Как пpекpасен этот сон, сквозь безмолвие вpемён. Ты всю жизнь ко мне идёшь, мадонна.
Огненно-красное солнце медленно скатывалось за розовое пушистое облако, намереваясь исчезнуть, превратиться в тоненькую полоску света на темнеющем небе. Джареда это вовсе не смущало, хоть и до дома было слишком далеко идти, а по темноте было все таки страшновато одному. Но оторваться созерцать водную гладь, где плескались старшие ребята, шестилетний мальчик был не в силах. Он ещё не знал и не понимал своего восхищения одним из парней, который был красив, как Мадонна. Так папа всегда говорил маме, Джей и запомнил. Но, ни кто такая Мадонна, почему она была красива, он не понимал. Главное, что это описание, как думал он, подходило этому светлому, с веснушками, с золотистыми волосами пареньку. Тот вышел из воды, тут же замотавшись в полотенце, плюхнулся на покрывало. Джаред только сейчас заметил, что помимо детей там были еще и взрослые, значит, семейный отдых. Красивая женщина села рядом с этой Мадонной, обняла за плечи, и поцеловала в мокрую макушку. Маленький Падалеки выдохнул, набираясь смелости, чтобы уже выйти к ним и познакомиться, но тут ему прямо в голову прилетел мяч. Он вскрикнул, скорее от неожиданности, чем от боли, и, повернувшись, наткнулся на еще одного мальчишку. К нему тут же присоединилась девочка, которая радостно захлопала в маленькие ладошки. — Мама! Мама, смотри, кого мы нашли! Женщина поднялась с земли, подошла ближе, смотря на сжавшегося мальчика. Ох, Джаред хотел как можно скорее уйти домой, чтобы его не разглядывали, не говорили с ним, хотя и сам хотел познакомиться. — Привет, — она присела перед ним, ласково улыбаясь. — Ты что тут делаешь? Джей пожал плечами: — Гуляю. — Один? Уже темнеет. Нам стоит проводить тебя? — Я недалеко живу, — соврал он, натыкаясь взглядом на подошедшую Мадонну. — Привет. Но старший мальчик промолчал, лишь моргнул пышными ресницами. — Прости его, — шепнула женщина. — Это Дженсен. И он глухонемой. Джаред вылупил глаза, аккуратно вышел к нему, протянул ладошку, на что мальчишка склонил голову, как птица. — А как он говорит? — Жестами, — женщина улыбнулась снова. — Хочешь, научу тебя говорить «привет»? Джей кивнул. Она поднесла две руки друг к другу, и сделала медленный поворот ими. — Повтори. Падалеки повернулся к Дженсену, сделал точь-в-точь, как показала его мама, но тот, почему-то, не ответил ничего. Тогда женщина как-то быстро задвигала ладонями, обращаясь к сыну, и тот тоже так же повторил. — Он сказал, что ему нравятся твои волосы, — перевела мама. Мальчик продолжал жестикулировать. — А теперь, что он хочет угостить тебя. — Женщина мягко подтолкнула Джея. — Иди, не бойся. Джаред пошёл следом за Дженсеном к покрывалу, на котором были разбросаны фрукты, бутерброды на пластиковой тарелочке, конфеты в коробке. Старший протянул большой спелый персик, при этом задевая чужие пальцы. — Спасибо, — прошептал Джей, а потом опомнился. — Как поблагодарить его? Но женщина не услышала, отвлекаясь на других детей, поэтому, Джаред просто схватил его за ладонь и сильно сжал. Дженсен просиял. Потом, в полной темноте, они всей семьёй проводили Джареда до дома, и Падалеки всю дорогу шел, держась за руку с новым другом. — А можно мне к Дженсену приходить? — попросил он у миссис Эклз, когда они прощались. — Обязательно, — кивнула она. — Только тебе нужно будет выучить несколько жестов, чтобы быть на одной волне с ним. — Да, да, конечно, — обрадовался Джей, а потом подбежал к мальчику, крепко-крепко обнял его, уткнувшись в теплую шею, ощущая, как руки обвивают его талию.***
Книжка с изучением жестов была прочитана и перечитана раз пятьдесят, не меньше. Несколько «слов» было зазубрено и въелось в подкорку сознания. Они уже две недели играли с Дженсеном в саду под большой липой, белоснежные цветки которой путались во вьющихся волосах Джареда, которых слишком часто касались пальцы Эклза. — Ты красивый, — жестами сказал Дженс, укладывая свою голову на колени мальчику, блаженно прикрывая глаза. Джаред, вместо ответа, положил руку ему на плечо, чувственно сжал, откинулся на ствол дерева, слушая, как редкие пчелы кружатся над соцветиями. Им было хорошо вместе. Даже не нужно было говорить. Они рисовали, бегали, что-то строили, а потом обязательно неслись к реке, чтобы плескаться до самой темноты. Возвращались в розовых лучах заката, счастливые, улыбающиеся. Обнимались традиционно и прощались до завтра. За этой дружбой летело время, летела жизнь. И вот под липой уже сидели не десятилетние пацаны, а прекрасные восемнадцатилетние юноши. Джареда, который, правда был младше года на четыре, вовсе не смущало, что все его ровестники тусовались в компаниях, заводили новые знакомства, искали любовь всей жизни, в то время как он сидит здесь, со своей прекрасной Мадонной, смотря на то, как красиво передвигаются его пальцы, когда он «рассказывает» очередную историю. Дженсен учится в специальной школе, где обучают детей-инвалидов. Джареду до бешенства не нравится это название, он готов глотки перегрызть каждому, кто посмеет назвать его Дженса таким образом. Еще ему не нравится, что Эклз сейчас рассказывает о каком-то парне, который учится вместе с ним. И, видимо, очень симпатизирует ему. — Он красив. И очень умен. Он много читает, смотрит на звезды. У него дома есть телескоп. Я бы хотел узнать его поближе. Может, стоит пригласить куда-то? Как думаешь? Джаред думал лишь о том, как бы не впасть в тягучее состояние под терпким названием Ревность. За свои шестнадцать лет он узнал о таком чувстве, как влюбленность, и очень ярко ощущал его, находясь рядом с Дженсеном. Ну, в него невозможно было не влюбиться: крепкий, красивый, солнечный, яркий. Но при всем этом, такой робкий и стеснительный, что щемило в груди. И Джей уже не давил это в себе. Да, он был влюблен и очень сильно. Понимая, что это не совсем правильно, он сам парень, стоило найти девушку, увлечься ей, но вовсе не хотелось. И наслаждаться Дженсеном было прекраснее самого прекрасного в мире. Но признаться ему было страшно. Вдруг, получит отказ. А разбивать дружбу не хотелось. — Может, мы сходим куда? — Джаред посмотрел на него, подталкивая его подбородок носом, будто большой щенок. Дженсен улыбнулся, поправил золотистую челку, быстро жестикулирая руками: — Посидим здесь? Тут так тепло и солнечно. Я хочу немного погреться. Или тебе жарко? — Нет, всё хорошо. Конечно, как хочешь. Иногда было тоскливо. Хотелось прижиматься к крепкому телу, любоваться солнечными бликами в зеленых омутах Эклза, гладить его колени, пока тот выводит четкие линии на небольшом мольберте. Ему нравится смотреть, как Дженсен лежит на покрывале, прячась среди пышных розовых кустов, которые каждое лето расцветают в саду миссис Эклз. Джаред не фетишист, но он влюблен в эти глаза, в эту улыбку, в это тело. И понимать, что это всё великолепие не будет принадлежать ему, очень огорчает молодого Падалеки. Еще огорчает, что через несколько дней ему предстоит пройти практику, а это значит, что придётся оставить Дженсена. Они пока не обсуждали эту тему. Им слишком хорошо, а прерываться на грусть вовсе не хочется. Они так и засыпают, привалившись друг к другу под тенью липы, через кружева листьев которой сияет теплое июньское солнце. Во снах, Джаред уже давно жадно целует и ласкает Эклза. И даже создаётся ощущение, что он действительно ощущает тепло кожи, запах хвои от его одеколона, колючие волоски на стриженном затылке. И когда крепко обнимает, слышит биение сердца в мощной груди. Но наяву ему доступна лишь невинность. Самое большое, что ему дозволено - переплести пальцы, крепко сжать их. Или обнимаясь, прижиматься близко-близко... Хочется большего. Хочется целоваться.***
В декабре они сидят под наряженной елкой, отсчитывая часы до Рождества. Их родители, подружившись тоже, отмечают на кухне. Слышатся их смех, музыка, звон бокалов, смех детей. Как же хочется, чтобы Дженсен тоже это все слышал. Но ему недоступны звуки этого мира. Джаред, наливает им вина и шепчет на ухо, зная, что тот не услышит: — Люблю тебя. И клянется, что когда начнёт зарабатывать уж точно купит ему слуховой аппарат. Дженсен отпивает из бокала, улыбается, тянет руки вперёд: — Тебе очень хорошо в этом костюме. Наверное, отбоя от девушек нет. Падалеки смеётся. Да уж. Нет, это правда так. Но только он никого в упор не замечает. Все его мысли забиты одним человеком, который согревает душу. — А как у тебя с тем парнем? Ты больше не говорил о нем. Эклз жмёт плечом, трогает пальцем колючую веточку хвои, на которой покачивается синий блестящий шар с нарисованным на нем ангелом. — Я передумал. Падалеки поднимается, выключает свет, зажигает гирлянду, возвращается обратно, и резким движением закидывает ноги Дженсена себе на бедра, гладит колени, выводит известные только ему одному узоры. Благодаря яркой гирлянде, может читать жесты Дженсена. — Ты уже целовался? Этот вопрос заставляет сердце сжаться. — Нет. А ты? Эклз протягивает руку, касается волос парня, пропускает их сквозь пальцы. Двигается ближе, перекидывает ногу через бедра Джея, садится сверху. Падалеки ловит его тело руками, сжимает на боках, невесомо поглаживая. Они смотрят друг на друга, сверкая огоньками в глазах. Дженс улыбается, проводит согнутыми пальцами по гладкой щеке парня. Джаред потирается об ладонь, закрывает глаза, когда Дженсен наклоняется, трогательно потирается носом об его нос. Как же хорошо. Как тепло. Сейчас... Вот-вот. Он осмелеет, притянет его ближе, накроет губы сладким поцелуем, задохнется от счастья. Вспоминается детство. Тогда они поцеловались в щечку, это не считается. Просто Дженсен поздравил его с Днем Рождения. Сейчас же он проделывает ту же штуку, тянется, касается губами щеки, надолго замирает. И в этот же момент раздаются радостные крики взрослых с кухни. Рождество! Падалеки обвивает Эклза за спину, дергает на себя. Они отползают куда-то за елку, где есть место. Там младшая сестра иногда играет с куклами. Сейчас они лежат там, переплетясь руками и ногами, лениво целуются. Нет, не целуются. Они просто касаются губами лица, шеи, рук, старательно обходя губы. И только тогда Дженсен тянет руку к паху Джея. Внутри всё замирает, скручивается огенным шаром, когда ладонь скользит под брюки, под белье, сжимает возбужденный член. Джаред кусает губы, проглатывает стон, чтобы никто не потревожил их. Главное, чтобы родители не пришли вдруг в гостиную, не включили свет. Иначе, он умрет. Отвечает ему встречной лаской, гладит в хаотичном порядке бедра, предплечья, живот. Распаляясь от нежных движений внизу, он потирается носом об щеку, прихватывает губами мочку уха Дженса. Хочется сказать ему что-то приятное, но тот не услышит. А руки сейчас заняты. Эклз поднимает голову, снова ласкается носами с Джеем, а потом языком раздвигает губы. — Моя Мадонна, — в восхищении шепчет Падалеки и тут же переводит это на язык жестов. Дженсен смеется, увереннее прижимается, целует бережно и трогательно. Они пьют друг друга, любуясь, как блики гирлянды оставляют на лицах красный, синий, золотой свет. От елки терпко пахнет хвоей, игрушки качаются от движений двух парней, которые трепетно ласкают друг друга, давя стоны в поцелуях. Белоснежное семя смешивается на их пальцах, шумное дыхание перемешивается на губах. И Джаред благодарит всех святых за то, что Рождество - светлый праздник. Теперь, самый любимый.***
Они робко делят постель, абсолютно не говоря друг другу, что любят. Просто занимаются сексом, крича от удовольствия. Теперь, можно. Они снимают квартиру, наслаждаются каждой секундой, проведенной вместе. Джаред устраивается на работу, в то время как Дженсен уже четыре года работает на одну прибыльную фирму. Мистер Крипке хороший человек, он помогает своему подчиненному во многом, но и Эклз довольно умный и грамотный человек. Он прекрасно справляется с работой, что обеспечивает ему хорошую зарплату. Падалеки грезит мечтой о том, что надо скопить денег на слуховой аппарат. Он консультируется с врачами, с людьми, которые прошли это. Дорого, но это стоит того. Он всё сделает, чтобы Дженс мог слышать. — Мне так хорошо с тобой, — «говорит» Эклз, нежась после секса. — Я тебя люблю, — отвечает впервые Джаред, и целует его руку. — Я кое-что задумал. Надеюсь, получится. Дженсен восхищенно выдыхает, улыбается. — Это красиво выглядит, когда ты говоришь о любви. Я ведь тоже люблю тебя. Мне почему-то страшно неловко признаваться. О чем ты думаешь, поделись? Джей лишь целует его, проваливаясь в сон.***
Дженсен с восторгом маленького ребёнка вслушивается во всё: птицы, шум машин, гул города, тихий классический рок, жужжание кофемашины по утрам. И самое главное - голос любимого человека. Он с жадностью ловит каждое слово, произнесенное Джаредом и пытается отвечать, но на это уходят годы. Он исправно занимается с логопедами, тренируется с Падалеки. И совсем не сдается. Ему нужно это! Ведь ради него Джей когда-то выучил язык жестов. Зато, через долгие лет шесть, Дженсен всё ещё ломающимся языком, но довольно чистым голосом, уверенно говорит: — Я люблю тебя. И Джаред ласково целует его.