Право на ошибку

      Ханна поспешила освободить руку от пальцев мужа и поднялась с места, когда дверь кабинета открылась. На пороге появился высокий крепкий мужчина лет 40-45, черты его лица острые, притягивающие взгляд. Хорошо одет: костюм выглядел дорого и сидел идеально, вывод напрашивался сам — сшит на заказ. Однако от клетчатой ткани пиджака и брюк женщине захотелось неодобрительно сморщить нос, чего делать она, конечно же, не стала. Ганнибал Лектер располагал к себе, по крайней мере внешне.       Они сдержано поприветствовали друг друга и представились, как того требовало приличие. Прошли в кабинет, Ханна с облегчением взглянула на кресла для клиентов. Кресла, не диван. Это значило, что сегодня она избежит прикосновений мужа хотя бы на время сеанса. Дома Джон не так часто прикасался к ней без особой нужды, обычно он работал на публику. А когда как не сейчас ему отыгрывать чудесного мужа? Она часто задумывалась о том, как бы выглядели речи мужа, если бы люди совершенно не умели врать или недоговаривать. Вероятно, как-то так:       «Добрый вечер, доктор Лектер. Мы обратились к вам только потому, что мне по какой-то причине этого захотелось. Желание моей жены никакой роли не сыграло, ведь я не считаюсь с её мнением в принципе, лишь время от времени подыгрываю ей, потому что это приносит мне удовольствие. Сейчас эта наглая сука попытается жаловаться вам на меня, но сделает это очень аккуратно, ведь за слишком длинный язык я обычно наказываю. Правда, солнышко? Думаю, начнешь свою исповедь первая, мне интересно, как много ты себе сегодня позволишь».       Ханна поёжилась. Забавно, как круто изменилась её жизнь за какие-то несколько лет. Оглядев весь кабинет, почувствовала себя чуточку спокойнее, ощущение некой безопасности было непривычным и весьма неуместным для данной ситуации. Можно ли чувствовать безопасность и спокойствие, когда собираешься очень аккуратно и изворотливо врать сразу двум людям? Конечно, она подготовилась, продумала свою речь заранее, но предсказать, какие именно вопросы зададут было достаточно сложно.       — Честно говоря, я удивился, что вы обратились именно ко мне, ведь семейные пары я консультирую крайне редко, — начал доктор Лектер, дружелюбно им улыбнувшись.       — ‎Вас посоветовал мой коллега, он сказал, что сеансы помогли уладить неприятные размолвки в его семье, — ответил Джон, обворожительно улыбнувшись.       Ханне в этот момент захотелось выбить его идеально ровные белые зубы, которые обошлись в приличную сумму. Внешне же она сохраняла спокойствие, только уголок губ нервно дрогнул, от этой привычки не получалось избавиться, как бы не старалась контролировать свою мимику. Удивительно, что она отделалась лишь этим, избежав участь в виде нервного тика глаза. Но всё впереди, столь долгое пребывание в нервном напряжении всегда оставляет отпечаток на человеке.       Дальше последовала беседа, полная фальши со стороны мужа и недомолвок со стороны жены. Она тянулась долго и давалась Ханне тяжело, то и дело женщина украдкой поглядывала на настенные часы. Безусловно, то, что она детально продумала свой рассказ, было ей на руку, но полностью дело не упрощало. На секунду ей даже стало стыдно перед доктором Лектером: они тратили его время впустую. Как можно помочь, не зная картину целиком? Да и обратились они и с вопросом, который едва ли волновал пациентку. Материнство сейчас интересовало её в самую последнюю очередь, эти беседы помогали лишь отсрочить неизбежное, ведь однажды терпение Джона лопнет, сеансы резко прекратятся. Он просто сделает то, что ему нужно, возьмёт силой, если потребуется. Ведь Визло так хотелось ребёнка.       Но чего стыдиться? Они ведь платят Лектеру, а, как говорится: «Любой каприз за ваши деньги». Конечно, Ханна поинтересуется у их доктора, как же ей быть? Ведь это так страшно, а вдруг она не справится, вдруг её тело не выдержит родов? Вдруг она будет ужасной мамой?       Она думает: «Посмотрите на меня, я несчастная девочка, росла без матери, никогда не знала её любви! У меня ведь даже не было примера для подражания. Ах, бедная, бедная я! Тошно, противно. Но как правдоподобно. Главное, выдавить побольше слёз».       Сеанс подходит к концу. Ханна говорила больше всех, поэтому, когда они собираются уходить, она чувствует, что измотана эмоционально, она устала так, словно по-правде выговаривалась на тему волнующих её вещей. Договорившись посещать консультации два раза в неделю, прощаются. В самом конце Ханна ловит на себе взгляд холодных глаз доктора Лектера, он смотрит так, будто раскусил её, будто у неё на лбу высечено «лгунья». Становится не по себе, но она улыбается ему как можно естественнее и добрее, прежде чем покинуть кабинет.       «Интересно, на Джона он тоже так посмотрел?»

***

      Дневник Ханны       «27 марта»       «На удивление, шалость удалась. Если любитель костюмов в клетку доктор и мог заподозрить меня во лжи, то муженёк напротив остался весьма впечатлён моей исповедью о матери. Последующие несколько дней он был мягок и обходителен, заботлив. Я словно вернулась на 9 лет назад, когда ещё была жива лучшая версия Джона Визло. Эти дни были спокойными. Что ж, если так будет всегда, то эти сеансы мне определённо нравятся. Приложенные усилия и выдавливание слёз стоили того. Но во всём есть минусы. Теперь мне стало особенно страшно злить Джона. Ведь за затишьем часто следует буря.»

***

      Ханна сидела за туалетным столиком и наносила увлажняющий крем, в зеркале она осторожно наблюдала за Джоном, говорившим по телефону и нервно вышагивавшим по их спальне.       — Ты за этим позвонил мне в девять вечера?! Сказать о том, как вы всё просрали из-за своей тупости?!       Он поймал её взгляд в зеркале, Ханна поспешила опустить глаза.       — И что ты предлагаешь? Нет уж, не ТЫ полетишь разбираться, а МЫ. Ты исчерпал лимит моего доверия. Если я узнаю о том, что ты ещё и пытался провернуть махинацию и сэкономить на проекте, чтобы набить карман, я лично разберусь с тобой, Уоррен, это ясно? — злобно процедил последнюю фразу и завершил вызов, не дождавшись ответа.       Джон в порыве швырнул телефон на кровать и вышел из комнаты, не проронив ни слова. Хлопнул дверью. Ханна напряглась, сейчас попасть под горячую руку мужа было проще простого. Спешно растерев остатки крема по лицу, Ханна поднялась с места, чтобы как можно быстрее улечься и сделать вид, что она спит. Обычно это помогало. Идти к нему и пытаться успокоить, как это сделала бы «хорошая жена», было чистой воды самоубийством и глупостью. Она беспокойно пролежала около часа, в какой-то момент глаза начали слипаться, и женщина провалилась в тревожный сон. Впрочем, проспала она недолго.       Дверь резко открыли, от мощного толчка она влетела в стену. Шум разбудит Ханну. Женщина слышала, как Джон бормотал что-то себе под нос и сопел, словно малый ребёнок, пока попытался, судя по лязгающему звуку пряжки, расстегнуть ремень. Услышанного было достаточно, чтобы понять: он пьян, сильно пьян, а это всегда очень и очень плохо заканчивалось.       — Ханна… — Его голос вызывал дрожь.       Она молчала, продолжая делать вид, что крепко спит. Кровать с другой стороны продавилась под весом мужского тела. Ей захотелось исчезнуть, растворится в воздухе, чтобы больше не делить с этим мужчиной ложе, не чувствовать его горячее дыхание на своей шее по утрам, когда он прижимается во сне, закинув на её тело тяжелую руку. С каждым днём она всё больше ощущала себя собственность мужа. Безвольной, безразличной ко всему происходящему, смирившейся. И с каждым днём отвращение к самой себе из-за этого лишь росло.       Неравный брак лишь по началу кажется чем-то захватывающим. Красивый, загадочный, сексуальный и неприлично богатый мужчина, обладающий при всём этом властью — образ, привлекающий внимание пугающе большого числа женщин (и некоторых представителей противоположного пола, чего таить). Волнующая фантазия, в которой самая простая женщина притягивает внимание этого мужчины, овладевает его мыслями, его сердцем, и кошельком в качестве приятного дополнения. Она делает его зависимым, становится его «единственной», ведь только ей дана возможность управлять им, влиять на его решения, соблазнять, манипулировать, в конце концов. Да, вот так легко и просто, не имея соответствующего статуса в обществе и огромного состояния, женщина подчиняет себе мужчину.       Что же на деле? А на деле всё это лишь иллюзия, которую женщинам активно скармливают книги и фильмы с романтической начинкой. Окажись вы в жизни на месте этих героинь, счастливого конца может и не быть. У кого деньги и статус, тот и у руля, всё просто. И если рулевому вы вдруг сильно не угодите или наскучите, велика вероятность внезапно оказаться за бортом. В таком союзе женщина редко имеет влияние или значимую власть над мужчиной. Печально, но факт.       В случае Ханны всё было несколько сложнее. Казалось, есть деньги, есть статус, но вот у мужа и связей, и денег было больше. Окажись она за бортом, спокойно гребла бы к берегу, ведь кроме разорванных отношений ничего не изменилось. Но на шее был шипастый проводок, а за бортом плавали акулы, которые могли как урвать её материальное состояние, так и нанести физические травмы (возможно, не совместимые с жизнью). Застрять на борту вместе с опасным рулевым, не имея возможности сбежать, что может быть лучше?       Будь у Ханны покровитель, она тут же отбросила бы мужскую руку, что ползла по её бедру, пробираясь под пижамные шорты. Но ей лишь оставалось сглотнуть ком в горле и аккуратно предпринять попытку утихомирить Джона.       — Солнышко, я так устала, — начала она сонным голосом, стараясь унять дрожь, — пожалуйста, давай завтра? Тебе ведь тоже нужно как следует отдохнуть…       Рука на бедре резко сжалась.       — А что, если я хочу сейчас? — ответил он заплетающимся голосом, пробираясь к шее, оставляя неприятный влажный поцелуй и алкогольный шлейф.       — Утром это будет приятнее, я тебе обе-, — закончить фразу она так и не смогла.       Рука мгновенно исчезла из-под шорт и больно схватила за волосы, оттягивая голову назад. Горячий шёпот у самого уха вызывал отвращение и страх, по щеке Ханны скатилась непрошенная слеза.       — Ты, похоже, забываешься. Думаешь, раз я в последние дни такой добрый, то можно начать наглеть? Не кажется ли тебе, что неправильно ставить свои «не хочу» выше желаний мужа?       Джон потянул сильнее, женщина издала стон боли. Попыталась ответить. Резкое движение, и Ханна на полу, пьяное тело опасно возвышалось над ней. Она успела увидеть лишь отблеск пряжки ремня в лунном свете, после чего последовал жгучий удар.

***

      — Я был пьян, Ханна. Ты знаешь, что в такие моменты лучше молчать. Но вчера это, почему-то, не остановило тебя, — Джон завязывал галстук у зеркала, полностью игнорируя отражение сжавшейся на кровати жены.       Она чувствовала унижение. Слабая и безвольная, в очередной раз стерпела издевательства любимого мужа. В этот раз что-то новенькое, особенно жестокое. Линейные гематомы красовалась на спине миссис Визло. Горячие слёзы стекали на подушку, сейчас плакать можно, ведь Ханне было чертовски больно и обидно. Конечно, Джон винил её, иначе быть просто не могло. Сейчас она и сама думала о том, что лучше бы стерпела мерзкий половой акт с пьяным, горячо ненавистным ей мужчиной, чем это.       Мистер Визло расправился с галстуком и поправил воротник тёмно-синего пиджака, который подчёркивал цвет его глаз. Когда Ханна не видела мужа, она не могла вспомнить цвет его глаз — зелёные или всё же голубые? Наконец, он взглянул на свою жену, что лежала к нему спиной, её поза словно говорила: «Посмотри. Это ты сделал». И ему вдруг стало её жаль. Осторожно подойдя, он положил холодную ладонь ей на голову, заставив вздрогнуть.       — Мне пора. Я вернусь, как только закончу со всеми делами, возможно, завтра днём. Отдохни. Мужчина склоняется над ней и целует в щёку, чувствует солёную влагу на губах, отстраняется. Прежде чем покинуть спальню, он бросает:       — У нас сегодня назначен сеанс, я не стал его отменять. Если найдёшь в себе силы, сходи. Вам есть что обсудить. Только следи за словами. До завтра, солнышко.

***

      Лишь в четыре часа вечера Ханна заставила себя подняться с кровати. Безусловно, если не двигаться, то боль чувствуется не так сильно, однако от созерцания сосен за окном уже начало подташнивать. Возможно, это было из-за голода, с самого утра не съела ни крошки, даже не пила. Тяжело встав, направилась в гардероб, переоделась, накинула на плечи кардиган из самой мягкой ткани, которая только была. Нашла силы сходить в ванную, чтобы привести себя в порядок и обработать травмы заживляющей мазью, что довольно резко пахла травами. На душ сил не хватило.       Сеанс благополучно пропустила, даже не позвонила доктору Лектеру, чтобы предупредить. Но на данный момент это едва ли её волновало. Съев свой поздний завтрак, Ханна открыла бутылку вина, проигнорировав наличие бокалов, отпила из горла. Прихватив одну бутылку, направилась в гостиную. Включив музыку на максимальную громкость, она пила, пританцовывая. Пустой взгляд блуждал по отталкивающему её дому. Дому, который она купила сама. Увы, уютным гнёздышком ему не суждено было стать. Так проходил её вечер.       От неспешных движений Ханна устала довольно быстро. Прикончив первую бутылку вина и расправившись с половиной второй, она подскочила под особенно заводную песню и начала танцевать. Хаотичный, бешеный танец, выматывал её и приносил боль в спине из-за резких движений. Не удержав равновесие, женщина рухнула на ковер, чудом не расплескав остатки вина. Захохотав, она поставила бутылку на кофейный столик, а затем, упёршись лбом в мягкую обивку дивана, громко разрыдалась.

***

      Ганнибал вносил последние заметки в дело пациента, когда в дверь внезапно постучали. Мужчина недовольно поднялся с места, часы приёма уже закончились, он никого не ждал. Стук показался ему неуверенным. Отворив дверь, он увидел на пороге растрёпанную женщину с заплаканным лицом.       — Миссис Визло? Что с вами произошло? — он вопросительно приподнял брови, принюхался, — Вы что, пьяны?       — Лишь самую малость. Я могу войти? — она помялась, Ганнибал незамедлительно впустил её, — Называйте меня Ханна, прошу. Не люблю свою фамилию, — она огляделась, кабинет выглядел точно также, как и в последнюю — и по совместительству первую — их встречу.       — Что с вами произошло? — повторил свой вопрос Лектер, озадаченно глядя на пациентку.       Вновь проигнорировав его вопрос, Ханна, оглядев его стол, сказала:       — Я вас отвлекла, простите. И на приём сегодня не пришла. Простите. Джон тоже должен был прийти, — она скривилась, — но улетел по работе. Я должна была прийти, знаю, надо было позвонить, предупредить, я… Пришла сейчас. Хотя для сеанса как-то поздно, понимаю. Просто не знала, куда ещё пойти, дома находиться невозможно, стены давят на меня, доктор Лектер, я ненавижу этот дом. Ненавижу его. На-на-ви-жу.       — Ханна, — он положил ей руку на плечо, женщина дёрнулась, что не осталось без внимания Ганнибала, его руку она не убрала, — Ханна, прошу вас, скажите мне, что произошло? Сейчас вы в безопасности. Посмотрите на меня, — она послушалась, — здесь только вы и я, можете быть честны.       Горько усмехнувшись, она освободила руку и начала развязывать пояс плаща. Ганнибал ждал. Сбросив предмет верхней одежды прямо на пол, она повернулась к мужчине спиной и приспустила с плеча кардиган, демонстрируя яркие гематомы. В голове словно что-то щёлкнуло.       — Я хочу убить своего мужа, доктор Лектер. Хочу размозжить его голову, бить его о стену до тех пор, пока черепная коробка не треснет. Пока я не увижу его отвратительный мозг, пока не увижу все мерзкие, грязные мысли, которые роятся в его больной голове. Я хочу швырнуть его тело на землю, — она развернулась к Ганнибалу и посмотрела ему в глаза, — и пройтись по его смазливому, искаженному гримасой ужаса и боли лицу, слушая хруст черепа. Я ненавижу. Ненавижу Джона Визло.