***
— Что ты можешь сказать о Тэхёне? — Ноги Чонгука свисают с койки, сам Чонгук рассматривает стену, будто бы там висит какой-нибудь постер. Чимин, поступает так же. Их камера, кажется, самая спокойная, отчего Чонгук задумывается над тем, что молиться и вспоминать всех богов будет чаще, как это он сделал перед "заселением". Однако со стороны, если пройдёт надзиратель, он может подумать, что оба заключённых что-то приняли и начнёт их койки выворачивать наизнанку. Но здесь дело в другом. Они просто отличаются от других "оранжевых". Оба невиновные и не стремящиеся попасть в неприятности. Правда, насчёт Чонгука можно и поспорить. — Лидер со своими заморочками в голове. — О чём ты? — Он странный. Я сам не могу понять какой он. Вроде большой и смелый под взглядами других, но в то же время тихий и задумчивый, когда остаётся сам с собой. — Прямо как ты, — не подумав выпаливает, имея в виду последнюю характеристику. Тихий и задумчивый, прибавить к этому ещё и загадочный получится, что ни на есть Пак Чимин. — Извини, не подумал. — На то есть причины, Чонгук. Ты думаешь там, за стенами, я был такой же? — А каким ты был? Чимин негромко смеётся. Этот Чон Чонгук как всегда в своём репертуаре. Любопытный до мозга костей. И Чимину он на самом деле нравится, он ведь ещё ребёнок, а вот Пак уже нет. Тюрьма заставила вырасти. Чимин попал сюда в одно время с Хосоком, а именно полтора года назад. Они когда-то вместе были новенькими, так же в одном строю шли к их новому местожительству и так же тряслись, раздетые в медицинском корпусе. Правда, Чимина трясло от предстоящего осмотра и жизни, а Хосока от ломки. В какой-то момент им удалось наладить общий язык, они справлялись со всем вместе, старались не ходить в одиночку. Чимин не позволял "новому другу" сломаться, хотя как оказалось плохо с этим справился, а Хосок помогал ему в трудные моменты и спасал от нападок, пока место Чона не занял Юнги, который не так давно перевёлся к ним в тюрьму работать. Таким образом, их первоначальное общение сошло на нет, когда Чон залез в трусы Тэхёна, а Мин Юнги позарился на трусы Чимина. По крайней мере, Чимину так кажется. Не может же надзиратель просто так его опекать. — Я был танцором. Учился в колледже искусств. Подавал огромные надежды и был примером для своей младшей сестры. — Как её зовут? — Юна. Молчание не заставляет долго себя ждать. Чонгук прикусывает язык, так как боится спросить лишнего. И Чимин, кажется, это чувствует макушкой. — Не бойся, спрашивай что захочешь. Считай, у нас пижамная вечеринка. — Днём? — А где-то написано, что она должна быть только ночью? Чонгук усмехнулся, Чимин поступил так же, услышав тихий смешок. — Как Юна отнеслась к тому, что ты оказался здесь? — Честно, не знаю. Я её не видел с самого заключения. И поспешу ответить на твой следующий вопрос. Я здесь уже полтора года. — Боже...а сколько тебе осталось? — Ещё два с лишним. Я со счёта сбился. — Я поговорю с Сокджином. Он придумает что-нибудь. Ты же невиновен! — Сокджин? Кто это? — Мой адвокат и по совместительству друг. У меня никого ближе не осталось. — Как же тебе разрешили нанимать в адвокаты друга? — Это всё его связи. — Понятно. Золото в жопе прячет. — Да не-е-ет же, — вновь смеётся Чонгук. — Он просто очень трудолюбивый, оттого и любят его все в его сфере. — Поверь мне, любовь сейчас никому не сдалась. — О, хён, а у тебя была девушка? — слишком быстро Чонгук перепрыгивает с темы на тему. А Чимин умолкает, потому что его только что назвали хёном. И это, приятно? Чонгук же мнётся на месте и пытается оправдаться: — Извини, я случайно. Я не хоте... Чимин его осекает, — ничего страшного. Ты можешь меня так звать, но давай договоримся. Только в пределах этих стен. За камеру это прозвище не выходит. — Откуда здесь взялась неприязнь к этому слову? — Люди боятся потерять тех, кто стал им близким человеком. "Хён" предполагает, что ты доверяешь человеку, проявляешь к нему симпатию, как друг. — Ну это же неплохо. — Плохо, когда враги узнают о твоих слабых местах. Хён - твой близкий друг, становится первоначальной мишенью. — Я понял. — Чон закусывает губу и тянет ноги к себе. — Спасибо, тебе. — Спасибо? За что? — Чимин хмурит брови и внезапно видит лицо младшего, который зачем то свисает со своего этажа. Ну точно, ещё детство играет в одном месте. — Ты мне помогаешь. Учишь, не насилуешь, не убиваешь, поэтому спасибо, — он улыбается доброй улыбкой, что в тюрьме редкое явление, а Чимин улыбается в ответ, заражаясь. — У тебя сейчас кровь к голове прильёт и та отвалится. — Не ври, хён. — Не верь, если не хочешь. Моё то какое дело? Не я же без головы останусь, — и он вновь принимает серьёзный вид, отчего Чонгуку становится не по себе. Он это серьёзно? А что если действительно отвалится? Но ведь раньше не отваливалась. А что если сейчас решит? Да нет. Бред какой-то. Такого не бывает. Не бывает же? Чимин тянется к своей книге, демонстративно открывает её и принимается искать нужную ему главу. И когда туша со второго этажа прячет свою голову и слезает с кровати, бурча "мне для полного счастья не хватает головы лишиться", Чимин тянет уголки губ вверх и впервые за долгое время чувствует где-то внутри приятное чувство расслабления.***
После обеда всех заключённых отправили работать. Чимин, решил попросить у надзирателей о смене своего занятия поскольку чистить снег намного скучнее и тяжелее, чем помогать в библиотеке. Почему он только сейчас об этом додумался и сам не знает. Может по причине того, что он часто там один, а надзиратель Мин любит за ним присматривать. Хотя этот вариант он отбрасывает, поскольку как он сам сказал Чонгуку "любовь сейчас никому не сдалась". И не то, чтобы Чимин говорит, что влюбился в Юнги. Тот просто притягивает, отчего с ним хочется видеться чаще. Это как привычка. Вот Чимин увидел его раз пять и всё, больше не может и дня прожить без его задумчивого лица. — Я бы тебе помог, но сам знаешь, мне нельзя, — говорит Юнги, следя за тем, как Чимин из коробки достаёт многотомник, чтобы поставить его на верхнюю полку. — Всё в порядке, правда, — когда книги оказываются на своём месте, Чимин оглядывает их со стороны, чтобы убедиться, что те стоят ровно. — Я рад, что ты здесь, — внезапно говорит Юнги. И ему везёт, что они здесь находятся одни. Точнее им так кажется. За одним из стеллажей сидит шпион Тэхён. У него на рабочем месте перерыв, поэтому он заскочил в библиотеку, но нет, не чтобы почитать. Он не книгочтец. Он просто прячет сигареты, которые обещал одному "оранжевому" за небольшую просьбу. Он расчитывается с долгами. И как же Тэхёну повезло, что в библиотеке два выхода, иначе во-первых, он не услышал бы весьма интересный разговор. Во-вторых, не ушёл бы живым из поля зрения Мина. — Я тоже рад, — говорит Чимин и двигает к себе следующую коробку. — Почему Вы помогаете мне? — невзначай спрашивает, доставая маленький томик стихотворений. Юнги же удивляется, что Пак проявляет инициативу, — я и сам не знаю, но мне приятно помогать тебе. — А мне приятно принимать Вашу помощь, — с каких-то пор Чимин повторяет некоторые слова Юнги и с таких же пор, он сегодня открыт, как книга? Возможно всё это влияние Чонгука. И это не есть хорошо. Всем им это аукнется, Чимин чувствует это, но ничего поделать с этим не может. — Ты можешь обойтись без официальностей. — Я не настолько дерзкий здесь, чтобы к надзирателям на "ты" обращаться. Будут вопросы, а потом и проблемы. — Ты можешь делать это в тайне от всех. У Чимина какое-то странное ощущение повторения сегодняшних событий. Кажется, бумеранг существует, раз Чимин предложил Чонгуку звать его хёном, но только не вне стен камеры, а теперь Мин, разрешает Чимину обращать к нему на ты, но тоже скрытно. Всё это странно. Не может быть так, чтобы у Чимина здесь внезапно появились друзья. — Я попытаюсь. — Хорошо. Дальше их незначительный трёп Тэхён слушать не стал. Он сделал для себя выводы и поставил уведомление в своей голове о том, что у него появились новые карты в рукаве в лице этой парочки.***
Чонгук же решил поработать в мастерской, где изготавливают и чинят нужные для тюрьмы вещи. Например, Чонгуку сегодня выдали книгу, которую ему следует привести в божеский вид. Иметь дело с книгами это, конечно же, к Чимину. Но чем Чонгук хуже? Чимин читает, Чон склеивает листы к корешкам. Отличная команда, как он считает. Только вот на середине своего увлекательного занятия, он понимает, что он совершенно не умеет работать с клеем. Чонгук все пальцы себе им склеил, но зато время пролетает быстро, потому что Чон - Юлий Цезарь. Он успевает клеить и ещё вычитавать какие-нибудь фразы, задумываясь над ними. Перерыв наступает для него внезапно. Он даже и не подумал о том, что он здесь вообще есть. Мастерских две. Правда, одна из них на ремонте. А находятся они во дворе, как два небольших домика. Чонгук выходит на улицу, чтобы подышать морозным воздухом. Щёки немного щиплет, а изо рта вылетает пар. Он ходит по снегу из стороны в сторону, наслаждаясь одиночеством, внезапно преподнесённым ему судьбой. И Чон думает, что это из-за того, что никто не хочет морозить свои задницы, по сравнению с Чонгуком. Он смотрит на снег, на оставленные собой следы и даже не замечает, как к нему подходят двое парней. И только тогда, когда один из них тащит его за шкирку в закрытую мастерскую, Чонгук понимает, что здесь ничего просто так не бывает. Его внезапное одиночество - это всё чей-то один большой план. Он слышит как тот, кто его схватил говорит второму: — Ли Бом, будь на стрёме. И лишь тогда, когда к его горлу подставляют холодное лезвие, а в ухо противно шипят: — Ну здравствуй, малыш, Чон понимает, что это тот самый Хосок, а ещё он осознаёт, что отсюда живым может не выбраться. — Что тебе нужно? — он старается говорить тише, подтягивает шею вверх, но кадык всё равно дёргается, упираясь в лезвие. — Мне нужно, чтобы ты свалил в тьму, — он надавливает на горло Чонгука, образовывая рану. Чонгуку страшно и очень. Он машинально хватается за руки нападавшему и сжимает их. — Я не понимаю, — ещё тише. — Я собственник. А ты позарился на моё. И ладно, я думал, что обойдусь тем, что попугаю тебя лезвием, но когда я узнал, как вы мило желаете друг другу доброго утра, стоя рядом в душе, я понял, что без крови не обойтись. Тэхён. Он говорит о Тэхёне! Куда же Чонгук влип? Да он даже ничего такого не думает о нём и отбивать не собирается его. Особенно у этого шизика! — Ты не так всё понял, — почти умоляюще. Хосок резко разворачивает его, убирая лезвие в карман и швыряет Чонгука на пол, нависая над ним, — типичная фраза для героя-любовника, — он ударяет его в лицо со всей своей имеющейся силой. Кровь вылетает сразу же из губ Чонгука. Дальше он бьёт ботинком в живот, отчего тело Чонгука автоматически дёргается чуть вверх. Хосок ловит его за шиворот и ударяет снова. Выкрикивает, — он мой, — и снова удар. — Мой! — И снова. И снова. Он бьёт до тех пор, пока не разбивает свои костяшки и пока лицо Чонгука полностью не багровеет. Парень обмякает в руках Чона, а у того, грозы в глазах сверкают. Он дышит загнанно. Плюёт в его сторону и достаёт из кармана лезвие, намереваясь всё же покончить со всем этим прямо сейчас. — Ли Бом, свали, пока я добрый, — предупреждающе говорит надзиратель Ли Бому снаружи. Парень не успел предупредить, просто не заметил подходящего. Он проебался. Надзиратель открывает дверь и видит, как Хосок в порыве безумия замирает, прикладывая лезвие к горлу лежащего тела. — Так-так-так, Чон Хосок, — Ким Намджун стучит своими тяжёлыми ботинками о деревянный пол и смеётся с комичности ситуации. Его опередили. Ну надо же. Его грубый смех отскакивает от стен, отчего сам Хосок отстраняется от Чонгука, посильнее сжимает лезвие у себя в руках, готовясь в любой момент обороняться. — Что же ты остановился? Продолжай, я посмотрю. — Он подошёл к столярному столу и облокотился, скрещивая руки. Всё идёт куда лучше, его же работу выполняют вместо него. А вот Хосоку нихуя не до смеха, адреналин бьёт в кровь. Со лба стекают капли пота, увлажняя чёрные густые волосы. Он облизывает свои губы и смотрит исподлобья на надзирателя, что до жути пугает, похуже самой смерти. Даже Хосок ему не соперник со своей любовью. — Давай, Чон, я жду. Хосок смотрит на Чонгука, у которого кровь изо рта вытекает, хмурится, из-за того, что она ляпает доски, оставляя видные следы преступления. — Что мне за это будет? Ким шумно выдыхает и смыкает челюсти, показывая ямочки, — тебе это точно не понравится, но..., — он отстраняется от стола и подходит к Чону ближе, — я могу смягчить твоё наказание, — сообщает и с каждым приближением убавляет в голосе тон. — Что ты хочешь взамен? — Что Вы хотите взамен, — поправляет его Ким. — Что? — Я тебе не один из твоих дружков. Знай себе место и цену. Ким проводит по волосам парня пальцами, дотрагивается до его щеки, а тот пытается отстраниться, но вновь притягивается мощным захватом ладони Кима за запястье. Лезвие падает из рук, царапая участок кожи Чона. Тот чуть шипит и чувствует, как алая кровь начинает сочиться из раны. — Всего лишь сотрудничество. Будешь моей верной псинкой. — Нет! — слишком резко отвечает. — Ты, /прокрашивается/, ВЫ знаете, что со мной будет, если "оранжевые" узнают, что я работаю на вертухая. Они меня порвут на британский флаг! — Ты кажется не понял, — Намджун поднимает руку Чона, оглаживает его запястье и рассматривает рану. Мгновение и он припадает губами к крови. Целует нежно, но болезненно, Чон чувствует как в груди отдаёт мерзостью. Намджун медленно отстраняется, а Хосок смотрит на его губы, окрасившиеся в красный. Кровь смазалась по губам, что придаёт Намджуну вид самого настоящего хищника. Хосок сглатывает слюну, впервые в жизни так сильно пугаясь кого-то. Намджун же усмехается, моргая опьянёнными глазами, — в случае отказа я порву тебя в клочья такие, что не сошьёшь заново. Как внутри, так и снаружи. — Он резко хватает его за горло и начинает душить, — И никакая любовь тебе не поможет. Ты понял меня? Хосок краснеет от нехватки воздуха и сил, чтобы противостоять Намджуну. Он издаёт приглушённый звук, отчего Ким его отпускает и бросает его на пол недалеко от бессознательного тела Чонгука. Чон падает на колени, кашляет, всеми силами пытается восстановить дыхание и вдохнуть. Хватается за горло и расслабляет его холодными руками. — Приму это за согласие, — Ким прячет одну руку в карман рабочей формы, другой достаёт рацию, — однако, ты же не подумал, что так легко отделаешься? Ким смотрит с ухмылкой на Хосока, а тот во взгляде собрал всю ненависть. Намджун подключает рацию и сообщает, — веду Чон Хосока в карцер. Причина: нападение на заключённого. В рации слышится голос, — помощь нужна? — Да, нужно забрать тело в лазарет. — Принято. Чон хрипло смеётся, — в карцер? Серьёзно? И как я Вам оттуда буду помогать? — На первое время ты мне не нужен, к тому же, я же не могу просто так оставить здесь Чона. Мараться я не собираюсь, поэтому для профилактики тебе не помешает. — Пошли Вы в жопу со своей профилактикой, — скалился Чон, выделяя слово "Вы", всё так же оседая на полу. — А знаешь, мне нравится, что ты на коленях стоишь. Тебе идёт это положение. Тебе там и место. Хосок не отвечает. Знает что не должен, хоть и оскорблён, хоть и лава внутри расползается, обжигая все внутренности. Он смотрит на Чона и понимает, как же глупо получилось. Хосок хотел избавиться от Чонгука, а избавился от своего достоинства. Спустя считанные минуты приходят тюремные работники. Они забирают Чонгука в медицинское крыло, а Намджун без лишних разговоров, вновь хватает Хосока, но уже под локоть и тащит в уже подготовленное ему место.***
— Чон мать его Хосок, что сделал!? — Тэхён рвёт и мечет, начинает вышагивать от одной стены к другой. Злость набирает обороты. — Придурок! — рычит. Тэхён знает, какое наказание служит для тех, кто до смерти избивает заключённых, но он не думал, что Чон настолько идиот, чтобы так проебаться. Что на счёт наказания. Чон Хосока могут избить, и это не будет предаваться огласке, ведь надзиратели блюстители закона и они просто не имеют права издеваться над людьми. Но разве для них заключённые люди? Дальше его разместят в изолятор, где к нему отправят доктора лишь через сутки. До этого момента судьба решает, что с ним будет. И в конце концов, ему могут просто добавить срок. Не больше года за его внутреннее правонарушение. Больше, если жертва умрёт. Тэхён искренне надеется, что придурковатого Хосока сейчас не припечатывают лицом в стену, как он сейчас решает поступить с Ли Бомом. Этот мудила решил участвовать в расправе, да ещё и надеется выйти сухим из воды. — Что с самим Чонгуком? — тело Бома чуть трясётся от напора лидера. Он вытирает щекой стену камеры Тэхёна, та жжётся и саднит. Чувствуется, как кожа сдирается, оставляя кровь поверх серой камерной краски. — Жив, ублюдок, — это он про Чонгука, что уже начинает бесить и его. Малец живучий, как таракан, кроме того и везучий, падлюка. Тэхён прижимает его голову сильнее к стене, отчего тот злостно шипит, — ублюдок здесь только ты, раз оставил Хосока одного. Сбежал, как крыса. Знаешь, что с такими бывает, как ты? — И что же? — скалися Бом, — убьёшь меня? — он начинает смеяться, — Тэхён-а, без меня ты тут и дня не продержишься. Тэхён замирает, но хватку не ослабляет. — Я ведь прав? — С чего это ты взял? — Я вижу, Тэхён, я всё вижу. Ты теряешь свою прежнюю закалку. Ты не убиваешь сам, ты в основном отправляешь меня, в крайнем случае наших. Старый Тэхён умирает, и мне тебя жаль. — Ещё хоть слово..., — Тэхён решает следом за Бомом показать оскал. Он не задумывался над этим, но неужели всё это так очевидно? Убийство перестало приносить удовольствие, оно только больше отягощает душу и Тэхёну уже становится больно где-то внутри. Боль слабая, может показаться, что просто скрутило живот, или что появилась лёгкая изжога, но дело тут в другом. Проблема в том, что силу удерживать всё сложнее и сложнее, он это понимает, а так же и то, что он совсем не вовремя размяк. Всё это лишнее, покрайней мере сейчас. Пора браться за голову и укреплять свои позиции. Все размышления о слабости и страхе, он обещает засунуть далеко и надолго, потому что Ли Бом прав. Пора с этим кончать. — Говоришь, я хватку теряю? — он отпускает Ли Бома, заходит за туалетную перегородку и достаёт оттуда свой складной нож, нелегально к нему попавший. Ли Бом улыбается, потому что рад, что зажёг в глазах лидера огонь. Тот сжимает рукоятку, и даже не смотрит на "оранжевого". Тэхён смотрит в сторону других камер, а именно цепляется взглядом за камеру Чонгука. Он переступает порог решётки, как и порог своей недолгой слабости. На секунду останавливается, поворачивает голову в бок и негромко говорит Ли Бому: — Пошли закалывать свинью, что мальчишек до суицида доводит. Ты на стрёме. — Как скажешь, лидер. И Тэхён бы соврал, если бы сказал, что это он делает, не думая о напуганном Чонгуке сегодняшним холодным утром.