***
Ей в жизни совсем не везёт. С самого детства она привыкла быть объектом насмешек, – дети так жестоки – и, в общем-то, даже привыкла. Ну, подумаешь белые волосы, что в этом такого? Но так считала только она, в отличие от других. Насмешки перешли в настоящий буллинг, а дальше в каждодневные драки. Медея могла за себя постоять и ей приходилось доказывать это каждый чёртов раз. Отец уже давно спился. Она ещё и в первый класс не пошла, как он уже ходил налево и просаживал деньги в казино. А мать ждала его, как сумасшедшая, говоря, что он исправиться и всё будет «как прежде». «Как прежде» не наступило. Отец всё больше погружался в долги, пока однажды, придя со школы после очередной драки, Медея не заметила в своём месте жительства незнакомых странных людей. Они недобро усмехались и забрали её с собой. Ей было тринадцать, когда её и мать продали в бордель. Она знает, что мама была очень красивой. Длинные белые волосы, голубые глаза, прекрасная фигура. Каприссия… пользовалась популярностью. Медея молилась всем богам, чтобы подольше оттянуть момент встречи с первым клиентом. Ведь всегда найдется какой-то извращенец, требующий экзотики. К сожалению, такой нашёлся спустя месяц. Она сидела в своей комнате, которую делила с такими же девушками, как она, и спокойно читала книгу. А через пять минут в комнату влетела одна из проституток и приказала ей собираться. Её купили, как какой-то кусок мяса на рынке. От такой Судьбы хотелось выть. Она хотела сбежать, уйти с этого проклятого места, но бросить мать, которая всё также самозабвенно ждала своего мужа, Медея не могла. Всё светлое, что в ней осталось – любовь к этой женщине – она не могла забыть. Её красиво накрасили, одели в сексуальное нижнее бельё и приказали ждать клиента в зарезервированной комнате. Она уже хотела сбежать через окно, как дверь открылась, впуская в помещение посетителя. Медея крепко сцепила зубы, боясь выдать свой страх. Перед ней стоял мужчина средних лет, который мерзко улыбался и опирался на трость. — Ну же, деточка, покажи, что умеешь. Единственное, что в этот момент крутилось в её голове: когда всё это закончится? Медея терпела. Сжав зубы и абстрагировавшись от всего извне, она старалась не думать о происходящем. Старалась забыть тот мерзкий запах, исходящий от этого человека и боль, которую он принёс за собой. Она чувствовала себя мерзко от всех этих касаний и поцелуев, от блестящих глаз, которые наблюдали за ней всё это время. Отделаться от липкого отвращения не было возможности. Ей говорили терпеть это каждую ночь. Медея, затолкав в себя всё отвращение, терпела. Пока в одну ночь на порог её комнаты не пришёл человек, сказавший, что стрела выбрала её. Что за стрела она понятия не имела, но была готова на всё, лишь бы сбежать отсюда. — А как же моя мама? — Она не такая особенная, как ты. Она обычная. Медея думала, что умрёт, когда эта стрела, будь она неладна, пронзила её насквозь. Потухающим сознанием цеплялась за реальность, думая о всём, что с ней произошло. Вся горечь, что копилась в ней годами от непонимания, боли и несправедливости вылилась в огромный концентрированный сгусток ненависти. Так на свет появился Sharp Shadow, её станд, а Медею приняли в ряды пешек Польпо. Её кинули ликвидаторам, где в первый же день она чуть не попрощалась с жизнью. Грубить старшим и опытным Медея отвыкла тут же. Здесь же она учиться держать нож в руке, стрелять и всегда быть на чеку, потому что подставы можно ожидать даже от своих. В таком темпе проходит «спокойных» полгода, пока ей не сообщают, что её мать залетела от клиента и ей придётся сделать аборт. Только вот она почему-то скрывала эту новость до последнего. — Ты должна это сделать, пока не стало поздно! – Медея впервые кричит на неё, от чего у Каприссии наворачиваются слёзы на глазах. — Н-но… это же мой ребёнок… – женщина жалобно поднимает на дочь взгляд, пытаясь ту разжалобить. — А содержать его кто будет? Я? Ты? Не смеши меня, он уже стал проблемой, представляешь, сколько бед он принесёт в будущем? Хоть раз подумай головой, а не сердцем, – девушка устало вздыхает, складывая руки под грудью и переводит взгляд на окно в комнате. Её маленькая однокомнатная квартира, которую ей выделили, не могла похвастаться размерами на двоих, но они с матерью кое-как помещались здесь. Медее страшно представить, что будет с ребенком в такой обстановке. — Я… я не могу сделать его. Девушка раздражённо выдыхает, переводя взгляд с окна на женщину. — Почему? — Дея, я могу умереть, – Каприссия опускает глаза в пол и подросток вздрагивает. – У нас нет денег на высококвалифицированную помощь и я боюсь, что… со мной что-то случиться. — Хорошо, с этим я согласна, – Медея резко дёргает головой из-за чего волосы, собранные в небрежный пучок, падают на спину и плечи, – Но мы не можем дать ему нормальные условия… — Всегда есть детские дома, Дея. — Детские дома? – голос резко холодеет и подросток переводит острый взгляд на сжавшаюся мать. – Хочешь отнять у него нормальное будущее? — Я-я н-не это имела ввиду, ты же знаешь… – женщина боязливо поднимает взгляд на дочь. Голубые, до сих пор наивные глаза, встречаются с тёмно-зелёными. — Что. Ты. Планируешь. С ним. Сделать? Я не могу принимать одна все решения в этой чёртовой жизни. — Я-я… не знаю, хорошо?! Я не знаю, но хочу этого ребёнка, Дея, также, как в своё время хотела родить тебя! Девушка лишь бурчит, что можно было бы и не так громко, она бы поняла. А когда выплатим долг отца, то сможем жить свободно, хорошо? Медея на это надеется.***
На дворе зима. Падают большие хлопья снега, и веет холодный ветер. Глубокая ночь, а Медея сидит в родильном отделении и слышит за стенкой крики роженицы. Пальцы резко сжимают и теребят край курточки. Взгляд метаеться с одного угла в другой. — Восьмой месяц, чёрт… Она искренне молиться, чтобы всё было хорошо. Пора было уже привыкнуть, что хорошо не будет никогда. Каприссия рожает двойню и решает скоропостижно скончаться от осложнений, передав всю ответственность за жизни двоих маленьких детей ей. Это не то, о чём она должна волноваться в свои четырнадцать! У неё хватает сил только дать им имена – мальчик Дарио и девочка Доротея. У Медеи затравленный взгляд, когда она смотрит на маленькие комочки под аппаратом жизнеобеспечения. Она впервые за последние два года плачет. Не из-за того, что ей будет наверняка тяжело, а из-за того, что своими необдуманными действиями дети остались без матери и счастливой семьи. — Напишите отказ от опеки, сеньорина Бьянки? – неожиданно рядом с ней появляется врач. – Вас бы тоже, по-хорошему, надо бы в интернат, но… у вас есть покровители, не так ли? Она бездумно кивает, вытирая рукавом курточки слёзы. — К-куда их теперь?.. — Побудут пока под наблюдением, а потом в дом малютки. Мне правда очень жаль — А… оформить опеку?… Мужчина невесело усмехается. — Вам же ещё нет восемнадцати, милочка.***
Так проходит ещё четыре года, пока ей не стукает те самые пресловутые восемнадцать. Конец детства, которого у неё так и не было. За это время многое меняется. Ей наконец удается выплатить долг отца (которого она ненавидит, если честно), переехать в двухкомнатную добротною квартиру (естественно, под проценты) и… …на неё смотрят две пары голубых глаз, и она вновь сдерживается, чтобы не зареветь прямо здесь. Чёрт, она уже как бы взрослая, верно? Плакать от осознания этого хочется ещё больше***
Её бросает от одной команды ликвидаторов к другой. Руки уже гниют от количества крови на них, но она продолжает улыбаться своему брату и сестре, чтобы не вызвать лишних подозрений. Ей до сих пор верят, что она работает простым информатором. Медее в первый раз за всю жизнь становится стыдно. — Дея, смотри, какая ракушечка красивая! Её маленькой сестре шесть лет и у неё уже есть соулмейт. Медея вымученно вздыхает, смотрит на сияющие глаза сестры, и всё внутри переворачивается от осознания реальности. А на её рёбрах ещё с четырнадцати теплиться надпись на латинском: «Побеждали лучшие и сильные. И эти лучшие были ужасны.» Как будто мне дерьма мало в жизни***
Они встречаются, когда ей только-только исполняется двадцать. Бруно Буччеллати вызывает чувство защищённости, и, пожалуй, этого хватает, чтобы расположить к себе (по крайней мере, она не против провести время в его компании за разговором). Они особо не контактируют какое-то время, просто кивают в качестве приветствия, когда видятся, и идут по своим делам. Но вот когда… это превратилось во что-то большее? — Я вынужден перевести тебя в банду Буччеллати, бу-хуу, – Польпо совсем не обращает на неё внимания, но Медея этому даже рада. Общение с начальником давит и женщине тяжело дышать. Ей вообще не интересно, что ей прикажут, но ради любопытства спрашивает зачем. — В последнее время… – босс отпивает вино из бокала. – У меня плохое предчувствие насчёт этого парня. Нужно его проверить. Медея пожимает плечами, тем самым говоря, что ей всё равно. — Бу-хуу. Принеси мне хорошие вести.***
В команде Буччеллати очень разные личности. Верующий в приметы Миста чего стоит. Но они вроде принимают её. Не с первой встречи, конечно. Сначала они ведут себя настороженно (что естественно), а Леоне вообще подозрительно прожигает в ней взгляд на протяжении долгого времени. Первым, как ни странно, отходит Наранча. Они часа два разбирают одну тему, в конце которой она не выдерживает и высказывается. — Ты такой же обучаемый, как мой шестилетний брат… Медея ещё до конца не поняла, зачем ляпнула такую важную личную информацию, но было уже поздно. Она принялась и дальше объяснять на пальцах как считать, предпочитая не обращать внимание на взгляды.
Sharp Shadow — острая тень.
ДАЁШЬ ЖИВЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ!!!
4149 4991 3981 4667 – если у кого есть, то киньте кто-нибудь 5 рублей на карандаш, по-братски.