***
Тэхён спиной чувствует, что что-то готовится. И нет, не на кухне, откуда даже едой и не пахнет. В самой столовой среди заключённых. Он ловит переглядывающиеся и косые взгляды и понимает, что в воздухе летает напряжение. Он продолжает есть, хоть и скулы уже сводит от ожидания и он почему-то уверен, что сейчас доебутся именно до него. Он смотрит на Ли Бома, а тот уже чешется, точно так же чувствуя взгляды. Бом нервный тип и на нём всегда можно проверять обстановку вокруг. Ёбаный прогноз погоды. В столовой всё пустеет за мгновение, охрана подкупается и сваливает на время, кто-то из "оранжевых" уходит, кто-то остаётся посмотреть на всё самое интересное. Чонгук, как всегда, не заметил надвигающейся шумихи, хотя Пак прошептал ему: "Валим". Чон среагировал слишком поздно, отчего подставил и Чимина. Заключённые загородили выход, сдвинули несколько столов, образовывая очерченную территорию для разбирательств, а Чонгук вообще замер и не шевелится, пытается понять, как вообще двигаться. Пак садится рядом, и тяжело выдыхает, подставляя сомкнутые ладони под подбородок. — Ебануться, — выдыхает. — В чём дело? — шёпотом спрашивает Чонгук, наклоняясь к Чимину. — Сейчас кому-нибудь выпустят кишки. — Господа! — восклицает заключённый, оглядывая толпу, — и дамы, — смотрит в сторону Чона и Пака, на что среди "оранжевых" пробегает смех. — Я пришёл с вестью о том, что нам пора заняться сменой власти. Тэхён прыскает в кулак, разворачивается к образовавшейся "сцене" и вальяжно садится, укладывая локти на стол. Ему всё-таки бросают вызов и спокойный ужин перетечёт сейчас в кровавые разборки, но послушать то надо, что ему сейчас пизданут. — Вот обязательно делать это во время ужина, а? В чём прикол? Вопрос явно риторический, но из-за него "оранжевый" всё-равно впадает в секундное замешательство, приоткрывает рот и отмирает лишь тогда, когда лидер поднимает свою бровь, в упор смотря на него. — Тэхён, ты не лидер, ты псина бродячая. Тебя убить и только. — Только не говори, что ты решил занять моё место, — он облизывает потрескавшиеся губы и даже не думает напрягаться. Тело расслаблено по причине того, что не впервой разбираться с такими смелыми. — Ты, кажется, дружок той свинки, да? Заключённый скалится, — да как ты посмел его убить? — А что, некрасивый шрам на пузе остался? — встревает Ли Бом, стоящий за спиной Кима. Многие, те, кто за лидера, смеются, на что заключённый злится ещё сильнее. Не каждый готов друга потерять, даже если он гнилой кусок дерьма. — Да Боже, у тебя сейчас из-за твоего гнева глаза выкатятся, решайте уже дело побыстрее, а то ужин скоро закончится. — Бом дело говорит, — соглашается Тэхён и встаёт, но от стола не отходит. — Вилкой в глаз или в жопу раз? Видимо "оранжевый" перепуган до смерти, раз кидает такую банальную и устаревшую фразу. Сзади слышится смешок от Ли Бома, на что Тэхён улыбается и сам, подставляет палец к губам, заставляя Бома быть потише. Всё же Тэхёну всё-равно, какие глупости говорят перед смертью его враги, он разрешает им это, как и неловкие движения при подготовке к нападению. — Как видишь, глаз у меня цел и я предпочту, чтобы так оно и оставалось, — язвит Тэхён, а сам тянется к вилке. А Чонгук, оказывается, искренне боится всех этих тюремных разборок до ужаса. Его трясёт мелкой дрожью, он скрещивает пальцы под столом, дышать боится. Ещё немного и он прожжёт взглядом весь свой ужин, состоящий лишь из каши трупного цвета. Нет, всё же его выпустили из лазарета не вовремя. — Ты не лидер! И никогда им не был! — рычит заключённый, нападая первым. Он замахивается заточкой в сторону лица, однако Тэхён успевает увернуться. Лезвие проскальзывает перед его носом. Отвечает Ким пинком в живот, на что тот немного отлетает назад, но на ногах всё-равно стоит. — Ты меня случайно с собой не путаешь? — дыхание прибавило ходу, глаза получили явный оттенок гнева и предвкушения от предстоящего убийства. "Оранжевый" несётся вперёд, сталкивая Кима с ног и валит его на стол, нависая сверху. Он одной рукой начинает бить его лицо, другой - сдерживает руку за запястье. — Тэхён, кончай уже с ним, хватит играться, — решает выкрикнуть Ли Бом. Тэхён улыбается, слыша слова. Вилка в его свободной руке уже готова к бою, что тупой "оранжевый" не заметил. Тэхён рычит и замахивается, попадает прямо в глазницу заключённому, решившему поднять бунт. Тот орёт, машинально к глазу тянется и прикрывает его рукой, меж пальцев вилку зажимая. Тэхён встаёт и рукавом стирает попавшие капли крови с лица. Благо Чонгук сидит, иначе он бы упал в обморок. Видеть такое ему приходится впервые. Вопль мужика давит на мозг, хочется уши закрыть, как и глаза, что он и собирается сделать, но Тэхён видимо это замечает, он в один шаг настигает Чонгука и хватает его лицо за подбородок, поворачивая на мужчину, уже избиваемого "оранжевыми": — Смотри на это! Смотри и запоминай, что может стать с тобой, если не научишься давать отпор! Чонгук смотрит сквозь отвращение и боль: смотреть на то, как перед тобой кого-то избивают - отвратно, видеть как кровь змеёй ползёт по полу - смерти подобно. — Ты должен понять, что это, — он тычет пальцем в сторону происходящего, — норма для тюрьмы. Ты можешь оказаться на этом месте: только вот победителя или проигравшего - выбирать тебе. Из глаз текут слёзы, они медленно стекают с щёк, обвивая пальцы Тэхёна, и тот, как только чувствует мокроту, убирает ладонь, на воздухе отряхивая. — Уходи. Чонгук с трудом отлепляет свой взгляд от места, которое в обычном мире назвалось бы "преступления", здесь же "выживания". Его тянет за рукав Чимин и тащит на выход, ничего не говоря. Даже у него это вызывает дрожь в теле, мурашки покрывают кожу мелкими крапинками, а в глазах до сих пор образ "оранжевого" с вилкой в глазу. Тэхён смотрит ему вслед и садится за свой стол, подвигая к себе еду. Ли Бом садится напротив. Чонгук должен познавать настоящую тюремную жизнь, даже если и таким грубым способом. Ему нужен наглядный пример. Он уже получил от Хосока по полной, но кажется не догнал сути, раз до сих пор глаза отпускает. Где вероятность того, что нападение на него не повторится? Её нет, и Тэхён хочет, чтобы Чонгук научился защищаться и смотреть страху в глаза, не прикрываясь ничем и никем. Он должен совладать с собой и принять правила этой игры. Тэхён его не защитит, если нападение будет оправдано врагом или оно будет скрыто от его глаз. В этом случае будет бой один на один и это, обычно, каждого затрагивает. Тэхён ему помогает, несмотря на загоны Хосока, а тот этим не пользуется, в слёзы бросается. Да ради него он хосокова зверя наружу выпускает, хотя и не должен. Суть в том, что этот парень так и кричит всем своим видом, что ему нужна забота и у Тэхёна лопатки до жути чешутся из-за того, что он хочет её предоставить. В камере Чонгук бледнее мертвеца, грубо отталкивает Пака, прикрывает рот, и бежит к унитазу, очищая весь желудок, который и без того пуст. — Ты ему что, дорогу перешёл? — ворчит Пак, хватая полотенце и подходя к Чонгуку. — Кто блять его надоумил заставлять тебя смотреть на это!? Да ты же только с лазарета! — он хватает ладонью чёлку парня, образовывая из неё пальмочку и держит до тех пор, пока Чон не перестаёт блевать слюнями. Тот откашливается, принимая полотенце, чувствует головокружение и слёзы. — Тэхён прав, — слишком хрипло получается, — тюрьма - не место для слабаков. Я тут лишнее звено. — Какого чёрта ты говоришь? — спрашивает возмущённый Пак. — Я не могу ответить, не могу даже смотреть в глаза опасности. Я здесь умру в любой момент, это лишь дело времени. Пак хмурится и настолько сильно , что морщины могут образоваться в любой момент и не сходить годами. Это точно говорит тот самый Чон Чонгук? Этот сильный мальчишка просто не должен сломаться, иначе Пак выбьет из него всё дерьмо. Что в принципе, он и начинает делать. Он выхватывает у Чона полотенце обратно и несильно его бьёт: — Ты охренел? — вскипает Чимин, чувствуя себя матерью сына, говорящего о том, какой он неудачник, — ты блять из всех этих гандонов самый стойкий здесь! — Чон прикрывает голову руками, и не важно что бьют в бок, — за эти несколько дней, ты единственный, кто доказал мне, что улыбка здесь возможна! И не та, что из говна и палок смастерена, а настоящая! Добро несущее! — он бьёт ещё раз для профилактики. — Клянусь, Чон Чонгук, ещё раз подобное скажешь, я тебя съем, пока ты будешь спать! Чонгук шмыгает, осознаёт сказанное и отчего-то начинает тихонько смеяться, пропуская последние слёзы, — съешь? — вытирает рукавом под носом, — это что-то новое. — С телом возиться не придётся. Съем целиком и полностью! — Чимин вешает на его плечо полотенце и резкой походкой идёт к своей койке. Ложится на спину и скрещивает руки, точно обидевшийся ребёнок. Чонгук качает головой, и берёт полотенце, вытирая лицо и шею. — Ты засранец, Чон Чонгук, — слышится от грозовой тучи сбоку. — Почему это? — он опирается об унитаз руками и выдыхает. — Заставляешь меня волноваться за тебя, — Чимин, не одаривая Чона взглядом, разворачивается к стене и вся его спина выдаёт все его эмоции и чувства. Напряжение входит в тройку топ. Чонгук вновь шмыгает покрасневшим носом и всё же чуть улыбается своей фирменной улыбкой, которая так нравится Сокджину, а теперь оказывается и Паку. — Хён, я стану сильней, — обещает Чон, на что Чимин отвечает: — Вот тогда и поговорим. Небольшое молчание наполняет камеру, однако через несколько минут нарушается негромким: — Хён... — М? — Ты что, влюбился? Чонгук может и не видит, но Чимин закусывает губу, ощущая внутренних бабочек, и настолько сильно, что кажется чувствует металлический привкус. — По уши...***
За окном уже темнее некуда. Выйдешь на улицу и потеряешься среди снега и беззвёздной ночи. Хочется дичайше спать и хоть немного отдохнуть. Каждый день, как борьба за жизнь, и нет, не за свою - за чужую. Живот уже скулит от голода, на что Сокджин реагирует как всегда по-обычному: пьёт очередную кружку кофе, чтобы желудок хоть немного успокоился. Он не может спокойно есть, как и спать в общем то. Постоянно отрываясь от работы, перед глазами Чонгук с ранами на теле, и с осунувшимся лицом. Тот плохо питается, и это заметно невооружённым взглядом, что кстати, и не может не беспокоить и очень даже сильно. Любой отрыв от работы бьёт в мозг тревогу, что каждая потерянная секунда может стоить другу жизни. Джин трёт переносицу, снимает очки и потирает напряжённые от работы глаза. Перед ним стоит табличка: " Адвокат Ким Сокджин", а ниже приписано: "сто процентное закрытие дел", и Джину хочется засмеяться, утопая в грусти и сожалении. — Не смеши меня, — обращается он то ли к себе, то ли к табличке, которая через секунду валится на пол, одним взмахом сокджиновой руки. Он плохой адвокат, раз до сих пор не может сдвинуться с мёртвой точки. Точнее, он сдвинулся, но дальше ему не позволяют. Он настолько плохой адвокат, что даже умудрился где-то оставить свои совсем ещё свежие визитные карточки после посещения к Чону. Он, конечно, предполагает, что оставил их в палате у Чонгука, что возможно он настолько был обеспокоен видом друга и, так сильно задумался над разбирательством Пак Чимина, что просто до ёбаных карточек ему вот дела вообще никакого не было. Сокджин встаёт со своего места и открывает дверцу шкафа, что стоит позади. Кофе здесь не поможет. Давно не помогает. Он достаёт виски, наполовину опустошённый, и ставит его на дубовый стол. Даже бумаги не отодвигает, он просто ставит стакан на них и наливает в него горячительную жидкость - вот настолько он плохой законопослушный человек. Он выпивает, прикрывая глаза, чувствует, как внутри всё гореть начинает, и Сокджин надеется, что не сгорит. Не должен, иначе огнём зацепит и Чона - единственного близкого человека, которого считает за младшего брата. — А я думал, я ясно выразился, — в комнату бесцеремонно и тихими зверем заходит мужчина в костюме. Классика - черный пиджак, такие же штаны и обувь, белая рубашка. Сокджин её тоже любит и он думает, что со спины их можно перепутать, однако у Джина седина ещё не выступает и это, вроде как должно радовать. — Я думал, что я тоже. Я не собираюсь с вами сотрудничать, — он подливает в стакан алкоголь и следит за тем, как мужчина, пряча руки в карманы, принимается охаживать территорию офиса. Ему в глаза попадается табличка. Он переворачивает её ботинком на лицевую сторону и усмехается над надписью. Сокджин же хмурит брови. — Ким Сокджин. Может тебе напомнить наш разговор с первой встречи? — А может быть Вам напомнить, что значит родительская любовь и забота?! — Сокджин с громким звуком ставит стакан на стол, отчего разлетаются некоторые бумаги. Они могут перепутаться, спрятаться под шкаф и будет проблематично собрать их, но об этом он подумает потом. Сейчас же ему хочется плюнуть в лицо Чона старшего, что так предательски поступает с сыном, да и ещё угрожает ему. — Этот отпрыск не мой сын. Я уверен, мать его нагуляла, поэтому я эту тему даже не собираюсь развивать. У меня есть свой сын, и ему я всё предоставлю. Чонгук, которого я и Чоном не назову, этому помешал бы, а сейчас и ты у меня на пути встал. Отойди, обойдёмся без жертв. Сокджин усмехается, качает головой в неверии, что у Чонгука действительно родитель такой мудак. — Хоть вы и не считаете его своим сыном, вы поступаете подло. — Не тебе меня жизни учить, — он достаёт из левого кармана своих штанов телефон и, что-то начинает печатать. — Когда я узнал, что ты роешь на меня, я подумал, что убью тебя незамедлительно, а когда увидел тебя вчера в палате Чона, и как он тебе улыбался, не мучаясь от боли, я решил, что с тобой интереснее будет поиграть, "лучший адвокат всех времён и народов". — Его голос чуть посажен годами, что нельзя не заметить, — почему бы мне, не посмотреть, как тот, кто на вершине, падает на самое дно? У Сокджина горло пересыхает. Он бы выпил ещё, но уже не осталось. Хочется вцепиться этому мерзавцу в лицо, но закон не позволяет, как и двое мужиков, что ворвались к нему в офис. — Я тут недавно кое-кому сказал, что отныне это мой офис. На встречу даже пригласил, представляешь? — он прячет телефон и улыбается, — догадываешься на что я намекаю? — Только попробуйте... — Ким Сокджин,— грубо и строго, — я забираю ваше офисное место в пользу своей компании. То, что вы вырастили, — он оглядывает кабинет ещё раз, раскрывая руки, — уничтожается мной. Сокджин оглядывает бумаги, офис и даже пиджак, висящий на стуле. Он опирается руками о стол, и безвольно садится на