I see the Fire in your Ice

И долгие века жили они, не зная забот, опекая людей — тех, кого потом назовут аргоадами. Опекая подобно жестоким детям, что играют с котятами. (Из «Легенд о юности богов», рукопись из архива Великого Дома Тихой Песни)

— Не откажите мне, лорд де Киан. Сначала он услышал, потом — увидел. Увидел протянутую на ладони перчатку: предложение, сделанное по всем ритуальным правилам. Перчатка на обнажённой левой ладони, затянутая правая — на рукояти, всё как полагается. Кто-то присвистнул, кто-то кашлянул, раздались шепотки — конечно, народ начал делать ставки ещё до того, как Натаниэль ответил согласием. Его царапнуло ощущение соблазна: отказать, подразнить их, но… К Аргу их всех — он никогда не отказывал Юзуру. Тем более, что они… договорились. — Ни в коем случае, — отозвался он с намеренной рассеянностью, забирая перчатку, скользнув пальцами по ладони — не смог отказать себе. На лице Юзуру, конечно, ни один мускул не дрогнул, но на единое мгновение подёрнулся взгляд. Натаниэль водит пальцами по его коже, вырисовывая непонятные ему самому узоры, легонько придерживая за запястье и шалея от нежности. Юзуру смеётся, чуть-чуть запрокидывая голову, и хочется коснуться шеи, но — рано. — Что ты там рисуешь? — Ему, может быть, щекотно немного, но Нейт не собирается останавливаться. — Я не понимаю. — Не знаю. — Тоже хочется смеяться. — Не знаю. А похоже на островную письменность? Юзуру тихо хохочет, качая головой: — Понятия не имею. Я её совсем не помню. Я вообще мало что об Островах помню, а ты? — Я даже не там родился, — напоминает Натаниэль. — Помолчи. И склоняется к его руке, прихватывая губами кожу. Юзуру неспешно надел возвращённую перчатку, улыбнулся — так, как улыбался только перед дуэлями, только Нейту. Пространство вокруг них ожило, задвигалось, зазвучало — им освобождали зал, прижимаясь к стенам, и Нейт краем уха и правда слышал что-то вроде «Десять!» — «Двадцать, меньше не поставлю!»… На чью победу делались ставки, он уже не слушал — молча шагнул назад, молча потянул шпагу из ножен, зеркально повторяя движение напротив. — Да они с ума сошли, — восхищённо пробормотал кто-то. — Эй, у вас же дружеский бой, может… — Тихо ты, — шикнули в ответ. — Ты это вообще как себе представляешь? Чтобы они — да на учебном оружии? Юзуру широко ухмыльнулся — и атаковал. Он перехватывает потянувшуюся к лицу руку, словно ставит блок в поединке. Вместо звона металла — ладонь к запястью, но кажется, словно и правда что-то звенит. — Хочу с тобой поиграть. — Юзуру прижимает руку к подушке; в дрожащем свете выражение его лица могло бы и напугать кого-то — но не Натаниэля. — Ты не против? За своим лицом Нейт не следит, и улыбка сама расцветает на губах: — Ни в коем случае. Я люблю… игры… не меньше твоего. Ответный выдох кажется ему признанием. Шаг, ещё шаг, ещё… Натаниэль отступал — совершенно сознательно, не впервой ему было разыгрывать защиту, чтобы потом атаковать — быстро и решительно. Впрочем, этот его манёвр был прекрасно знаком Юзуру — тот коротко, жадно ухмыльнулся, сверкнув глазами, и отошёл сам, вынуждая Нейта качнуться вперёд, не смазывать рисунок боя. — Неужели? — чуть хрипло выдохнул он. — Неужели ты решил, будто я тебе сейчас поверю? — Мог бы хоть раз, — фыркнул в ответ Натаниэль. — Для разнообразия. Внезапный выпад, смазанный блок — боги, как же… впечатляла его скорость… — Хочешь сказать, — вдох, выдох, движение влево, — тебе что-то наскучило? Выдох, вдох, резкий шаг… — Не смей даже думать об этом. Нейт замер, ощутив остриё под челюстью. Казалось, что… …чуть прохладные пальцы касаются подбородка. Юзуру заставляет его запрокинуть голову, нажав лишь слегка, но вообще-то он мог бы и просто посмотреть, сделать какой-то мимолётный жест, чтобы Натаниэль его понял. И послушался. — Ты такой предусмотрительный, — шепчет Юзуру, склоняясь к его шее, нащупывая языком уже почти зажившую царапину с последнего поединка. — Высокий ворот рубашки… Выдох, конечно же, превращается в тихий стон, унять слабую — пока слабую — дрожь нет никакой возможности. Нейт знает, что сейчас будет, выгибается навстречу, подставляется — и всё равно негромко вскрикивает, когда Юзу вцепляется зубами в его кожу. — Это… не только… — выдыхает он между укусами. — Я ещё… мазь… привёз. Юзу утыкается лбом ему в шею, щекочет смехом ключицу, не забывая, впрочем, гладить по груди: — Ты ещё скажи, что учиться пошёл ради того, чтобы самому эти мази варить. И вообще. Кто мне тут говорил «помолчи»?.. Нейт чувствует укус под ключицей и в самом деле замолкает, если не считать хриплых выдохов. И стонов. Отвести чужое оружие в сторону, не выбить, ни в коем случае не выбить; упавшее оружие — проигрыш, а они только начали. Кожу ожгло — опять царапина? Первая кровь, да. Что ж, это было поводом остановить поединок… ну, может, в школе. Лет в двенадцать. — Осторожнее. — Казалось, Юзуру с первой атаки не прекращал усмехаться. — Так ведь и проиграть недолго. Выпад, блок, выпад — теперь пришлось уворачиваться — выпад. Блок. Близко. Очень близко. — Могу и проиграть, — азартно выдохнул Натаниэль, старательно не глядя ни в глаза Юзуру, ни на его губы. Близко, близко, близко… — Тоже для разнообразия. Будь Стробинель большей затейницей, чем она слыла, одари она Юзуру магией — вдобавок ко всем его талантам — тот умел бы испепелять взглядом, разумеется. И сейчас это очень бы ему помогло. Но чародеем он не был, а значит, сверкнувшими глазами мог Натаниэля только отвлечь. Ну нет уж. Не впервой. Лязг оружия, шаги, дыхание, треск ткани — чья это рубашка? его? Юзуру? неважно — зрители молчали, да и их разговорам, судя по лицу Юзу, временно конец пришёл, и теперь имел значение только сам поединок. Сравнивать его с танцем, разумеется, было банальнее возможного, но Нейт всё равно сравнил — казалось, будто они действительно танцуют, аккомпанируя сами себе. — Держись. — Он выдохнул это едва слышно — и Натаниэль едва успел уйти от атаки. В ночном свете лицо Юзуру кажется одновременно и хищным, и почти беззащитным — Натаниэль не знает, как это у него получается. Его пальцы соскальзывают со щеки Нейта ему на шею, замирая на свежих следах; ниже, ниже, ещё… — Тише, — шепчет он в ответ на очередной стон. — Тише. Я не хочу напоминать тебе, что нас не должны услышать. Хочется в Аргоад послать и соседей по гостинице, и тех, кто придумал дурацкий закон, и всё сразу, но тут, конечно, рука Юзуру ложится ему на бедро, и все ругательства и протесты вместе со звуками застывают в горле. И приходит вскоре привычный и всякий раз новый горячий вихрь. О да. Да-а-а. Атака за атакой, один взмах за другим, шаг за шагом — кажется, Натаниэль его разозлил. Боги, давно не было так, даже на последнем Турнире, когда Нейт выиграл не только его, но и пару добровольных поединков; даже тогда Юзу злился… слабее. Хорошо… Вихрь клинков, шаг… Чужой жаркий взгляд, собственная закушенная губа, удар лопатками о холодный камень… что?.. Немыслимо. Он не учёл расстояния, зазевался, увлёкся пляской клинков. И даже не понял, что его осторожно, пусть яростно и настойчиво, теснили к самой стене. Звон оружия Натаниэль, казалось, услышал за мгновение до того, как оно и впрямь выскользнуло из его рук. И замер, ощутив у самого уха чужую ладонь, а у шеи — чужое лезвие. О боги. Что ты творишь, идиот. Люди смотрят. — Надеюсь, — Натаниэль медленно улыбнулся, — надеюсь, вы удовлетворены. Юзуру вернул ему улыбку, шагнул назад, убирая шпагу в ножны и давая Нейту возможность поднять собственную. Выпрямившись, Нейт привычно сдёрнул перчатку и с силой сжал протянутую руку. Его потряхивало. Юзуру — тоже. — В следующий раз попробуем без провокаций? — Он прижал пару пальцев к царапине на шее. Крови уже не было. Юзуру дёрнул бровями, состраивая чуть ли не оскорблённое выражение лица: — Ты сам не сдержишься. Да и я тоже. Выходя из зала, Натаниэль старательно думал о том, как бы сейчас удержать спину прямо. И как бы дождаться Юзуру в отведённой им комнате — тот, конечно, из осторожности придёт не раньше, чем через четверть часа. Ну что ж. Зато будет время привести себя в порядок. *** — Твой ход. Эйлиг бросила кости. Цветные легли красной и фиолетовой гранями вверх, числовая — тройкой. Эйлиг поморщилась: — И что мне делать? — Думать, — отозвался Арзюр, осторожно откидываясь на спинку стула. Чаще всего размышления Эйлиг над ходом длились немало. — Подсказывать не стану, уж извини. Она улыбнулась. Арзюр тоже. Оба не так уж часто улыбались, на самом деле. — Тогда так. — Эйлиг передвинула фиолетовую фигурку на красное поле. До центрального оставались ещё две клетки, но она так и могла застрять на этом месте. — Что тебя тревожит? У Арзюра чуть дёрнулась щека. Снизу раздался взрыв хохота, слышный даже здесь. — Совет, — буркнул он, принимаясь бесцельно перекатывать в ладони кости. — Можно подумать, он тебя не тревожит. Он сейчас всех тревожит, даже вон… Они там отвлечься пытаются, ага. Как будто им это поможет. Эйлиг потёрла лоб костяшками пальцев: — Я думала, ты будешь там. Он сжал кулак: — С чего бы это? Там главы Домов, а я — такое же дитя, как все остальные. — Но ты сидишь по правую руку от гранда. — Эйлиг улыбнулась уголком губ. — Всё же… — Это неважно, — отрезал Арзюр. — Сидеть я могу где угодно. Пока он мне брошь дофина не надел, место за столом не значит ничего. Они помолчали. — Интересно, кто на Совете справа… — Он оборвал себя. — Неважно, впрочем. Арзюру казалось, что ответ он знал, и он ему очевидно не нравился. Боги, да сколько же можно, когда он уже выкинет из мыслей этого человека? Эйлиг поморщилась, и Арзюр усилием воли взял себя в руки: — Извини. Не думай об этом, ладно? — Ты же думаешь. — Она пожала плечами. — Ничего. Кости у тебя. За всё то время, что она была дочерью Дома, они сыграли не одну партию, и ни разу ещё Эйлиг не напомнила ему об очерёдности словом «ходи». Естественно, он был ей за это бесконечно благодарен. Белый, чёрный и двойка. Так… — Выигрываешь. — Эйлиг цокнула языком. Он улыбнулся: — Ничего не выигрываю. Сейчас мне повезло, а в следующий бросок — кто знает, кроме Лаваренна? — Меня он в угол загнал. — Она чуть насупилась. — Мне… две комбинации только и помогут. — Ну уж, — покачал головой Арзюр. — Ты не думай про две, ты думай, что использовать можно любую. Ну, почти. Это было проще. Сбежать ото всех — от нагрянувших гостей, от Изельд с Гюрвалем, звавших присоединиться к общему веселью, от… от тех, с кем когда-то выходил на турниры. Сбежать, развернуть игровое поле, достать кости и старательно думать о ходах и комбинациях. Не о том, что происходило за стенами зала. Не о том, что творилось внутри. Не о том, что тревожило. Его тревоги Эйлиг ни к чему. Она всегда старалась всем помочь — абсолютно всем; даже если за столом, например, кто-то перекладывал ногу на ногу и ударялся коленкой, она подскакивала в стремлении облегчить даже такую, пустяковую, боль от секундного ушиба. «Я не могу иначе», — только и объясняла. На Арзюра она поперву смотрела так, что ему делалось неловко и за криво вылеченную спину, и за корсет, и за костыли… «Хватит мучиться, — не выдержал он однажды. — Как срослось, так и срослось, видишь, не валяюсь же, в хорошие дни даже на своих двоих стою. Тебе тут делать уже нечего. А что у меня настроение вечно поганое — так это мои проблемы». Наверное, он случайно сказал что-то правильное, потому что с тех пор Эйлиг предпочитала его общество почти всем остальным — если вообще предпочитала чьё-то общество. Разве что летом держалась в стороне, но летом в Дом приезжали на каникулы мелкие, а тут и ушибленных коленок, и царапин, а иногда, будь оно проклято, и чего похуже было не избежать. Но где они могли справиться сами — справлялись. И пока ещё, хвала Эндро — без помощи Эйлиг. Арзюр пошёл бы к ней только в крайнем случае. И так ей тяжело. Она бросила кости и не сдержала радостного возгласа, увидев сверху зелёную грань. Арзюр улыбнулся: — Видишь? — Вижу. — Эйлиг поморщилась. — Не учи меня, а? Я не Ивен. И не Морвид. — Не дай Мать… — пробормотал он. — Если гранду придёт в голову найти мне подопечную с той же силой, что у тебя… нет. Она не выдержит, а я с ума сойду. Эйлиг передвинула фигурку, занимая центральную линию первой. Осталось ещё две, и она победит. — У тебя и так четверо. — Она протянула ему кости. — А гранду сейчас, скорее всего, не до этого будет. Кидай. Кости ударились о стол ровно в тот момент, как открылась дверь. Арзюр глянул через плечо и тут же отвернулся. Эйлиг встала. Он — нет. — Принц Бервин… — Она коротко поклонилась ему, как требовали нормы этикета, и Арзюр скрипнул зубами. Этот бы обошёлся. — Здравствуй, здравствуй, Эйлуэн. — Судя по голосу, Бервин был чем-то очень сильно доволен. Ну этого ещё не хватало. — Играете? «Нет, дрова рубим!» — Играем. — Эйлиг села обратно, тревожно глянув на Арзюра. Тот резко качнул головой — он не собирался ей ничего объяснить. Не собирался и всё. — Вам чем-то помочь? «Тебе не стоит растрачивать на него свою помощь…» — Совет закончился? — Он не поднимал головы. Голос, конечно же, прозвучал резко и хрипло. Но лучше уж он спросит про Совет, чем Бервин озадачит чем-нибудь Эйлиг. Мало ли, чем. — Закончился. — Бервин заговорил чуть тише. — Помощь мне не нужна, что ты. Нет, я хотел поговорить с… Арзюр не собирался позволять ему закончить эту фразу: — Мне не о чем с вами разговаривать, принц Бервин. — Сказать это ровно и холодно у него, конечно, не получилось. Ну да, Танетом он не был. — Вы два года назад уже всё сказали. — Он поднял голову и ухмыльнулся, не в силах отказать себе. — И вам всё сказали. Дайте нам доиграть, пожалуйста. Бервин глубоко вздохнул, закрывая глаза. Плевать. Может, он там и правда о чём-то сожалеет — ха, ему было, о чём! — но Арзюр не хотел об этом ничего слышать и знать. Он снова отвернулся. Кости горели красным, белым и шестёркой. Ой, паршиво… — Зачем ты так? Раньше Арзюр, может быть, дорого дал бы за то, чтобы услышать этот голос хотя бы капельку беспомощным. Теперь понял, что платить тут не за что: звучало это откровенно противно. — Не понимаю, о чём вы, — процедил он сквозь зубы. — Принц, если собеседник не заинтересован в разговоре, настаивать не нужно. Он хотел было добавить, что, мол, если тебя мой отказ не смущает, отнесись с уважением к той же Эйлиг, она уж точно не заслужила того, чтобы стать свидетельницей этого безобразия, но… это ж будет выглядеть так, словно он за ней прячется. Нет. — Что ж, лорд де Хигенн, — очень тихо отозвался Бервин, — воля ваша. Тогда… увидимся на пиру. — Увидимся, — ответила за обоих Эйлиг. Арзюр старательно пялился на поле. Да какой тут ход-то сделать, да… Пир, вообще говоря, тянуло пропустить. Туча народу, шумно, Бервин ещё… но что ж теперь, из-за Бервина, не жрать, что ли?.. Он понял, что задержал дыхание, только тогда, когда закрылась дверь. И выдохнул. Медленно. Так, шесть клеток, белую на красное, да как бы тут… — Почему ты не выслушаешь его? Арзюр зажмурился. На самом деле, он бесчисленное множество раз представлял себе, как Бервин вот так подходит к нему и говорит что-то, приличествующее ситуации, не глядя в глаза. А он, Арзюр… А он отвечает только одно: «Я не могу». И сказать это… Нет. Эти слова, да даже эта мысль казалась ему пыткой. Наверное, если он их произнесёт, это будет хуже той боли, что он ощутил на Западном Турнире два года назад, когда ему прилетело бревном в поясницу. — Потому что я почти уверен, что он мне скажет, — пробормотал он, вертя в пальцах фигурку. — И слышать я это не хочу. Эйлиг помолчала. — Прости, если… но что между вами произошло? Кого другого Арзюр послал бы за такие вопросы, да на языке аргоадов, но это была Эйлиг. — Я не хочу, — раздельно повторил он. — Не хочу я тебе об этом рассказывать. Если так интересно, спроси Изельд с Гюрвалем, они… видели. Она тихо вздохнула, и он поспешно прибавил: — Ты не обижайся, ладно? Просто… ну, короче, паршиво это было. Не думаю я, что тебе так уж нужна эта грязь. — Ладно. — Эйлиг коротко улыбнулась. — Ты играть-то будешь? Фигурку он передвинул почти вслепую. Всерьёз задумываться над ходом как-то не хотелось. Дверь снова открылась, но в этот раз на пороге стояла Изельд. Легка на помине. — Мы в купальню собираемся, — без предисловий заявила она. — Все вместе. К пиру надо. — Хорошо. — Эйлиг с сожалением глянула на недоигранную партию, но поднялась. Арзюр покачал головой: — Я потом. — Как хочешь. — Изельд только кивнула. — Опоздаешь ведь. — Да и к лучшему, — буркнул он. — Ты как будто меня не знаешь. Изельд снова кивнула, дождалась Эйлиг, и они, тихо о чём-то переговариваясь, покинули комнату. Арзюр прикрыл глаза. Ничего, ничего: сейчас нужно просто перетерпеть, а потом гости разъедутся, весна придёт, в Школе начнутся каникулы, мелкие приедут, и всё будет хорошо. *** Нейт осторожно переступил порог купальни. Воздух здесь стоял тёплый, влажный и густой, справа от бассейна поднималось лёгкое облако пара, в котором можно было различить только каменные скамьи. Изельд прошмыгнула мимо, вольготно сбрасывая куртку — в коридорах было холодно — стягивая через голову тёплую, плотной шерстяной вязки верхнюю рубашку. — Гюрвиг, корсет расшнуруй? Нейт чуть опешил, глядя, как Гюрваль, подойдя к Изельд, ловко распутывает шнуры — на спине, не на груди. — Сама бы справилась, — ворчал тем временем тот. — К чему? — усмехнулась Изельд. — Неужто лень? — Спрашиваешь тоже... — ласково пробормотал Гюрваль, распуская шнуровку книзу. Глупо было бы спрашивать, разделена ли купальня на мужскую и женскую половину. Северяне — Изельд, Гюрваль, Эйлиг, Рэган с Авеной — не испытывая никакого смущения, потихоньку разоблачались, Аластар и Карел явно были привычны к такому положению дел, и только гости с юга неуверенно столпились у входа. — Наши обычаи вам в новинку? — весело осведомилась Изельд, стягивая широкие штаны из плотного шерстяного сукна. Обычное облачение девушек на севере отличалось от мужского только плотным кожаным корсетом. — Кто смущается — может остаться, помыться позже, только так и на пир опоздать можно. Нейт хмыкнул, скинул плащ и потянулся к пуговицам камзола. Вряд ли стоило чересчур смущаться — Теган имел дурную привычку залетать к нему в комнату без стука, не потрудившись хоть как-то оповестить о своём приближении. Хотя, надо отдать ему должное, к Майре он так не заглядывал. Линед неуверенно отошла к скамье, развязывая узел шали на груди. Весёлая перепалка тем временем продолжалась. — Смотрю, Гюрваль тебе и шнуровку развязывает, оба взрослые давно, пуговицы, вон, перешили уже назад. Есть, кому расстёгивать... а ленты когда на них друг другу повяжете? — лукаво поинтересовалась Авена. Изельд, виданное ли дело, чуть смутилась. — Успеется. — Она махнула рукой, вновь принимая беспечный вид. — Клятва верности — дело тонкое, ленты так просто не развязать... если вдруг поймём, что вместе быть больше не с руки. Гюрваль будто коротко дёрнулся, но Натаниэль не был уверен, что верно это распознал — пуговицы выскальзывали из-под пальцев. Слишком уж... сил много потратили. Краем глаза он отмечал — пуговицы спереди, как у детей, были у Эйлиг; Аластар и Карел, как видно, тоже не торопились заявить всем, что не против поближе познакомиться с кем-то. У Лины пуговиц не было вовсе, как не видать их было у Рэгана и Авены — не люди, а загадка. Сам он перешил их, когда ему шёл шестнадцатый год, ещё не окончив Школу. Про пуговицы Юзуру он знал... более чем, а Артизар... Впрочем, стоило поторопиться — кое-кто уже спустился в воду. Нейт поспешно стянул оставшуюся одежду, взял в углу кусок свежего мочала и неровный кусок серого мыла и осторожно двинулся в облаках пара по тёплым и влажным каменным плитам. Вода пощипывала кожу и была чуть мутноватой на вид. Целебные воды — остаться бы здесь, интересно было бы изучить... Впрочем, всё зависело от того, что решил сегодня Совет, и что отец сочтёт нужным ему рассказать в ближайшие дни. Дно шло под уклон, и он вскоре скрылся по пояс — всё же так было спокойнее и привычнее. Натаниэль едва не фыркнул — мелочи, и тщательно намылил густые непослушные кудри, а потом — и мочало. Спину мыть себе самому было неудобно, скользкий кусок мыла вырвался из рук, со всплеском скрывшись в белёсой воде. — А, в Аргоад! — тихо выругался Нейт, пытаясь половчее закинуть руку за спину, но мочало почти тут же последовало вслед за мылом. — Помочь? — осведомилась, как гостеприимная хозяйка, Изельд, ничуть не смущённая тем, что вода скрывает её приземистое плотное тело только до колен. — Спасибо, но попытаюсь справиться сам. — Он улыбнулся, надеясь, что не покраснел, одновременно досадуя на себя. — Как скажешь. — Изельд ничуть не обиделась. — Гюрваль не заревнует? — шутливо спросил Карел, чуть задыхаясь — спина Аластара была почти багровой от его стараний с мочалом наперевес. Изельд вскинула брови. — У нас за правило взято, что мытьё — это не про... Не про то, что ты наверняка подумал. Ох уж эти южане! — Она чуть картинно закатила глаза, весело улыбаясь, показывая, что не всерьёз. — Если помогать только тем, кто… симпатичен, то всем наглядно можно будет видеть, кто кому нравится... и насколько сильно. Раздались смешки. — Пожалуй, ты и вправду лучше справишься сам, — раздался почти над самым ухом тихий шепот Юзуру, и Нейт вздрогнул. Это было на редкость правдиво. После мытья сидели в тёплой комнате рядом, сушились, чтобы не простыть в холодных коридорах замка. В кружках дымился горячий клюквенный чай, рядом горкой лежали сушёные ягоды. — Аппетит перебивать? — усмехнулся Рэган. — Авениг, будешь? И протянул ей несколько сморщенных ягод на ладони, прямо к лицу, но та, закатив глаза, сгребла их собственной, отправляя в рот. Рэган только страдальчески вздохнул — но вышло у него не слишком искренне. — Что решил Совет? — задумчиво протянула Артизар, подбирая ноги. Пол был тёплым, но скамьи — теплее. Каменные трубы? Остаться бы и разведать... — Знаю не больше твоего, — отозвалась Изельд. — Гюрвиг, сиди смирно! Она осторожно расчёсывала его длинные волосы. Гюрваль сидел расслабленно, прикрыв глаза и, кажется, даже не вздрогнул, когда Изельд чересчур резко дёрнула запутавшийся гребень. «Ох уж эти северные знаки внимания...». Нейт понял, что против воли улыбается, но улыбается — грустно. — Просто любопытно. Здесь нет только Скрытых Истин и... Хрустальной Призмы. — Голос Артизар чуть дрогнул на последних словах, но она мгновенно с ним справилось. — Значит ли это, что затевается что-то против них? — Обо всём узнаем в свой срок, когда нам сообщат главы наших Домов. — Тихий голос Эйлиг отозвался лёгким эхом от каменных подвальных стен. Артизар закатила глаза: — Ты говоришь так, будто прожила сотню веков, и уже ничто не может вызвать твоё любопытство! Эйлиг вздрогнула и опустила голову. — Извини, если я тебя чем-то обидела, — почти шёпотом отозвалась она, плотнее запахиваясь в одеяло — одно из тех, что хранились прямо тут. Артизар хмыкнула, потеряв к ней интерес. — У нашего Дома нет никаких причин участвовать в союзе против кого бы то ни было, — чуть надменно заявил Рэган, выпрямляясь. — Не вижу смысла в том, что нас бы пригласили... — Пригласили грандезу Керидвен, а не тебя, Рэжиг, — оборвала его Авена не без ехидства. — И могли позвать её не как союзника, а как летописца. — Так пока вроде как и нечего в летописи вносить? — озадаченно спросил Аластар, придвигая к себе дымящийся ещё чай и отхлёбывая без страха обжечься. — Всё, что происходит в королевстве, должно быть записано, — пожала плечами Авена. — Так нас учили. Всё, что было, есть и будет, всё, что мы можем сохранить — всё это хранится в нашей библиотеке. От поэзии до летописей, от пособий по тактике до магических и алхимических трактатов последних трёхсот лет точно... Нейт, пытавшийся отхлебнуть чай, едва не облился. — Кхе... и вы просто храните эти знания? Закрытыми от мира? — спросил он, стараясь скрыть заинтересованность. — Об этом можно спрашивать только грандезу, — снисходительно отозвался Рэган. — Быть может, она позволит кому-то прикоснуться к нашей мудрости... — Упаси боги прикоснуться к твоей мудрости, в десяти бадьях не отмоешься, — съязвила Авена под смешки окружающих. Рэган по-детски надулся. — Ну, хватит ругаться! — Изельд потянулась за лентами. — Лучше потихоньку заплетать волосы и одеваться. Так можно и на пир опоздать за перепалками. Авось там что и прояснится. *** Северный пир выглядел небогато, хотя Нейт знал — выставили всё самое лучшее. Он устыдился своей мысли — была ранняя весна, наверняка запасы Звёздного Льда подходили к концу, но ради гостей они расстарались как могли. Присаживаясь на скамью, он с любопытством оглядывал стол, и, скосив глаза, увидел, как на лице Юзуру проступает неприкрытое удивление. — Присаживайтесь! Сейчас, лорды и леди подтянутся, подождём уж из вежливости. — Изельд улыбнулась. — Но потом всё пробуйте и ешьте, всё съедобное, даже если кажется, что не очень. — О, квашеная брусника! — Карел хищно нацелился взглядом на миску чуть выше по столу. — И мочёные яблоки есть. Свои не растут, но мы у Соколов обменяли. — Гюрваль кивнул в сторону Аластара, тот чуть улыбнулся в ответ. — Ну, тут понятно, огурцы солёные, черемша, чеснок… — продолжала перечислять Изельд. — Думаю, все такое ели, не испугаются. Сыр, кстати, тоже есть. Зима была холодная, насилу коров спасли, но даже доились кое-как, как ни чудно. Колбаса домашняя, конечно. Из оленины. — Вы приручаете оленей? — с лёгким интересом, но чуть смущённо спросила Линед. — Нет, обычно мы на них охотимся. Чего в пустошах Аргоада не переведётся — так это дичи, разве уж совсем в ледяную пору. А вот это только на севере и сможете отведать! — Что это? — с плохо скрытой опаской поинтересовалась Артизар, вглядываясь в огромное плоское блюдо с невнятной стружкой. — Мы называем это строганиной, — почти с гордостью отозвалась Изельд. — Это хорошо промороженная сырая рыба, которую на морозе, собственно, настрогали, посыпали солью, вот, здесь ещё и южные пряности. В зале холодно, поэтому долго ещё не оттает. Ну, конечно ещё и выпивка. Кому клюковницы?.. Ещё наше ягодное вино есть. И сидр — тоже от Соколов. — Сыр выглядит вполне нормально? — очень тихо шепнул Юзуру, но в его голосе не чувствовалось уверенности. — Дважды принц боится, что падёт в неравной битве с сыром? — подколол его Нейт. Юзуру улыбнулся — Нейт едва мог заметить это краем глаза, но сделалось теплее, несмотря на сквозняки. — О, гранд Ниниан! — встрепенулся Гюрваль, бросив взгляд на другой край зала, где распахнулись широкие двери. Натаниэль вскинул голову, пытаясь поймать взгляд отца, но не преуспел и понятливо отвернулся. Не сейчас, как говорили у них в Доме… — Не позавидуешь главам Домов в такую-то погоду, — бросила Артизар невпопад. — Верно. И в купальни не сходить, разве что поодиночке. Не жизнь, а мука, — отозвался Карел не то с весельем, не то с сочувствием в голосе. — Не хотел бы я стать лордом Дома, — нахмурился Аластар. — Это же... ну, себя лишиться. Только твой Дом — и больше ничего. — Не дай боги кто из детей в рубашке увидит. — Карел закатил глаза. — Будто мы от этого уважать их перестанем. Ну, в рубашке. Может, вообще пару себе нашёл. Родных детей наплодил. По мне, если ты хороший лорд — так и живи как душа лежит. — Это традиция, — строго оборвала его Авена. — Если мы будем нарушать каждую из них — что останется? — Останутся счастливые люди. Эйлиг сказала это так тихо, что вряд ли услышал кто-то ещё, но Нейт вздрогнул. — Изельд, клюковницы мне плеснёшь? — О чём речь, — широко улыбнулась та. Он надеялся, что ответная улыбка не вышла вымученной. *** Натаниэль поёрзал на скамье. Позади были и закуски, и горячее — наваристая уха, тушёные сосновые побеги и мясо с кровью — какого-то непривычно тёмного цвета. На вкус оно было вполне ничего, поэтому он предпочёл не интересоваться его происхождением. Гречневые блины с клюквенным вареньем, что подали на сладкое, вмещались уже с трудом. От изобилия, щедро сдобренного клюковницей — раз уж начал с неё, не с руки переходить на сидр — Нейт осоловел, заклонило в сон. Он оглянулся на Юзуру — тот опасливо надкусил блин, задумчиво прожевал и, видимо, нашёл достаточно съедобным на свой вкус. С сосновыми побегами ему пришлось нелегко, хотя Нейту они показались хоть и странными, но вполне недурными. Может, это всё клюковница... — Пойду пройдусь, — сказал он вполголоса. Юзуру бросил на него короткий взгляд, Изельд, заслышав, кивнула. — Не замёрзни там, от выпивки-то жарко. — Не волнуйся, плащ тёплый. — Он улыбнулся и не без труда поднялся на ноги. С утра снег успел подтаять, но к ночи похолодало. С неба мелко моросило, облака закрывали луну, и только факелы возле ворот чуть освещали парадный двор. По углам мокла грязь, мостовая была скользкой, задувал пронзительный ветер, и Нейт, пройдясь, собрался было вернуться в зал, но что-то его остановило. Возле стены замка приютилась небольшая пристройка в полтора человеческих роста и не больше двадцати шагов наискось — прикидывать расстояние на глаз было ему привычно, как и всякому рыцарю. Из единственного небольшого окошка у самой покатой черепичной крыши лился тусклый свет, и Нейт, не в силах сдержать любопытство, медленно пошёл вперёд, привлечённый этим светом как мотылёк. Старая рассохшаяся дверь оказалась незаперта и легко поддалась, когда он потянул её на себя. Внутри оказалось холодно, кажется, намного холоднее, чем на улице — он поёжился, плотнее запахиваясь в плащ — но сухо и... пусто. Только голые каменные стены, утоптанный земляной пол. И статуя — прямо напротив двери. Нейт, завороженный, подошёл ближе, вглядываясь в человеческую фигуру из белого до перламутровости камня. Мужчина это или женщина — он понять не смог, лицо статуи не выдавало возраста — бесстрастная маска, совершенная и безжизненная. Сложенные лодочкой ладони держали лампаду, бросавшую на стены неверные блики голубоватого света. Глаза статуи были открыты, и Нейт, взглянув в них, с трудом сглотнул. Кем бы ни был мастер, его работа удалась на славу — ярко-голубые сапфиры, казалось, вглядывались в саму душу. На постаменте статуи было только одно слово. Нейт не слишком хорошо знал древний язык, но отчего-то сразу догадался, что оно значило. «Справедливость». Аргу. — Мы тебя потеряли. — Спокойный голос Изельд заставил его подскочить. — Боялись, что загуляешься, промокнешь, простынешь... Хорошее было бы гостеприимство! Натаниэль заставил себя улыбнуться, с трудом оторвав взгляд от статуи. — Да вот... зашёл на огонёк. — Вижу, впечатлился. Она неспешно приблизилась, миновала Нейта, подойдя к статуе вплотную, чтобы поправить фитиль. Голубое пламя вспыхнуло с новой силой, стало светлее. — Я... никогда не видел его статуй, — почему-то признался Нейт. — Как-то не приходило в голову, что ему тоже поклоняются. Изельд удивлённо вскинула брови. — Как и всякому из богов. Даже Смерти. Нейт смешался. — Это... как-то проще понять. Смерти молятся… ну… знаешь, те, кто отчаялся. Кто не хочет больше бороться. Кто ищет конца страданиям. А Аргу... — Справедливость. Что плохого в справедливости? Нейт чувствовал себя неуютно под её спокойным взглядом и боялся ляпнуть что-то не то. С ним такое случалось, конечно, редко, но если случалось... — Не знаю. Я никогда о ней не думал. Я присягал именем Лаваренна, в нашем Доме чтут Эндро… Брезель и Стробинель хранят наше мастерство... Смерть — финал любой жизни. Аргу... он как будто лишний в этой цепи. — Боги тоже так считали, — тихо ответила Изельд. — Ты знаешь легенду? — Боюсь, что не силён в богословии. — Натаниэль смущённо улыбнулся. — Расскажешь? — Тут мало что можно рассказать. Если кто и знает больше, то только Тихая Песнь. Гранд Ниниан когда-то вышел из неё, и каждый год, с приходом зимы, когда мы празднуем день божий, рассказывает то, что помнит. Давным-давно, ещё до дней Древнего королевства, Аргу был иным. Никто не сомневался в том, что без него боги не справятся, быть может, он был и самым главным из них. Никто не помнит, помнят лишь то, что боги его боялись, боялись настолько, что убили его. — Как можно убить бога? — недоверчиво переспросил Натаниэль. Изельд пожала плечами: — Не знаю. Как-то убили. Но что-то от него сохранилось, будто... оживший труп, наверное. И с тех пор он хочет призвать к ответу прочих богов. Найти справедливость. — А что будет, если найдёт? — Быть может, он воскреснет? Воскреснет тем, кем был прежде? Никто не знает. — А кем он был? Изельд улыбнулась, но глаза её были непривычно печальными. — Если бы мы это знали, быть может, всё было бы проще. Но мы поклоняемся ему, какой он есть — справедливость. Абсолютная и безжалостная. Нейт поёжился. — Но почему? — Потому что без справедливости этот мир был бы ещё хуже, чем он есть. И потому, что... гранд Ниниан говорит, что Аргу заслуживает того, чтобы его помнили. И любили. Чтобы у него была надежда когда-нибудь воскреснуть. В день божий мы поём о приходе холодов, о справедливости... а на Переломе Зимы — зажигаем костры. А здесь, у него в руках, всегда горит лампада. Чтобы свет всегда напоминал ему, что... есть надежда. Повисла тишина. Нейт всматривался в черты статуи, и они казались ему уже не такими страшными, а глаза — полными отчаяния. — Пойдём, — наконец, окликнула его Изельд. — Так и замёрзнуть можно. Нейт кивнул, но, прежде чем уйти, коротко коснулся кончиками пальцев сложенных каменных ладоней, в которых плясал застывший ледяной огонь.