***
bury my love in the moondust женя прыгает отточенно, с размахом и спокойным, разглаженным лицом. алина греет руки о бумажный стаканчик с коричным латте, облокотившись на бортик. женя не прыгает — взлетает к солнцу, сияющим бездушным лампам в потолке комплекса. она тянется к небу невидящей рукой, но вторая всегда примагничена к алине. и приземлив каждый, она оборачивается не к брайану. к алине. — алина, ты смотришь? — всегда.Часть 1
14 декабря 2020 г. в 14:26
Примечания:
сергей лазарев — шепотом
james young — moondust
мы с тобою шепотом, шепотом, спрашивали, что потом, что потом будет, шепотом,
шепотом, не хочу кричать о том, что друг друга забудем
— ха, — женя проводит по голой лодыжке ледяной рукой и пальцами обводит новый лиловый
синяк.
по ноге расползаются цветные пятна, по плечам и шее — тоже.
в горле печет, хочется заплакать, бросить все и задушить себя собственными руками. белыми, как лед. белыми, как смерть. символично.
я хочу кататься долго.
твердо, взрывая за собой последние линии обороны. алина, ты видишь?
алина,
ты
смотришь?
— ха, — слово летит выдохом с обветрившихся с губ. телефон летит на холодный кафель
раздевалки из изящных ладоней, вздрогнувших от холода.
холод поселился в грудной клетке и промерз ребра. пустил иней виться по костям. холод был с женей, кажется, всегда, но именно сейчас он начал убивать и давить. давить под собой, закатывать под лед. срывается прыжок за прыжком, брайан трясет за плечи и глядит в глаза: "что такое, женя?"
мысли рассыпаются, как песок, стрелки на часах разделяют нас
женя хлопает за собой дверью и скатывается по ней, будто растеряв всю силу. а силы-то и
нет. правильно этери георгиевна говорила, женя, тебе после олимпиады ничего не светит.
женя лихо откатывает свои "закатные небеса", проводит пальцами по голому бедру, едваедва скрытому бахромой юбки. ты смотришь, алина? я тут. я для тебя. я катаюсь для тебя. я тут умру ради тебя. расшибусь об лед, для тебя. ты слышишь, алина?
вот и я.
слышу — не слышу.
а алина катает в ответ алую, по-испански страстную кармен в своем красно-черном платье, не пишет и не звонит, везде у нее женя в черных списках. не пиши, не звони, уходи, дверь
закрой. были друг другу родные, две отмороженные, обе — сталь. стали — просто и
непринужденно:
порознь.
женя вскидывает голову, когда в дверь тихо стучат.
у алины распущенные волосы волнами по плечам, потухший взгляд и маленькая коробка в
руках. она протягивает ее забавно, дерганно. женя не может не взять. руками не коснуться,
сгорит же заживо.
в коробке тяжело золотится олимпийская медаль.
— это я, наверное, зря притащила. не люблю ворошить прошлое. что было, то прошло, да,
жень? жень?
женя молчит, сминает в руках атласную ленту. улыбается — глупо.
поднимает, тянет на себя. лента приятно шуршит в руках, медаль тяжело стукается о стенки
коробки. коробка падает в ноги. женя крепко сжимает в руках ткань, а потом делает шаг
вперед и надевает ее на алину.
— малявка.
медаль летит в угол номера и лениво блестит золотым в ночной темноте. у жени в руках не
лента, не медаль, и даже не телефон. у жени в руках вся вселенная, сконцентрированная в
одном человеке. у жени передозировка, но она охотно вкалывает грязную погнутую иглу во
вспухшую вену.
а игла вовсе не грязная и не погнутая. игла — чистая, бледная, как луна, прямая, как стрела.
у жени в руках хрупкое, но самое сильное тело. алина гнется под ее касаниями, по-кошачьи
прогибает позвоночник назад, опускается голыми лопатками на мягкую простынь. плавится в чужих пальцах, но сама — лед. холод. даже здесь, в пыли снятого наспех номера, в его
темноте и горьком отзвуке перегара былых постояльцев.
женя умеет говорить с журналистами, женя умеет говорить официально. женя совершенно
теряет эту способность, когда алина так непозволительно близко.
близ
ко
.
женя как под кайфом, обхватывает чужую шею в кольцо рук и загнанно дышит в чужой рот.
они питаются одним кислородом, падают в забытье и растворяются где-то посередине. алина тут, кожей к коже. большего и не надо.