Високосный кот

В високосный год я был хозяином кота 365 дней в году, а в обычные три года между ними — 364 дня. Один дополнительный день в году я становился довольно бесправным соседом собственного сверстника, который отлично может насыпать себе кукурузные хлопья в тарелку и завести себе механическую мышь, если, конечно, у него будет такое желание. В тот мартовский день, когда мы познакомились с високосным котом, погода с самого утра была не очень, а под вечер и вовсе раскачались старые тополя, снегодождь под ногами отпечатывал каждый мой шаг чуть не в сыром бетоне, швырял мокрый снег с крыш в лицо, был готов свалить на головы тяжёлые глыбы льда. Когда я шёл из гостей, ближе к полуночи, тёмный воздух можно было выжимать. Я проходил мимо улицы Железнодорожной, когда услышал рыдания из подворотни. Очень горькие рыдания, очень сдавленные, словно человек зажимал себе рот кулаком. Я не задумался и свернул туда, но, видно, стукнуло полночь, фонарь погас, и было ни черта не разобрать. Пока я возился с фонариком на телефоне, стоя по колено замаринованным в мартовскую лужу, рыдания стихли. Бледный свет высветил только два мусорных бака и котёнка-подростка, ютящегося на пятачке льда среди бесчисленных луж. Ему было месяца четыре, худой, как скелет, рыже-белый, грязный. В свете фонарика его глаза инфернально засияли, и он слепо заморгал. Я вздохнул, подобрал это чудище, ослабевшее настолько, что у него не было сил сопротивляться, замотал его в шарф и сунул в рюкзак. Кот ел, как сумасшедший, и я задумчиво пил кофе и смотрел на него, предполагая, что я пролечу его, подкормлю и отдам Нюре. Нюра была достаточно сердобольной, поэтому у неё всегда было место для ещё одного кота, тем более такого трагичного. Потом он позволил себя вымыть, и даже нежился в тёплой воде. И, наконец, заснул на кровати, растянувшись, как на невидимой дыбе. С утра мы с котом скатались в ветеринарку и обкололи его с головы до ног всем, чем можно. Тот не сопротивлялся, а дома снова втягивал в себя еду, как пылесос. А вечером попросился после меня в душ. В прямом смысле — когда я выполз из душа, встал на моё место под краном и замяукал. Интереса ради, я включил ему воду, думая, что его сейчас сдует из ванной, но кот сидел, явно наслаждаясь тёплыми струями воды, а потом вежливо выполз из душа и позволил завернуть себя в полотенце. — Я завёл себе душного кота, — сказал я Нюре и продемонстрировал кота. Тот валялся на кровати и пялился в мой ноутбук. — Ой, какой он миленький! — ожидаемо возопила Нюра. — У него такие ушки рыженькие, и пятнышко такое на щеке! Какой худенький! — Это ненадолго. — Завёл ненадолго? — Худенький ненадолго, — я покосился на кота. — Судя по тому, как он ест. Кот укоризненно посмотрел на меня, и я показал ему язык. — А почему он душный? — Он ходит в душ. Нюре кота я так и не отдал. Он не только ходил в душ, но ещё и тактично не подсматривал за мной, отворачивался, когда я переодевался, читал со мной вечерами книги, смотрел видеоролики, а однажды даже позвал меня, когда у меня чуть не сгорел рис. В общем, очень удобный в эксплуатации кот, я привык к его постоянному интеллигентному присутствию, и мы даже вели с ним довольно любопытные беседы. — Если в сердцевине нашей Галактики находится чёрная дыра, высока ли вероятность того, что мы — всего лишь оболочка и питательная среда для чёрной дыры, случайно наделённая тем, что мы называем развитым интеллектом? — Мя. — И я не знаю, кот. Я так и не дал ему имя. Знакомые наслаждались прозвищами, которые получал кот, потому что за этими прозвищами обязательно скрывалась какая-то история. Кот побывал томатным котом (жевал помидоры из банки так, что за ушами что-то похрустывало), газетным котом (пытался свернуть из бесплатной газеты журавля, что-то пошло не так, сопел, злился), котом в плаще (нюхал мой плащ очень внимательно, чихал после полчаса), красочным котом (нашёл краски, нарисовал унылый скандинавский пейзаж лапами, довольно похрюкивал), котом-геймером (дал мне по башке за то, что я свернул в игре не туда). Я вообще не большой фанат котов, но этот был крайне занятным. Наши беседы меня весьма развлекали, взгляд у него был внимательным, темперамент меня устраивал, да и на мою половину кровати он ночью не лез. Поэтому, когда ровно через год он практически на моих глазах превратился в человека, я почему-то абсолютно не удивился. Кот заволновался, закрутился, а потом запрыгнул в туалет — и вышел оттуда человеком. Было около полуночи, а, может, и полночь, и я как раз заварил себе кофе, потому что у меня немного побаливала голова. Что меня правда удивило — что он не был рыжим. Во всех книгах, которые я читал, если кот был чёрным, человек тоже был брюнетом, словно сама личность пробивалась сквозь внешний вид. Но это был обычный парень с русыми встрёпанными волосами, в обычных джинсах, зелёном свитере, кедах. Он вышел из туалета, встревоженно посмотрел на меня и сказал: — Я кот. — Я понял, — ответил я. — Кофе хочешь? Он вдохнул запах кофе и ответил с непередаваемым выражением: — Бесконечно. Звали его Руслан, и до того, как он стал котом, он учился на архитектора. — Я был единственным котом на Железнодорожной с двумя курсами высшего образования, — смеялся Руслан, наливая себе вторую чашку кофе и похрустывая печеньем. — Но неоконченное высшее там ценили не очень высоко… Как, впрочем, и везде. Котом он стал по неизвестной причине, на вокзале, когда спешил к девушке в другой город. — Стали с ней переписываться, — мечтательно сказал Руслан. — Оксаной звали. Красивое имя, красивая девушка. Коса до пояса, взгляд такой васильковый… Смотришь, как в картину Серова. Хотел ей сюрприз сделать, приехать, привезти ей букет ромашек и торт Ленинградский. Сегодня везёшь девушке торт, завтра ты уличный кот. Руслан был настоящим сокровищем. С ним было интересно, весело и очень легко общаться — собственно, так же удобно, как и когда он был томатно-газетным котом. — То есть, человеком ты становишься на один день в году? — уточнил я; он кивнул. — Ты почти високосный кот. И сколько лет ты уже кот? — Три года, — ответил Руслан. — Во всяком случае, я думаю, что три года. — Может, у тебя есть какие-то пожелания на этот день? Руслан кивнул, взгляд его загорелся, зрачки расширились. Он облизнул покрасневшие губы и сказал с придыханием: — Я очень хочу посмотреть, как работает капучинатор. Я, двадцатитрёхлетний адекватный программист с бисексуальной ориентацией, от тона его голоса почти начал раздеваться, но от смысла предложения притормозил процесс. — Что. — Я столько слышал о капучинаторе, — сказал Руслан с горящими глазами. — Ты не можешь поискать мне видео о том, как он работает? Я, конечно, мог. Несмотря на то, что я планировал не спать, от успокаивающих видео с жужжащими капучинаторами я незаметно заснул, и проснулся только с утра. Руслан, видимо, под утро тоже заснул. У него были очень красивые брови, а длинный нос оказался умеренно веснушчатым. Красивый нос. Да и сам он был нескладный, худой, с острыми локтями и не менее острыми коленками. Захотелось поцеловать его между бровей — не эротично, так просто поцеловать, как люди целуют кого-то, кто им дорог. Технически Руслан был мне дорог, его статья расходов на приличный корм была не сильно меньше моих расходов на питание. Нюра всегда говорила (с ноткой сожаления), что я трудно уживаюсь с людьми. Мы с ней тоже сложно строили отношения, строили-строили и, наконец, построили (после того, как снесли всю романтическую хлипкую постройку и заменили на прочную дружескую), но, видимо, она была права. С людьми я уживался сложно. На кота запал. Я приготовил завтрак на двоих и романтично сжевал свою часть яичницы в гордом одиночестве, одновременно гугля, как расколдовать кота. Удивительно, что в Википедии есть статьи даже о политике, носящем на голове сапог, но нет чётких рекомендаций, как расколдовать студента-архитектора, чтобы он завершил высшее образование, и его приняли бы другие коты на Железнодорожной улице. Тогда я глубоко задумался, можно ли восстановиться после того, как тебя на три года превратили в кота. Но не придумал, как предоставить доказательства, что ты был котом. Справку от врача предъявить? От ветеринара?.. У меня был паспорт на Руслана с информацией обо всех прививках и о вылеченных глистах. — Мы можем съездить на вокзал и поцеловаться, — предложил я, пока сонный Руслан жевал яичницу и запивал её кофе. Он сначала смешно и с отвращением объедал белок, а потом с наслаждением заглатывал целиком желток и жевал его с надутыми щеками, как хомяк. Это почему-то умиляло. — Можем, — согласился Руслан и посмотрел на меня с искренним любопытством. — Но зачем? — Чтобы тебя расколдовать, — удивился я. — А ты не хочешь расколдоваться? — Хочу, — согласился Руслан. — Но я уже был на вокзале. И ничего не случилось. И однажды целовал девушку, когда был человеком. Тоже не помогло. Мы вспомнили весь тот день в красках, насколько позволяла память, пока ехали на такси к вокзалу. День был солнечный, снежный, искристый, а Руслан был потрясающим. Мы взяли билет на ближайшую электричку и докатили до соседнего маленького городка. Купили дорогущий букет чего-то, что напоминало полевые ромашки. И Руслан пошёл в гости к Оксане, красавице с длинной косой, чей адрес он помнил наизусть спустя три года. А я остался на углу мяться в незнакомом городе в снежно-солнечном великолепии. Поездом обратно мне управлять было не нужно, и я взял в кофейне на углу тёмное пиво в кофейном закрытом стакане, и потягивал его маленькими горькими глотками, глядя на очаровательную светлую пятиэтажку. Я замёрз, а время шло. Мимо меня начали проходить идущие с завода люди, солнце померкло, а пиво закончилось. Мне было одновременно и тоскливо, и правильно: насильно мил не будешь, да и Оксана по описанию казалась славной девушкой, и всё же. У меня постоянно было ощущение, что минуты опадают, утекая в драгоценные воспоминания о чём-то, что больше никогда не повторится. А я, может быть, впервые в жизни хотел, чтобы что-то повторилось. Я, вообще, не очень большой романтик. Я не из тех людей, кто будет влюбляться в кого-то, увидев в первый раз в жизни. Но было что-то завораживающее в человеке, который почти круглый год вынужден был оставаться котом, голодать, чуть не умер, забыл о своей привычной жизни, но сохранил чувство юмора и верность себе. И очень смешно жевал яичницу. Хлопнула дверь подъезда, и я вздрогнул, но это вышла какая-то бабушка и поспешила по своим делам, щурясь на солнце. Может, Руслан вообще не выйдет? Да и для чего? Может, он пришёл сюда остаться, а я чего жду? Снова хлопнула дверь, но я не обернулся, просто вздрогнул. Стоял, подставив лицо медленно догорающему солнцу, теперь сияющему через решётку забора. — Замёрз? — весело спросил Руслан. — Пойдём, согреемся в поезде обратно. Я молчал. Ему тоже, похоже, нужно было время помолчать. — Она уже не одна, — сказал Руслан, когда мы уже сидели в поезде. — Мы поговорили. По-человечески. Всё в порядке. У неё всё хорошо. Я рассказал о себе. Она поверила. Честно меня поцеловала на прощание, на всякий случай, вдруг поможет. Я пожелал ей счастья. Я надеюсь, у неё всё будет хорошо. — Я тоже, — сказал я. Мне правда вдруг этого захотелось — чтобы у незнакомой девушки с васильковым взглядом всё было в жизни хорошо. Потом мы сидели на вокзале, болтали о жизни, хохотали. Целовались. Чисто эксперимента ради, прямо на виду у людей, которым не было до нас никакого дела. Сначала так, чисто официально, просто прижимаясь губами к губам. А потом как-то незаметно увлеклись, дыхание сбилось, щёки покраснели, мы смотрели друг на друга совсем уже другими долгими серьёзными взглядами, ласково прикасались к щекам и опять целовались. Так не смотрят на кого-то, с кем знакомы один день. Так смотрят на того, в кого влюблены вечность. И мы не говорили больше ни слова. Просто целовались, наслаждаясь последними, может, минутами перед целым годом вместе, но порознь. — Мне жаль, что ничего не вышло, — сказал Руслан, не отрывая от меня взгляда. — Спасибо тебе, что постарался и сделал всё, что мог. — Мне то… — начал я и на секунду посмотрел за его макушку, на вокзальные часы. Было пятнадцать минут первого. -…же, — договорил я и медленно улыбнулся. Високосный кот завершил свой трёхлетний заколдованный круг заклятий. А вот моя жизнь в паре, похоже, только начиналась. — Не представляю, как я опишу это Нюре, — пожаловался я, когда дома, задыхаясь, упал на подушку. — Расскажи ей, как есть, — предложил Руслан, растягиваясь на своей половине кровати. Я слышал по голосу, что он улыбается. — Ртом, — машинально сказал я. Мы переглянулись и рассмеялись — я и очаровательный архитектор с незаконченным образованием и россыпью веснушек на длинном человеческом носу.