По ту сторону зеркала

Если бы вы попросили одноклассников Кэти Холт описать её, то первое, что ответили бы двадцать два процента из них — безэмоциональная. Семьдесят пять процентов спросили бы: «Кто это вообще?», оставшиеся (три человека) признались бы, что считают её стервой. В общем и целом, последнее утверждение недалеко от правды, в отличие от первого. Кэти не чужды эмоции. Ежеминутно она ощущает огромный их спектр, скачущий между эйфорией от решённой задачи до брезгливости к прилюдно демонстрирующим свои отношения парочкам. Испытывает ли она эмоции? О да. Показывает ли она их? Нет. Выставлять напоказ что-то, помимо превосходства над другими, вообще не про Кэти. Даже когда любимый старший брат уезжал в свой крутой университет, она не смогла как следует расстроиться. Ей было больно, очень. Кэти не хотела признавать, что уже не будет как раньше, что они выросли и вряд ли снова будут играть в безумных учёных в своей секретной лаборатории, которую соорудили ещё детьми из всякого хлама в подвале старой заброшки. Не хотела отпускать его. Уже скучала, хоть он даже порог ещё не переступил. Но её лицо было безучастным, к чему брат отнёсся с юмором, а мать посмотрела на неё с немым осуждением. Отец обнял тогда их всех и сказал словами всё то, что не смогла сказать Кэти. После, оставшись одна в своей комнате, она позволила себе поплакать. У неё в целом с выражением чувств не клеится. Вот почему она точно помнит, как девятого апреля, в десять пятьдесят три вечера по Гринвичу, в подвале заброшенного здания на юго-западе Уэйтс-авеню впервые закричала от ужаса. — Эй, я не настолько страшный, — парень перед ней выглядит оскорблённым. Смертельно. Дует губы, вскидывает острый подбородок и скрещивает руки на груди. Справедливости ради, он смазливый до отвращения, даже в такой… форме. Полупрозрачной. — Т-ты призрак?! — спрашивает Кэти чересчур громко, отчего парень морщится. — М, не думаю. Я вполне себе живой, просто гуляю тут ночами, вот и всё. Страх отступает; его сменяют интерес к неизведанному пополам с возмущением от вторжения в личное пространство. Вместо того, чтобы взять себя в руки и с деловитым видом начать задавать вопросы, как сделал бы брат, она даёт эмоциям волю. Тычет пальцем, чувствуя, как щёки горят от злости: — Это ненаучно! Никто не гуляет ночами сквозь стены в… бестелесном состоянии! — Ну я же здесь? — Значит, ты ненаучная хрень. Или всё же призрак, выбирай. — А призраки, по-твоему, хрень очень научная? Кэти открывает рот, чтобы продолжить спор, и тут же захлопывает обратно. Парапсихологию за науку она не считает, так что замечание по делу. Между тем этот не-призрак улыбается и взбирается на её стол с видом победителя, занимающего пьедестал. Любопытство побеждает, так что Кэти оставляет при себе раздражение и игнорирует отвратительно довольное лицо над головой. — Как ты не проваливаешься сквозь? — На самом деле это сложно. Приходится воображать поверхность под собой, иначе, — он вытягивает вверх руки, и теперь над столом оказываются только они и взлохмаченная макушка, обрезанная по лоб, — вот. Здорово, правда? — Жутко, — не соглашается она. — И ненормально. — Ненормально одной сидеть в стрёмном подвале ночью. Что ты тут вообще делаешь? — Проект по химии, — отвечает Кэти и в очередной раз замолкает, когда парень возвращается обратно на стол. Она его знает. Видит постоянно в коридорах школы, окружённого такими же смазливыми парнями и девушками. Он из тех, кто участвует во всём сразу, посещает миллион кружков и кого директор ставит в пример, когда школьный психолог в очередной раз пытается влить тебя в социум. Заноза в заднице, если коротко. Макклейн, если ещё короче. Будь в нём хоть какой-то цвет, кроме дымчатого белого, Кэти сообразила бы быстрее. Она его узнает, но, кажется, он не узнаёт её. Или делает вид, что не узнаёт. В этом он такой же, как большинство. Кэти решается задать вопрос, который должна была задать с самого начала: — Что ты вообще такое? — «Кто», а не «что». Это обидно, вообще-то. — И всё же? — Без понятия. — Макклейн заводит руки за голову, делает вид, что откидывается к стене, но до неё остаётся дюймов пять. — Даже имени своего не помню. Вообще ничего. Наверное, это странно? — Странно быть нематериальным. — Кэти проводит рукой горизонтальную линию, и вместо того, чтобы упереться в бок Макклейна, ладонь проходит сквозь. — Амнезия явление вполне распространённое. — Ты забавная. Вот уж вряд ли. Это одно из последних качеств, которое она могла бы себе приписать, но Кэти решает не переубеждать его раньше времени. Телефон вибрирует в кармане, любезно сообщая, что до привычного визита родителей в её комнату с пожеланиями доброй ночи осталось ни много ни мало двадцать минут. Выругавшись, Кэти сметает вещи в рюкзак и в спешке выключает старые гирлянды, которые служат здесь источником света. — Что, я уже тебе надоел? — Нет, — признаётся Кэти неожиданно для самой себя. — Просто… дела. — Тогда хотя бы скажи своё имя. Своё назвать не могу, к сожалению. Кэти знает. Точнее, припоминает — дурацкое, Лиам или Ллойд, что-то такое — но ничего не говорит. Может, глубоко в душе надеется, что так разговор не оборвётся после пары фраз, она и сама не в курсе. Или в курсе, только признаться ещё и в этом не готова, даже себе. Особенно себе. — Пидж, — говорит она, стискивая в руке лямку рюкзака. — Меня зовут Пидж. — Тогда доброй ночи, Пидж.

***

Хрена с два она добрая. Пидж не может уснуть и в конце-концов возвращается в подвал, именуемый «Сверхсекретной лабораторией Холтов». Разумеется, только для того, чтобы обнаружить, что Макклейна там нет. — Ну конечно, — говорит она вслух, освещая узкие проходы фонариком телефона, — может, я и правда уже сошла с ума от одиночества. — Бу? Пидж вскрикивает и бьёт рукой в сторону звука. Кулак пролетает сквозь ехидное лицо, не встретив сопротивления. Похоже, Макклейну весело. — Всё же хорошо, что я не из плоти и крови. Это было бы очень больно, так, для справки. Синяк бы остался. — И ты его заслужил. Нельзя так подкрадываться к живым людям. — Технически, я не могу «подкрадываться». Ну, ты понимаешь. Но если для тебя это так важно, то давай я буду проговаривать звуки ходьбы? Типа, «топ-топ-топ, я сзади», как тебе? — Ужасно, — несмотря на сказанное, Пидж смеётся, пожалуй, впервые за долгое время. Макклейн дёргает уголком губ. — Ну вот, другое дело. Больше улыбок, меньше размахивания кулаками. Такое нравится, как ты там сказала, «живым людям». Пидж больше не смеётся. Он ведь показался ей… милым? На какое-то время. Совсем короткое. Пара секунд помутнения рассудка, не более. Придурок этот Макклейн. И зачем она вернулась только. — Не хочу слушать наставления от астральных сущностей. — Ого, ты теперь так меня классифицируешь? — Я ещё не решила, как тебя классифицировать. Но ты точно не призрак, так что побудешь «астральной сущностью». — Слишком длинное название. И не крутое. О, может лучше «Астро-мэн»? Типа как у супергероев. Супергерой, он-то? И что же он будет делать, забалтывать врагов до смерти и заставлять их гореть со стыда своими дерьмовыми подкатами? Нет, точно нет. Придирчиво окинув его взглядом, Пидж поправляет очки. — «Астро-бой», разве что. Не дорос ещё до «мэна». — Сойдёт. Макклейн неслышно парит за ней, пока Пидж зажигает свет в лаборатории, а затем приземляется на самодельный диван, представляющий из себя два потрёпанных матраса и старый ковёр поверх. Сама она занимает стул на колёсиках — пожалуй, самый роскошный предмет здесь — и раскладывает на столе тетради, готовясь записывать. — У меня будут брать интервью? Да я почти звезда, — не без гордости говорит Макклейн. Вообще так и есть, но ему пока не нужно этого знать. — Не совсем. Хочу провести исследование. Итак, первый вопрос… — Стой, — теперь его голос звучит иначе. Отдаляется, всё дальше с каждым мгновением, — кажется, я немного исчезаю. Не «немного», а так и есть. Его силует размывается в воздухе, и в один момент исчезает совсем. От него остаётся лишь подвешенный вздох, как несказанное слово. Пидж окликает его. Зовёт, тихо, а потом всё громче. Бродит по всему зданию с фонариком телефона, ожидая нового дурацкого прикола, но нет. Она ждёт час. Два. Три, пока мобильный не сообщает о том, что уже шесть утра и ей пора бы вернуться в постель. Прокляв Макклейна и себя на много поколений вперёд, Пидж второй раз за ночь гасит свет в лаборатории.

***

Невыспавшаяся и злая, она хлопает дверцей шкафчика в коридоре школы. Стайка глупых, по экспертному мнению Пидж, чирлидерш замолкают, обращая на неё своё драгоценное внимание. Конечно же, Макклейн среди них, кто бы сомневался. Теперь он не прозрачный — вполне себе настоящий, с сияющей здоровьем смуглой кожей, чуть взлохмаченными каштановыми волосами и отвратительной тупой улыбкой. — Чего это с ней? — спрашивает он вполголоса, но Пидж всё равно слышит. — Ты про Холт? Забей, она всегда такая. Это вот тоже обидно. Ещё обиднее из-за того, что это правда. Как бы то ни было, Макклейн пожимает плечами и возвращается к разговору с девушками. Будто её тут и нет вовсе, и всех этих ночных приключений тоже не было. Будто ему не было с ней весело. Взяв себя в руки, Пидж шагает в сторону чирлидерш и хватает Макклейна за рукав. — На пару слов, — поясняет она для него, утягивая за собой. — И ты пойдёшь? — возмущается одна из девушек. — Лэнс? Точно, «Лэнс». Почти угадала. — Я на минутку! — Он делает дурацкий жест пальцами, будто стреляет из пистолета, и, ладно, это ещё отвратительнее чем всё, что было до. Когда он смотрит на Пидж, то вся его демонстративная альфа-самцовость испаряется. — Прости, мы знакомы? — Издеваешься? — шипит она. — Хорошо, я понял, Холт. А имя, дай мне секунду, Кейли? Извини, совсем не выспался, как проснулся в три ночи, так и не смог уснуть больше. Пидж отпускает ткань его кофты, осознавая несколько вещей сразу. Первая — тот, призрачный Лэнс, исчез в три ночи; примерно тогда же проснулся Лэнс живой. Она была близка в своей классификации. Вторая — его удивление искреннее, это чувствуется. Он не помнит ничего о похождении своего астрального тела, или что-вообще-это-нахрен-такое. Третье — он действительно красив. Не её тип, совсем, но объективную привлекательность не отнять. Может ли это стать проблемой? Вряд ли. Они из слишком разных миров. Возможно, буквально. — Кэти, — поправляет она, чувствуя, как что-то в ней затухает, так и не вспыхнув. — Кэти. Кэти Холт, я запомню, ха-ха, — наигранный и фальшивый смех. Больше неловкий, из-за чего теперь неловко ей самой. — Так что ты хотела? Пора идти ва-банк. Всё или ничего. Ей нечего терять в любом случае. — Что если я скажу, что сегодня ночью общалась с твоим астральным телом? Лэнс молчит долгие секунды. Сводит брови к переносице, щурит глаза, будто ждёт пояснения шутки, только это не шутка. Когда он понимает это, то делает шаг назад. — Понятно, ты сумасшедшая. Вся эта астрология мне мне неинтересна, прости. — Эзотерика, скорее. — Тем более. Эм, не подходи ко мне больше, ладно? Помахав на прощание, Лэнс, не спуская с неё глаз, пятится к шкафчикам. Смотрит ещё какое-то время, пока его не окликают чирлидерши. Пидж идёт в класс физики и утыкается лбом в стол. Может, Лэнс прав, и она рехнулась.