***
Чимин движется в сторону камеры Хосока, на все сто процентов уверен, что пора с ним уже обсудить то, что давно в груди чешется. Он твёрдой походной поднимается по лестнице, не замечает, как Ли Бом с ухмылкой оглядывается, мимо проходя. Хосок же дрожащими пальцами в зубы втирает взрывную карамель похлеще, чем в мешке у Санты. Он прикрывает глаза, играя желваками и наклоняется к стене, охлаждая разгорячённый мозг. — Ты что, опять? — нервно звучит слева от недалекого хосокова прошлого. Чон мычит раздражённо и, не смея прерывать кайф, не открывает глаза. Он подбирает под себя ноги и обнимает их, сжимая до боли пальцами. — Только не ты...Ну, ПОЖАЛУЙСТА, хватит, — скорее молит, чем просит. — Это ты хватит, — грубо отвечает и подходит ближе. Не боится даже, когда заходит в камеру к человеку, которого когда то тоже другом звал. Пак вообще понял, что дружба не вечна, на самом то деле. Рано или поздно и она разползётся по разным углам, где любовь, наркота, деньги или власть.— У тебя и так последняя извилина осталась, ты решил и её убить? — он выхватывает пакетик и швыряет его в сторону. — Завали, Пак, — негромко, будто уставше, прикрывая лицо. — Помнишь, когда-то ты мне сказал, что нашёл причину исправиться? — Не надо..., только блять не начинай, — негромко усмехается и, кажется, Чимин в резко раскрывшихся глазах видит блеск, правда, не уверен, что как последствие кайфа. — Что пошло не так? — Всё пошло не так! — глаза снова закрываются, но теперь уже до боли. Ноздри расширяются при шумном вдохе и выдохе. — Скажи мне, почему ты ко мне не пришёл? Почему не поговорил со мной? — Ты сдружился с мелким сучонышем. Ты за кого меня принимаешь? — За придурка, Чон. Если я скажу, что Чонгук боялся Тэхёна по началу, тебе легче станет? Станет легче, если я скажу, что твоя ревность сыграла с тобой плохую шутку? Посмотри на себя, ты же вернулся в самое начало. Откуда выбирался так долго! — Поэтому и не пришёл. Я же псих, урод в ваших глазах. — Хосок, несмотря на то, что ты сотворил со мной в прошлом, я бы всё равно тебя выслушал. Ты просто решил, что дохуя самостоятельный. А теперь ты блять такую кашу заварил, что поверь, я еле сдерживаюсь, чтобы не вмазать тебе. — Извини, мамочка, — кривит голос. — Знаешь что, ты точно, как ребёнок. — Который чуть не убил тебя! — выкрикивает и челюсти сжимает. — Смекаешь? Я не подошёл потому что помню, чем закончилось наше совместное тюремное рандеву. Я всё помню. — И поэтому решил по головам идти, а? Скажи, какое удовольствие тебе приносит избиение парнишки? — Огромное, блять, огромное! Никто не смеет на моё смотреть, дышать и тем более его никто не смеет трогать! — В том то и проблема Чон, он не смотрел, не дышал и тем более не трогал! Всё это делал Тэхён, но ты это в отрез отказался видеть. — Я не могу... не могу уже слышать это ёбаное имя! — Так в чём твоя проблема? Отпусти его и досиживай себе срок спокойно! — Я не могу отпустить. Не могу, потому что моё. Единственное, что жить заставило! — и вот они доказательство того, что не от кайфа блеск в глазах. Крупные капли оседают на колени юного наркомана. — Да, Тэхён тебя спас, понимаю, что раньше тебя никто из дыры не вытаскивал, но Хосок, ты должен понять, что нельзя людей за собственность принимать. Это неправильно! — Я не могу иначе. Я потеряю всё! — Ты уже всё потерял, Хо. Ты потерял дружбу, которая вроде как складывалась, потерял человека, которым дорожил, и что дальше? Теперь тебя все за психа считают, — Чимин осуждающе пальцем в него тычет. — Это полностью твоя вина! — Хули ты пришёл тогда, раз я блять такой хуёвый? — Все заслуживают ещё один шанс. Ты его просрал. Я пришёл, чтобы сказать тебе, что если ты ещё раз подойдёшь к Чонгуку, то тогда ты сыграешь по моим правилам. Поверь, Тэхён мне поможет. Я больше не буду спасать несчастного наркомана, который никого кроме себя не видит! Иди, вон, к Намджуну. Может он тебе что лучше предложит. — Что? — Ты думаешь, дохуя незаметный? Хосок резко вскакивает с койки, отчего в глазах минутное помутнение всплывает, но Чон всё равно умудряется схватить Чимина и к стене прижать, угрожающе шипя: — Только скажи кому-нибудь! Ему хватает того, что Ли Бом узнал про Намджуна, тут ещё не хватает, чтобы Пак узнал и потом, как птица распевал Чонгуку об этом, а тот Тэхёну и так по всей тюрьме! — Вот видишь. Опять угрожаешь. Ты трус, Чон, и предатель. — Чимин в глаза смотрит уже своему противнику и дышит шумно, дублируя дыхание Хосока. Оба прожигают друг друга, вот только чонов взгляд уже давно выжжен до пепла. — Иди отсюда, — Чон толкает Чимина в сторону и отворачивается, руки за голову заводя. — Иди отсюда нахуй! — выкрикивает и бьёт по койке ногой, что та громкий звук издаёт. Чимин осматривает Хосока, видит только ненависть и боль. — Когда-нибудь ты поймёшь, — говорит негромко, но достаточно чётко, чтобы Хосок услышал и понял, — что не заслуживаешь счастливой жизни. И Чон это слышит и даже принимает, тихо усмехаясь себе под нос и поднимая с пола недавно брошеный пакетик с дурью.***
*flashback* Утро с самого начала показалось Тэхёну противным и ничего хорошего не предвещающим. По всем станциям прогноза погоды обещали скорый ливень, грозы и усиление ветра, но предупредить не захотели, что сегодня к тому же совершится убийство, в котором мальчишка убьёт собственного родителя. Тэхёну исполняется 20 и он решает, что этот день проведёт в кругу своей семьи. Что в честь своей новой университетской жизни и переступления через второй десяток лет, он простит отца, что не верил в него, что душил в нём все его желания и мечты, что матери вред наносил, обвиняя в непутёвом сыне. Тэхён предупреждает об этом мать по телефону, на что та с сомнением посмотревшая на эту идею, всё-таки соглашается. Парень покупает торт в честь праздника, и надев на лицо лучезарную улыбку, скрывающее дикое волнение, идёт к отчему дому под надвигающимися хмурыми тучами. Тэхёну 20 и он любит свою семью, какой бы она не была. По его мнению, отец заслуживает не быть одиноким и утопающим в алкоголе, хоть и не заслуживает оправданий. А мать не заслуживает такого мужа, но более чем нуждается в сыне, всегда её поддерживающим. Тэхён осматривает дом, что темнеет под тучами и с толикой надежды на скорее сплочение семьи стучится в дверь. Стук. И дверь открывается сама, как в самых страшных ужасах, но только не от мистических сил, а от того, что её забыли запереть. За спиной парня слышатся раскаты грома. — Мам, пап? — зовёт мальчишка в коридоре и вдыхает аромат родного дома, отчего-то ненасыщенный и совсем незнакомый. — На улице ливень собирается, — он разувается, снимает куртку и движется к кухне, чтобы поставить угощение, — я тут торт купил, думал, что...— ноги сами к полу пригвождаются. Дрожь начинает пропитывать тело прямо с пяток. Торт летит на пол, улыбка с лица разом слетает, а в ушах заевшей пластинкой воспроизводятся удары и рычание с тихими всхлипами. — Шлюха, он не мой сын и им никогда не будет. Да как ты только посмела... Тэхён сам не замечает, как хватает со стола нож, которым видимо его мама недавно нарезала овощи, готовя ужин. На звук оборачивается мужчина, у которого в глазах дикий огонь горит. Тэхёну 20 и он понял, что его отец не заслуживает прощения. Парень смотрит за спину отца и видит еле-еле дышащее тело. Он приоткрывает рот, пытаясь воздух поймать, но ловит только слёзы, скатывающиеся с глаз. Мужчина резко хватает за воротник женщину: — Какая мать, такой и сын. Жалкие, никчёмные. Он встряхивает её, как тряпку и тычет в грудь, продолжая обвинять во всех грехах. Тэхён отмирает, как только слышит очередную пощёчину. Про то, что в его руках нож, он забывает, находясь в шоковом состоянии. — Отойди от неё, — срывающимся голосом просит. — Перестань. — Тебе слова не давали. Жди своей очереди, — выплёвывает и бросает мать в угол. Тэхён, наполняется гневом, что со страхом перемешивается, и нападает первым, сначала нависая на спине отца. Тот стряхивает, его как букашку, и к холодильнику прижимает, отчего тот шатается и что-то падает сверху, отвлекая мужчину. И Тэхён не думая, а действуя на своих эмоциях, раздирающих глотку, направляет холодное оружие в область живота нападающего. Всё происходит слишком быстро. Кровь окрапляет руки, наполняет организм, и в глазах застывает, что покрываются стеклом. Отец Тэхёна рот открывает и как рыба пытается издать немой звук, но тщетно. Он лишь сдвигает брови ближе и оседает на пол, унося сына за собой. Спустя мгновения, осознавая, что в помещении стало слишком тихо, Тэхён, промаргиваясь и пугаясь вспыхнувшей за окном грозы движется к матери, пытаясь найти объяснения своему поступку. Долго искать не приходится. Слова где-то в глотке застревают, а язык и вовсе отсыхает. Единственное и последнее, что в этом доме он говорит, даже нет, жалобно протягивает, то самое слово, что было когда-то родным и спасающим: — Мама... Позже врачи скажут, что её сердце не выдержало, но это Тэхён уже будет выслушивать, сидя в наручниках и оранжевой робе, от своего адвоката. Тэхёну было 20 и в свой день рождения его семья погибла, так же, как и он сам. *end flashback* — Тэхён, это... — Не надо, Чонгук. — Почему ты здесь так долго сидишь? — хрипотца от стен отлетает, Чонгук продолжает сглатывать свою же кровь, отчего становится тошно. — То есть, почему вообще сидишь, если ты всего лишь защищал себя и мать? — Думаю, два трупа против одного живого это игра очевидная. — Это тупо и безрассудно. — Я никто в своей жизни на свободе. Все от меня отвернулись, — он смотрит в противоположную стену и уже не пытается найти там хоть какие-то ответы. На полу прохладно и Тэхён бы с удовольствием бы посоветовал Чонгуку не сидеть и не мёрзнуть, но других вариантов нет. — Так смысл тогда теперь думать о том, что совершено. — Тебе нужно было защищать свои права и жить свободно, а не бить морды здесь, пытаясь найти смысл! — Ты думаешь, я не пытался? Меня просто не слушали, — говорит спокойно. Даже слишком, что Чонгука в какой-то степени и пугает, и злит. Но больше, наверное, смешит, иначе он бы не начал совсем тихо и хрипло смеяться. — Пиздец, да сколько ещё в этой тюрьме таких же как и мы? Это бесчеловечно, Тэхён. Мне нужно рассказать всё Сокджину. — Полегче, ковбой. Во-первых, тебе надо выбраться отсюда, подлечиться, — он внезапно слышит шаги за камерой и невольно устремляется свой взор на решётку. Проходят мимо. — Во-вторых, кто такой Сокджин? — Мой адвокат и друг. — Разве друзья могут стать адвокатами? — У него есть связи. — Ясно, денег дохуя. — Ещё один! — теперь Чонгук смеётся по-доброму, потому что вспоминает слова Пака и про то, что у Джина мешок денег в одном месте припрятан. Когда-нибудь Чон придумает, как по-другому представлять своего друга, а сейчас, почему то внезапно задумывается о другом. — Тэхён... — М? — Почему ты на моей стороне, а не Хосока? Ответ из вентиляции прилетает сразу же. — Хосок ёбаный лгун и я не уверен, что он не вставит мне нож в спину. — Он же любит тебя. — Ему когда-то и Пак был неравнодушен. — Что? — Чонгук давится и вновь кашляет, пребывая в удивлении. Он несильно бьёт себя в грудь и сразу же жалеет, дотрагиваясь до синяков. — Да не ссы. Просто, как друг. *flashback* Тэхёну 21 и он не заметил, как стал превращаться в отца. Адвокат сказал, что дело закрыто, навсегда разрушив мир внутри парня. Тогда то он впервые и избил человека, который на него нарывался. Тогда то, увидев в этом отморозке своего отца, слишком поздно понял, что избивал уже мёртвого. И это не было концом. Это стало лишь началом. До Хосока у Тэхёна сложились крепкие связи с теми, кто уже сидел здесь дольше, чем сложить установленные сроки Кима и Чонов вместе. Образовалась небольшая банда, которая держала всех в крепкой узде и которая противостояла своему лидеру. Опасно и безрассудно, но Тэхён нашёл в этом цель. Особенно он загорелся идеей сместить лидера и стать полезным для заключённых, хоть и применяя при этом порой жестокие методы. Он пытался переродиться, но он лишь сгорел и заметил это слишком поздно. Первым успехом для себя он посчитал, когда помог Хосоку. Когда только стал лидером и взял того себе под крыло. Он посчитал, что спас первую душу, нуждающуюся в этом. Но как бы не так. Тэхён помогал Хосоку, хоть и слышал часто негодование. Он верил в парня и не верил в слова "оранжевых" корешей по поводу того, что "нет прошлых наркоманов. Они ими остаются навсегда". Он просил помощи у Пака, не замечал появившихся косых взглядов самого Чона в сторону Чимина, потому что верил в искреннее "я исправлюсь". Не исправился тогда, не исправился и сегодня. Как-то раз Тэхён входит в ту самую злосчастную душевую и видит, что вода уносит за собой багровую кровь. Видит как пыхтит и кричит о чём-то "своём" парню, что еле руку поднимает, пытаясь образумить нападающего. Но Хосок продолжает, что-то под нос всё говорит и заносит следующие удары. Тэхён подбегает, чуть не подскальзываясь, и оттаскивает обезумевшего Чона. Когда он смотрит на парня, что лежит, то угадывает в нём Чимина. — Ты под наркотой? — встряской, он пытается привести Хосока в чувства, но тот лишь глазами бегает по пространству. — Ты блять обдолбан?! — продолжает встряхивать, на что тот, сглатывая слюну кивает. — Блять, вали к себе. Живо! — рычит Тэхён, отталкивая его, а сам пульс парнишки проверяет. Тот еле дышит, но жив. Тэхён зовёт надзирателей, объясняет, что нашёл его таким и доказывает это тем, что показывает руки, на которых и следа нет от ударов, и чистую одежду. Те недовольно смотрят, но верят, забирая Пака в лазарет. Дальше выяснять никто и ничего не стал. — Я обещаю, — со слезами на глазах и с тяжелой головой заявляет Чон, склоняясь над туалетом. — Я не буду больше. Не буду. — Я тебе верю. Снова. Дальше со временем корешей Тэхёна стали выпускать, либо их убивали. Тэхён стал работать в одиночку, пока не сблизился с Ли Бомом, который в свою очередь оказался сокамерником Хосока. Это было удобно, Бом следил за Чоном по просьбе Кима, когда тот не мог, а Ли Бом стал правой и единственной рукой Тэхёна, получив при этом защиту и некий авторитет. После очередной засидки в карцере, Тэхён и подумать не мог, что его авторитет настолько сильно ослабнет. И он не знал в чём или может даже в ком причина. До сих пор не знает. Единственное, что ему осталось, это вновь обезумевший от новичка Хосок, Ли Бом, который уже непонятно на чьей стороне и угрозы, исходящие от сотюремщиков, и вспоминающие обо всём, что было в прошлом. *end flashback* — Лимит доверия исчерпан. И тут хрен пойми это Хосок по природе такой, или его мозг съела его отрава, — в ответ слышится тишина, а за камерой вновь кто-то начинает ходить. — Чонгук? — Тэхён хмурит брови и чуть ближе у вентиляции наклоняется. — Чонгук, ты меня слышишь? Снова кашель. Тэхёну это не нравится. И он уже решает во всё горло позвать надзирателя, как слышит: — Да, извини. Я слышу. — Прошло не так много времени. Ты как там? Чонгук чувствует, что он уже все свои органы выкашлял и что они медленно, но верно вылезают наружу с кровью. Пустующее место в челюсти, где были его зубы ноют до боли в висках и тянут. — Всё хорошо, — чуть шепеляво. — Тебе придётся разориться на стоматологе, — пытается пошутить Ким, но в ответ опять слышит лишь тишину. Осекается и произносит, — извини. — Я просто устал, — Чонгук ёжится от холода и пытается согреться, подпирая ноги под себя. — Я волнуюсь за тебя, — искренне сообщает. — А я за тебя, — тихо, что не слышно для Тэхёна. — Я за тебя тоже волнуюсь, — повторяет и закрывает глаза, усталостью сломленный и в царство Морфея отправленный. Последнее, что он слышит, это то, что кто-то открывает решётку в его камере, а последнее, что видит - кто-то подсаживается ближе весь в белом и пахнующий таблетками.***
Неделю спустя. Он идёт по коридору в наручниках, в оранжевой робе, с охраной под боком и видит солнце за одним окном, обрамлённым решётками. Кажется, что свобода зовёт его, приглашает вернуться и почувствовать то, что было потеряно. Он входит в зал для посещений и колени сами подгибаются от увиденной картины. Все трое человек встают, как от пружины отскоченные и все с мокрыми глазами на лице. У Чимина слёзы так же градом. — Сынок, — первым шаг делает отец, который не стесняется своих слёз, потому что знает, что виноват. От собственного сына отвернулся и оставил его одного. Больно до дрожи, вибрирующей в груди. — Папа, — совсем отчаянно, но с любовью. Чимин подходит ближе и обнимается с ним, слыша под ухо всхлипы и извинения. Он прощает, правда прощает, что и пытается объяснить, расстроенному родителю. — Чимин-а, — совсем осторожно, касается его хрупкая маленькая ладошка. И Чимин, у которого слёзы заполонили глаза, от растроганной матери и отца, направляет свой взгляд на девчушку, что за пройденное время похорошела и выросла. Пак громко всхлипывает не веря, и на колени падает, прямо перед сестрёнкой, что обнимает его крепко-крепко, сама в слёзы бросившаяся. Роба Пака намокает, но он даже не замечает, лишь сильнее кофту сдавливает за спиной сёстры, говоря, что не отпустит. Никогда и ни за что на свете. — Твой спектакль...— сквозь дрожь в голосе отстраняется и заглядывает в усыпанные звёздочками глазки-пуговки. — Чимин-а, я была лучшей. Меня взяли в театр при школе, — она улыбается, когда её щёк касаются пальцы брата, утирающие её слёзы, — и я пошла. Знала, что ты был бы рад этому. — Я горжусь тобой, горошинка, — негромко отвечает, — извини меня, пожалуйста, извини, — начинает тараторить. — Я не обвиняю тебя, Чимин-а, — ласково говорит и прикасается к волосам Пака, — я никогда не считала тебя виновным, и не считаю до сих пор! — Да, Чимин, она единственная, кто не сдавалась. Это наша вина, что вы не виделись, — встревает мать, утирая глаза платком, которую на этих словах обнимает муж. — Извини нас, сынок, — снова всхлипы и тихое покачивание головой от сына. Конечно же, он простит. Иначе и быть не может. Это его семья. Это люди, который вырастили его, воспитали и дали любовь. Прощения заслуживает каждый, как и ещё один шанс.