***
— Ты перед сном молилась, Дездемона? — Нет, я трахалась с другим! Двое заключённых зло смеются, передразнивая строки Шекспира, переделанные на свой привычный лад. Что скажешь? Ума большого не надо, чтобы осудить и переврать, а вот чтобы понять и прочитать - не всем дано. Точно не этим придуркам. Чимин молчит и сдерживается, чтобы не ответить чего лишнего и чтобы потом не лежать с проколотым животом. Он смотрит в книгу и старается не замечать тех, кто подошёл. Один худее Чимина, со вздутыми и просвечивающимися венами, точно приведение. Сразу видно любитель героина. Второй потолще и понакаченнее. О нём сложно судить внешне, но по словам "трахалась с другим" понятно, озабоченный мудила. И Чимину трудно зацепиться хоть за одну строчку или фразу. Сердце набирает обороты, но он то знает, страх показывать нельзя, иначе им это понравится. Не смотри бешеным псам в глаза, живее будешь. — На меня смотри! — тот что больше ударяет снизу по книге, та отлетает с шелестом на пол. Чимин всё-таки на секунду вздрагивает, а заключённые улыбаются во все свои далеко не 32 зуба, один из них проводит языком по дёснам. Чимин прислоняется к библиотечному стеллажу и вслепую ищет книгу потолще, чтобы если что замахнуться и выбить последние зубы приставшим. — Что здесь происходит? — резко спрашивает подошедший надзиратель Мин. Все трое резко поворачивают свои головы в его сторону и замолкают. — Разошлись, — приказывает, — быстро. Героинщик быстро уходит и без лишних слов, опуская глаза, явно пляшущие от новой припрятанной дозы. Его Мин сможет уложить в два счёта, а вот другой разочарованно, но с усмешкой качает головой, переводит взгляд на Чимина, подмигивает ему своим тёмным глазом и только после уходит вслед за своим дружком. Пустое после них пространство оставляет какой-то напряжённый воздух. Чимин секунду смотрит туда, где они стояли, будто загружается и пытается понять, что сейчас произошло. Отмирает он уже прежним с виду равнодушным парнем. Он садится, чтобы поднять свою книгу и слишком поздно замечает, что из неё вылетела фотография, которую уже протягивает ему Юнги. — Красивая. Кто это? — мягче, чем минуту назад, обращается он к Паку. Тот берёт своими хрупкими пальцами фото, смотрит на прелестную улыбающуюся девчушку с двумя пучками на макушке и невольно сам почти незаметно улыбается. Вспоминать о ней больно. Говорить, тем более. Как она там? Хорошо ли кушает и спит? А как её оценки в школе? И думает ли она о Чимине? Вот Чимин, каждый день желает ей доброго утра и спокойной ночи. — Сестра, — негромко отвечает, прогоняя мысли, и прячет фото обратно в книгу. — Понятно. Мин Юнги вызывает у Чимина двойственные чувства. С одной стороны это надзиратель, любящий поязвить с заключёнными и не боящийся применить свою силу, когда это необходимо. Он сильный и пугающий в гневе, Чимин это видел собственными глазами, когда тот когда-то скручивал буйного заключённого и это было не раз. Таких случаев много и Мин может похвалить себя за то, что справляется со своей работой на отлично. С другой стороны, Чимин считает, что ему можно доверять. Да, Пак знает, что каждый охранник уведомляется о заключённых, получая про них всю информацию. От экономического статуса до состава семьи, поэтому Чимин не боится ответить, что это сестра. Да и сам Мин располагает к себе. Он всегда оказывается в нужный момент и всегда, хоть и незаметно, помогает Чимину. Даже от тех самых придурковатых заключённых спасает. Мин Юнги можно считать личным карманным супергероем Чимина. Пак сам прозвище придумал в один из тихих и непривычных для тюрьмы вечеров. — Читать любишь? — Мин оглядывает пустующую территорию, — ты, кажется, единственный, кто так часто бывает в библиотеке. Чимин прижимает книгу к себе, мысленно обнимая сестру, — это отвлекает. От всего. — А почему именно Шекспир? — он кивает на книгу. Паку разрешили взять с собой в тюрьму лишь одну книгу. Он не думая выбрал Шекспира, потому что ... — Его сестра любит. ...потому что на следующий день, когда Пак оказался под стражей с обвинением в ограблении, его сестра ждала его в зрительном зале своей школы. Она играла главную роль в спектакле. Его маленькая Джульетта. Пак не пришёл. А потом и вовсе не вернулся. И это бьёт сильнее всего. Шекспир позволяет Чимину представить, как же здорово и отлично выступила его младшая сестра, как ей аплодировал зал, восторгался ей и как она была счастлива. Хотя последнее даётся с трудом. — Помню, как у нас в школе ставили спектак... — Я, наверное, пойду, — негромко прерывает его Пак и уже семенит в сторону выхода. Мин Юнги следит за Паком и всё насмотреться не может. С виду равнодушный, но Юнги то замечает, что этот человек чувствительный, может быть даже ранимый, хоть и грабитель. Мин не может объяснить сам себе, почему Чимин не выходит у него из головы. Каждый день он напоминает себе, читая устав, что отношений между заключёнными и представителями закона запрещены, наказуемы. Но так хочется этот закон переступить, или хотя бы попытаться его обойти, как сейчас он и поступает: ненавязчивыми разговорами и помощью, хоть и малой. — Заключённый, — окликивает Мин. И, боги, как же ему сильно хочется назвать Чимина по имени и в такой же степени не отпускать его на съедение ко львам, — я тебя отведу.***
— Мне нужно не просто запугать мальчишку, мне надо его сломать. Надзиратель смотрит на этого человека и видит настоящего дельца. Дорогой костюм, парфюм, выделяющийся на фоне тюремного запаха и ролексы на правой руке. И надзорщик бы спросил, зачем ему нужно всё это, если бы ему не было бы всё равно на Чонгука и на то, что с ним будет. Тем более за это хорошо, даже нет, невъебенно много заплатят, так в чём проблема? Такие просьбы, тающие в себе коррупцию существовали всегда и на практике надзорщика они уже тоже были. Это дополнительный заработок и он не так уж и плох. Подумаешь, человека лишить разума или жизни. Заключённые - это отбросы, значит и отношение к ним должно быть соответствующим. — Деньги вперёд. — Лишь 10%. Увижу продвижения, процент будет повышаться, — мужчина подвигает надзирателю конверт. — Какие-то предпочтения будут? — Я сначала хотел, чтобы ты довёл его до самоубийства. — И что же? — Решил, что смерть это слишком легко для него и слишком скучно для меня. — Да ты псих. — Сочту за комплимент. — И какая альтернатива? — Сделай так, чтобы ему продлили срок. — На сколько? Мужчина поднимает уголок губ, — на пожизненное.***
Сегодня по радио, находящемуся в общей комнате, Чонгук услышал, что ночью ожидается метель. Обычно, в такую погоду он варил себе кофе, несмотря на то, что дело близилось к вечеру, выбирал себе фильм и укутывался в одеяло. Было спокойно и уютно, а что самое главное, дышалось свободнее. Сейчас же, Чонгук дышит через раз и ему остаётся только представлять, что же на улице творится. А может и вовсе нет никакой метели, что выгнала всех людей с улиц. Однако хочется отчаянно верить, что дороги всё же замело снегом, что магазины закрылись раньше, и что свободные люди, имеющие семью или живущие в одиночестве, чувствуют себя спокойно, как когда-то было Чонгуку. Время ночь, уже огласили отбой и выключили свет. Каждый час охрана ходит по периметру и осматривает камеры, светя в них фонариком. Бывалые тюремщики к этому привыкли, а вот Чонгук до сих пор просыпается от небольшого пятна света. Сонный организм сразу впадает в панику, ему кажется, что пришли по его душу, или что что-нибудь произошло. Это случилось и сейчас. Надзиратель прошёл вдоль их камеры и мало того, что он осветил каждого фонариком, так ещё и его дубинка зацепилась за прутья решётки, отчего возник чуть продолжительный звук, заставивший сердце Чонгука уйти в пятки. Парень приподнялся, чувствуя своё тяжёлое дыхание и учащённый пульс. Он схватился за свою тюремную пижаму в области груди и прикрыл глаза, считая до 10, выдыхая и ещё раз повторяя. Прийдя в себя, Чонгук свисает с кровати и оглядывает Чимина, тот тихо посапывает на своей нижней койке. Он выдыхает, благодарит Чимина за его крепкий сон и успевает задуматься, что этот парень вот вообще на преступника не похож. Как его вообще можно хоть в чём-то обвинять? Как такой человек, во сне похожий на ребёнка, с губами-бантиками вообще может вред кому-нибудь нанести? Хоть внешность и обманчива, но в случае Пака хочется верить в исключения. Кстати, Чонгук узнал, что Чимину 21 год, а вот на вопрос можно ли его звать хёном тот ответил, что здесь это лишнее. Чонгук передвигается на другую сторону кровати так, чтобы лежать головой к выходу и осмотреть, что происходит снаружи камеры. Он подкладывает руки под подбородок, медленно переводит взгляд с одной камеры на другую и застывает, как только видит парня, безжизненно смотрящего на него. Он находится в камере второго этажа номер 5 с другой стороны. Прямо напротив Чонгука, оттого и взгляд парня направлен именно на него. Чонгук видит, как тот хватается дрожащими пальцами за решётки, и что по ним стекает кровь. Его тело ходит ходуном, а шею покрывают чужие грубые руки. Сзади него пристроился его сосед. И шок Чонгука усиливает тот факт, что этого несчастного насилует тот самый толстый извращенец, бросивший в Чонгука противные в столовой фразы. — Чимин, — голос на секунду терятся, Чонгук прокашливается и зовёт его чуть громче, спускаясь с кровати, — Чимин! Тот мычит сквозь сон, но всё же приоткрывает глаза, — чего тебе? — Там парень. Ему надо помочь! — Какой парень? — Чимин привстаёт, приглаживая свои взъерошенные волосы и зевает. — Прямо напротив! Его там...насилуют! — Чонгук дышит загнанно, ему хочется выбить эту решётку и спасти парня, оказавшегося в беде. Он тоже новенький, Чонгук его помнит. Он всех запомнил! — Ты ничем ему не поможешь, — хрипло отвечает парень, отбрасывая одеяло, он встаёт с кровати и даже не смотрит на то, как над кем-то издеваются. Изнасилования собственного сокамерника для тюрьмы - дело обыденное, ничем не примечательное. И тут неважно, хочет жертва этого или нет. В любом случае, будет применена грубая сила. Это как сидеть в клетке с хищником. Здесь главное поддаться, чтобы не усугубить ситуацию, вот что знает Чимин. — Надо охрану позвать! — Никого звать не надо. — Но он же его убьёт! Чонгук повышает голос, отчего Чимин хватает его за шиворот тюремной пижамы, прикладывая к стене, — Послушай ты! — он скалится, а от того спящего ребёнка не остаётся и следа. — Это тюрьма, твою мать, а не детский сад. Любое неосторожное слово, любое крысятничество карается. Из-за тебя я не собираюсь подыхать, ты понял? Чонгук рвано дышит, чувствуя напряжённость тела Чимина. Он смотрит в сторону, опять заглядывая в камеру парнишки и хмурит брови в сожалении. Он не может помочь. Хочет, но не может. Он здесь никто и дальше ему с этим надо как-то научиться жить. Чимин его отпускает, выдыхает весь воздух шумно через нос, — не смотри туда, легче будет. Но Чонгук уже посмотрел. Уже запомнил этот взгляд и эти наполненные болью глаза, умирающие и потухающие. Чонгук будет в памяти своей этот образ нести, видеть в кошмарах и вспоминать, смотря на жирного ублюдка. На следующее утро, когда заключённым открыли решётки, Чонгук увидел выходящего из камеры жирдяя. Чон метался в мыслях, выбирал к кому отправиться: попытать удачу и набить лицо толстому, или пойти и узнать о состоянии парнишки, заодно предложить свою помощь. Чимин на фоне лишь вздохнул, наблюдая за настроем Чонгука. — Тебе правда не стоит этого делать, — Чимин обещает, что предупреждает его в последний раз. — Я должен... Вне камеры внезапно раздались слишком громкие голоса и чьё-то грозное "Блять". Охрана начала сбегаться с разных углов, силой запихивая заключённых обратно в камеры. Решётки стали закрываться одна за другой, а воздух слишком быстро начал разряжаться. — Это Мин Юнги, — слышится от надзирателя, проходящего мимо, и говорящего в рацию. — Код жёлтый. У нас самоубийство. Чонгук резко прислоняется к закрывшимся решётками, машинально пытается поймать взглядом того самого мальчишку и замечает, что только у них камера открыта. Из неё к перилам тянется связанные между собой простынь и одеяло. Дальше, хуже. Чонгук сглатывает и в немом крике застывает, как только видит его. Он прислоняет свою ладонь ко рту и отстраняется назад, падая на пол. Чимин подходит к решётке и выглядывает внутрь. С перил свисает тело, чьё горло обмотано самодельной " верёвкой". Тот самый парнишка. Он покончил собой через повешанье. Чуть позже Чонгук узнаёт, что метель всё же была. И теперь, она не будет больше вызывать у Чонгука беззаботные чувства. Теперь для него это явление природы будет приобретать вид этого мальчишки. Покинувшего мир молодым и разбитым.