющая своим видом. Под ногами шуршит песок, смешанный с мелкими камушками и окурками. Впереди главный вход, а сзади оставленная жизнь. Целое утро занимает на то, чтобы пройти все нужные процедуры в главном крыле. Для начала тщательный обыск. Полное раздевание и тщательный осмотр тела. Здесь нужно сказать о том, что Чонгук уже на этом этапе почувствовал себя использованным, а ещё до жути смущённым и шокированным. — Раздвинь ягодицы и покашляй. — Ч-что? — В случае неподчинения будет применена физическая сила. Чонгук повинуется, закрывая глаза и, пытается не думать о происходящем, однако ему всё равно кажется, что он откинется прямо сейчас на этом самом месте, пока его зад проверяют на лишние предметы. Без разговоров. Унизительно и стыдно. Никто не доверяет заключённым - первое правило нового мира, которое Чонгук запомнил. Здесь его жалобный взгляд не прокатит. Дальше по списку шёл медосмотр, о котором и говорить неприятно, однако цель которого в какой-то степени благородна. Дежурный врач даже разрешил попить, как только увидел, как почти что жадно облизывался Чонгук, смотря на кулер с водой. Но это единственный плюс. В остальном случае, ему не очень-то и понравилось находиться среди голых мужиков, покрытых татуировками, шрамами, обильным волосяным покровом и потом. И когда Чонгук понял, что у них будет и общий душ, ему стало не по себе настолько, что, возможно, все это отразилось на его лице, поэтому врач разрешил ему промочить горло. Само распределение прошло в духоте и непреодолимом желании отключиться. До Чонгука только сейчас доходит, что он не спит уже вторые сутки. Не может. Перед глазами труп соседа, полиция, явившаяся на место преступления и стук молотка судьи, что до сих пор отдаётся глухим звуком в ушах. Голова раскалывается, нога дёргается, как и глаз. — Следующий. Заключённые в очередь выстроились к человеку в форме, бейдж которого показывал его имя. Ким Намджун. Тот самый, что торопил Чонгука на улице. Тип пугающий. С медовой кожей и смольными волосами. Со взглядом прошибающим двери. Чон уверен, что характер у него такой же. Не просто же так он здесь***
И вот этот момент Х. Чонгук успевает всех божеств вспомнить, что есть, если мольба хоть как то спасёт его положение, то он продолжит повторять её про себя. И если главный корпус был хоть как-то обставлен вещами, то дальше, внутри всё запредельно пусто. Голые стены, местами обшарпанные, но кажется, всё-таки, нововыкрашены. И это странно. Вместо дверей двойные решётки с отверстием для обычного ключа и впридачу с электронным допуском. Двойная защита. Они проходят вглубь здания и уже слышится шум. Голоса сливаются во что-то одно и нечленораздельное, приправленное повышенным голосом, гонором, диалектами и матами. Теперь у Чонгука затряслись ноги. Он держит своё постельное бельё, прижимает его к груди, как защиту и движется, едва переставляя ноги. Охранник, который сопровождает кучку новеньких, и именуемый бэйджем как Мин Юнги, открывает последнюю дверь перед преисподней и с тяжёлыми нотами в голосе сообщает. — Добро пожаловать в Диснейленд. Надеюсь завтра вы останетесь в том же количестве, что и сегодня. Все новоприбывшие переминаются с ноги на ногу, явно не радующиеся такому заявлению. Им нужна буквально минута, чтобы перевести дыхание, но и её у них забирают, поторапливая. В какой-то момент Чонгуку послышалась сдавливающая тишина, но потом она резко оборвалась чьим-то протяжным свистом. Парень взглянул на охранника, тот оскалился и постучал дубиной по лестнице, предупреждая. Но Чонгук не мог не заметить, что Мину понравилась реакция и он уверен, что она не первая и не последняя в его практике. Все заключённые, исключая новичков, были закрыты в своих камерах. По расписанию, которое Чонгук быстро запомнил, это предобеденное время, когда заключённым не разрешают покидать свои места до особого сигнала и зова охранников. Сами камеры расположены на два этажа. Блок не то, чтобы большой, но он и не маленький. Средних размеров на человек 50. По 10 камер на этаже, а значит по два человека в каждой. И Чонгука это с одной стороны радует. Ему впринципе нужно контактировать большую часть лишь с одним человеком, а не с тремя или четырьмя. С другой стороны непонятно, кто именно вообще попадётся. — А можно мне эту цыпу? — чуть ли не облизывая решётки, спрашивает опухшее лицо. — Нет, заключённый, сегодня ты в пролёте, — парирует Мин, изучая лист, прикреплённый к планшету. — Так, Джи Су, камера на втором этаже правой части номер три. Тэ Хо там же, но номер пять, — где-то послышался довольный вопль. — Сон Джэ - левая часть первый этаж номер десять. Чон Чонгук, — парень вздрогнул. Ему казалось, его просто не заметят. Что он просто призрак оказавшийся здесь не по своей воле. — Ты меня слышишь? — уже раздался смех и вопиющее "принцесска волнуется". Отлично Чон, просто превосходно. — второй этаж слева номер 5. Он кивнул, пряча глаза за чёлкой и отправился в сопровождении другого охранника к своей камере. Он старался не заглядывать в чужие, чтобы не знать, что там происходит, но он отчётливо чувствовал взгляды на себе, тихие и гадкие перешёптывания по типу "сладенький" и "я люблю молоденьких". Теперь он точно попрощался с жизнью навеки. Охранник открывает решетку, та издаёт характерный ей скрип и приглашает внутрь. Камера выглядит, эм, чисто? Кровати заправлены, на одной из них сидит парень, возраст вроде как у Чонгука, может постарше. Туалет в углу за перегородкой, две тумбочки. На одной из них посередине лежит книга. Под кроватью ровно стоит обувь. — Принимай, Пак Чимин, гостей, — то ли говорит, то ли хрипит охранник, подталкивая Чонгука вперёд и закрывая за его спиной "дверь его нового дома". Чонгук стоит и пытается дышать, пока его с любопытством рассматривает парень на нижней койке. Решетка захлопнулась, он в ловушке. В клетке, капкане. Называйте, как хотите. Ясно точно одно - он в дерьме. — Выдохни, — внезапно просит сосед, подгибая ноги к себе. Чонгук на него обращает внимание. — Насиловать и убивать не собираюсь. — А стоит ли Чонгуку вообще верить? Есть ли у него такая роскошь? — Тебе сколько лет? — 19, — он хлопает глазами и сильнее придавливает постельное к себе. — За что посадили? — Я не виновен, — как-то резко срывается с губ. Чимин несильно улыбается, — да тут половина невиновных. — Правда? — Нет. Чонгук чуть заметно выдыхает, осматривая пространство и всё-таки решает положить бельё на свою койку, прикрытую однотонным одеялом. — Так в чём обвинили? — Убийство. — И сколько дали? — не унимается Пак. — 6 лет. — Ерунда, знаю тут людей, что на пожизненном. — Ерунда? — усмехается Чонгук и смотрит на Чимина. — Это, блять, не ерунда. Меня обвинили за то, что я не делал и запекли сюда на 6 лет, когда я мог бы за это время закончить университет, найти стабильную работу, жениться и... — Да-да-да, завести детей и жить долго и счастливо, — отмахивается, опираясь затылком о стену. — Я слышал такие истории. — От кого? — глупый вопрос, но с интересным на него ответом. — От себя. Повисло молчание, которое утонуло в шуме за пределами камеры. Заключённые вновь открыли свои рты, переговариваясь. Видимо распределение закончилось. — А за что ты сидишь? — Здесь я задаю вопросы, а ты на правах новичка на них отвечаешь, — Чимин не сегодня***
На обеде к нему никто не подходил, его пока лишь рассматривали, как и остальных. Рядом сидел Пак, отчего Чонгук удивлён, а по территории столовой ходит трое охранников. Столовая по размерам схожа с блоком с камерами, но в ней всего лишь один этаж со столами, стульями и охраняемым выходом на кухню. Кухней управлял один из заключённых, у которого были помощники. Как объяснил Чимин, здесь для каждого работа найдётся, даже в роли кухарки. Чонгук смотрел на еду и ему было тошно. От неё, от сложившейся ситуации и от тёмно-оранжевой робы, сливающейся на фоне остальных таких же. Ему хочется простой человеческой еды у себя дома. В уютной квартирке, с которой неизвестно что станет, пока он здесь. Благо домашних питомцев нет. Хотя Чонгук уверен, что Джин проследит за квартирой, а если бы было домашнее животное, то и его бы приютил. А ещё, Чонгук пожалел, что он сел практически у выхода. Он надеялся в случае чего убежать и быть поближе к охраннику, но последний куда-то смылся в другое место, а бежать некуда, потому что на проходе к середине обеда появляется темноволосый, кучерявый хищник, показывающий свой оскал, довольно улыбается и прячет свои руки в карманы такого же цвета робы. Многие начинают свистеть и топать, явно радуясь этому человеку. А тому и весело. Он заходит в столовую гордо, будто бы только что обезглавил Медузу Горгону и спас всех от каменного проклятия. Кто-то выкрикивает: "С возвращением, негодник", на что Чимин опускает голову, недовольно качая головой и совсем тихо, чтобы слышно было только ему, но до Чонгука тоже долетает: — Славный и могучий, Ким Тэхён. А этот "герой" вытаскивает руки под взгляд абсолютно всех: и охраны, и заключённых; поднимает их вверх, то ли восклицая, то ли рыча: — Вот я и дома!