Обсидиан

      «Я, Калистр, хочу поведать о том, как пытался сбежать от прошлого.       Мой путь начался с яркого лунного света. Он освещал мне путь, указывая куда идти стоит, а куда нет. Земля была постелью. Река же кормила меня. А дальше меня ждала лишь длинная дорога, конец которой неизвестен никому.       Мысленно я снова и снова возвращался домой, гулял по старым узким улочкам, заглядывал в окна домов, и ждал, что кто-то выглянет и тепло улыбнется. Я мог бы представить людей, живущих в этих домах, имитировать быт. Но зачем обманывать себя свой разум и поддаваться ложным фантазиям? Дома, наверняка, были пусты, а в печи даже не тлели угольки.       Кострище, с выложенными по кругу черными камнями, требовало дров. Я знал, что нужно успеть до захода солнца, иначе в темноте разжечь огонь будет проблематично. С каждым днём погода становилась хуже, день становился короче, а ночь холоднее. Доходило до такого, что я часто просыпался, изнывая от пронизывающего мороза.       Смастерив из еловых веток постель, я уселся возле груды хвороста и стал разводить огонь. Тонкая струя дыма сменилась первыми языками пламени. Сегодня на ужин рыба.» — Я хорошо скрываюсь от людей? А может в том, что я ещё никого не встретил, твоя заслуга? — Подбросив хвороста в огонь, спросил мужчина. — Управлять людьми не властно мне, — тихий голос раздался из темного леса. — Кроу, ты действительно думаешь, что люди несут опасность? — С долей сомнения спросил Калистр. — М-м-м...Каждый страшен по-своему. Может, опасность несешь именно ты? — Загадочно ответил тот. — Я слишком долго жил в неведении, а сейчас вместо ответа слышу очередную загадку, — иронично улыбнулся мужчина и посмотрел в сторону собеседника. — И чего ты хочешь от меня? Все, что в моих силах – это подтолкнуть тебя к верному пути, если ты вдруг собъёшься с дороги,— с насмешкой ответил Кроу. — Верный путь? А как ты поймешь, что он верный? — Живот предательски заурчал. — Я вот совсем не понимаю... Рыбы не хочешь? — Я такое не ем, — холодно перебил Кроу. — Знаю. Ради приличия спросил, — буркнул Калистр. — И все же. Как ты поймешь, что дорога, на которую меня направишь, не окажется через пару метров охотничьей ямой? — Потому что мы одно целое, Калистр... — Если мы одно целое, тогда почему я не понимаю?       Ответа не прозвучало и Калистр поморщился. Кроу как всегда – только и делает, что порождает все новые, и новые вопросы. В то время как ответы предпочитает не давать вовсе или давать так, что ни черта не понятно.       Выудив рыбу из костра и немного подув на нее, тем самым дав остыть, Калистр откусил немного. Такой знакомый вкус детства сразу навеял былые деньки, когда он с братом жили возле речки и ловили рыбу сделанным копьем. А после они жарили ее на берегу и уплетали за обе щеки.       Детство, полное счастья, тепла и беззаботной жизни. Оно пролетело невыносимо быстро, не дав полностью насладиться блаженными деньками. А подростковые годы, тяжёлая ноша и необратимая череда событий и вовсе давали повод для сомнений - точно ли у них было так называемое детство?       Образы, слова, даже запахи из прошлого стали преследовать его, когда он ушел от брата. Он мог часами находиться в собственных грезах, но вернуться силы не имел. Откусив ещё немного рыбы, мужчина уставился в бурлящую темноту. И темнота ожила, она приняла его в свои объятья. Мрак ожил, поглотил его и начал движение. Силуэты людей стали проходить мимо, напевая до боли знакомую песню. Калистр закрыл глаза, обхватил руками ноги, согнутые в колени и положил на них голову: «Я вижу перед собой тяжёлую дверь, попытка открыть ее настолько наивная, что хочется смеяться. Мне приходится стать просто наблюдателем. Для начала я решил оглядеться по сторонам, и вдруг меня будто окатило холодной водой.       Это то самое место! Настолько хорошо помню его, что от страха мне показалось, будто земля ушла из под моих ног. Я прекрасно знаю, что находится за этой дверью и догадываюсь, что будет дальше.       Сердце предательски стучит и мне начинает казаться, что оно вот-вот выскочит из грудной клетки. Ртом жадно хватаю воздух и не могу полностью насладиться тем, что дышу. Сжав в кулаке рубашку на груди, и глубоко выдохнув, я поднял голову и устремил свой взгляд на дверь. Попасть в зал я могу только с этими фигурами.        Массивная дверь отворилась впуская меня. Темное вонючее пространство. Оно полностью пропахло сыростью и жженными травами. Человеческие силуэты заполняли небольшую комнату, напевая монотонную песню, в которой было невозможно различить ни единого слова. Их голоса сливались в единый гул, и он заставил мою кожу покрыться мурашками. В руках люди несли кованые лампы, в которых еле трепетал огонь. Разойдясь в разные стороны, они рухнули на колени и опустили головы. Кто-то зажёг свечи, стоящие на выступах стен, и тусклые огоньки озарили помещение.       Где-то послышались шаги хозяев, которых не заставили долго ждать. Люди, как по команде, затихли. На входе стоял мужчина в возрасте, а за его спиной два молодых юнца. Он оценивающе посмотрел по сторонам. Его грозное лицо подчеркивали складки на лбу и переносице, а в серых глазах, как в туманном поле, ничего невозможно было разглядеть. Глубоко выдохнув, он зашагал вперед. В два шага преодолев расстояние в пару метров, он застыл у алтаря. Мальчики подбежали к мужчине и смиренно замерли в ожидании.       Темные фигуры с обеих сторон подошли к каменному столу и возложили громоздкую книгу. Ее обложка в тусклом свете казалась потёртой, но я точно помнил - в центре сиял алый камень, по форме напоминающий человеческий глаз. Жуть.       Вторая фигура схватила за руку мальчика и потащила за алтарь. Я сорвался с места и в ту же минуту оказался в юношеском теле. Что происходит?       Ах да... Это тот самый день, который до сих пор преследует меня в ночных кошмарах, заставляя вскакивать посреди ночи или не спать вовсе. День и поступок, за который я даже спустя столько времени не могу себя простить.       Опять стою рядом с отцом. Смотрю на беспомощного брата и ничего не могу сделать. Все потому что чьи-то сильные и крепкие руки держат мои плечи. Сейчас, как наяву ощущаю эту невыносимую тяжесть. Посмотрев на отца, я в очередной раз пытаюсь понять его, его мотивы и цели. Почему он делает это? Зачем? Я думал, что когда вырасту, то смогу оправдать его поступок. Этого не произошло. Возможно, время еще не пришло. Такая страшная ночь, и сейчас я снова незримый наблюдатель.       Резким движением фигура отвернула паренька спиной к наблюдателям и содрала с него черную хламиду. Одежда, словно грязная тряпка, была откинута в сторону. Настигла ту же учесть и лента, связывающая волосы в невысокий хвост. Черные, как крылья ворона кудри, упали на его худощавые плечи, тем самым прикрыв выпирающие лопатки и мраморную кожу.       Было видно, что мальчик не на шутку напуган, но всеми силами он пытался подавить в себе этот позорный страх. Он то сжимал, то разжимал кулаки... Нервничает.       Резким толчком его опускают на колени и, упёршись пальцами в затылок, с напором опускают голову. Гулко, с жужжащим нарастанием, раздалось мычание по маленькому помещению. Отец сию же минуту закрыл глаза и начал что-то шептать.       За алтарем был выкопан глубокий колодец, в котором не было видно дна. Зачерпнув воды, человек, если такового можно им назвать, стал поливать тело парня. Мальчик сжался, казалось, что его и так худощавое тельце стало в два раза меньше.       По бледной коже побежала вода, капля за каплей, исследуя каждую часть тела. Мелкие лепестки красных цветов вперемешку с волосами то и дело прилипали к телу, оставляя незамысловатый рисунок. Стекая на глиняный пол, вода оставляла за собой грязный след.       После этого волосы были убраны с лица и небрежно перевязаны серой лентой, которую нечто достало из кармана. Грубо подняв мальчика под подмышки и тут же подпихнув вперед к стене, на которой висела белая ткань, парня развернули лицом к алтарю.       Силуэты еще ниже склонили голову и сверлили своими взглядами черный пол. Трусы. Очевидно, что они старались избежать зрительного контакта с жертвой. Даже мужчина, являющийся ему отцом, ни разу за это время не поднял своих глаз на сына. Жалкие трусы.       Только я не мог оторвать от него глаз. Видел и переживал это снова. Злоба кипит во мне, ненависть нарастает. Чувства пытались вырваться наружу, но что-то боролось и сопротивлялось. Маленький я с такой же злобой впился руками себе в одежду, то и дело, посматривая на фигуру мужчины, стоящего впереди. Этот осуждающий взгляд... Ох, если бы он мог убивать, ни единой души бы здесь уже не было. Живой, конечно.       Ткань с агрессией сорвали со стены и она тут же полетела на плечи подростка. То, что скрывалось за ней, не поддавалось объяснениями.       Снова и снова, один и тот же вопрос, назойливо крутящийся у меня в голове. Зачем? Цепи и веревки были замурованы в стену.       Рядом же висел огромный серебряный колокол с длинной нитью, змеей спускающееся к полу. Белое полотно безжалостно было разодрано на неравные части.       Одним из кусков перевязали живот, тем самым создавая набедренную повязку, а другими кисти рук и ноги. Он стал узником стены, узником всех этих людей и самого себя. Силуэт достал из кармана небольшую бутылочку и, вырвав пробку, поднес тару к губам парня, не давая ему даже выбора.       Зачем они все это делают? Жидкость потекла по подбородку и шее, оставляя на теле мокрый след. Когда содержимого больше не осталось, палач склонился и поставил бутылку у ног брата.       Колокол ожил. Фигура, пятясь, не опускала нить и встала в ряд с другими наблюдателями. Очередной звон ударил невыносимым громким эхом по пространству. На несколько секунд все затихло, погрузившись в звенящее молчание. Только огни свечей, едва освещающих комнату, подрагивали.       В церемониально–жертвенной тишине затрещала трава, подожженная в черном блюдце. Дымок, клубясь, потянулся куда-то в темноту, и стал заполнять помещение. Отец подсыпал сухие цветы в чашу. Он пару раз взмахнул рукой, тем самым увеличивая жар огня. Комната в считанные минуты наполнилась приторно-сладким запахом.       Он проникал внутрь маленького меня, заставляя несколько раз судорожно кашлянуть и вздохнуть, в надежде глотнуть свежего воздуха. Мечтам не удалось сбыться. Мальчик нахмурился, пытаясь вдыхать, как можно реже. То же происходило и с братом. На его лице выступили капли пота. Безусловно, он хорошо держался, даже прекрасно. Однако он не заслуживал ни этого, ни того, что с ним собирались делать дальше.       На улице поднялся ветер, который хорошо был слышен в помещении. К моему превеликому сожалению, он не проникал внутрь. И вдруг, о чудо, кто-то приоткрыл окно или дверь – я не видел и, из-за легких порывов ветра, я смог спокойно вздохнуть.       Кажется, снаружи начался сильный дождь. Я слышал, как капли сначала медленно, а затем, с каждой минутой усиливаясь, со стуком приземлялись на землю и тарабанили по крыше. Громкий треск и грохот раздались неподалеку.       Именно этот треск привел меня в чувства. Приглушённый свет, едкий, но почти выветревшийся запах, монотонное пение, гул и стоны повторялись по кругу. Тихое мычание вмиг заменилось истошным криком, а тело замерло, и все, что я мог сделать, это смотреть на его муки. Внутри же мучился и я сам.       Видимо, близнецы и правда все ощущают. Если же нет... почему мне так больно? Я четко помню то, что заставило сорваться мое тело с места – в руке отца блеснул нож с черным лезвием. Он передал его старику: о его преклонном возрасте говорили дряблые руки, видневшиеся из под мантии. Тот стал что-то царапать на теле брата.       Я рвался к нему, но меня держали и заставляли смотреть. Скрутив мои руки за спиной и держа за волосы, я в очередной раз попытался дернуться, но тело пронзила оглушающая боль, которая заставила резко упасть на колени. Больше я не мог пошевелиться.       Тело родного мне человека стало холстом для не знакомых мне символов. Из моих глаз текли слезы, и все, что я мог сделать, это слушать его тихие хрипы боли. Когда наши взгляды встретились, я понял, что мое присутствие хоть немного, но придаёт ему сил. Он еле заметно покачал головой и пошевелил губами: «просто будь рядом». Спустя пару секунд он подал ещё один знак: «так надо». После его глаза закатились. Белая ткань на запястьях и ногах окрасилась багровым цветом, отравляя чистый цвет. А его губы растянулись в страшной улыбке. — Люди... какие же вы наивные. Слепо верите. — Не своим голосом сквозь смех произнес парень. — Что это вас спасет! Его тело обмякло, он повис на руках. Из носа пошла тонкая кровавая нить. — Брат! — Так истошно я никогда не кричал, из глаз ручьём покатились слезы.       Я не знаю, как и какая сила меня освободила, но я смог вырваться из оков и рванулся к телу брата, крепко обняв его и прижав к себе. Он еле дышал. Пульс был настолько медленным и тихим, что из моих глаз потекли горячие слезы, падающие ему на лицо. За что? Почему именно он? Я бы отдал все, лишь бы с ним этого никогда не происходило. Маркелл не заслуживал подобного. Его кровь тут же пропитала мою одежду, а в нос врезался металлический смрад. — Ты будешь звать, — он слегка приподнялся и зашептал мне на ухо. — И тебя услышат. — Калистр, отойди от него! — Скомандовал мужчина. — Это не конец ... — Уже бешено смеясь, продолжил парень. — И рожден уже тот, кто станет причиной новой эпохи! Вы все его знаете! — После этих слов он снова еле слышно прошептал мне на ухо. — Родится ребенок, он будет нуждаться в тебе, стань ему щитом, не отворачивайся. — О чем ты? — Растерянно произнес я. — Прошу, закройте ему рот и уведите наконец Калистра! — Закричал женский голос из толпы. — А с неба посыпется черный снег.       Меня оторвали от него. Я видел, как ему в рот запихивали палку и завязали ее на затылке. Он что-то мычал, уставившись на меня огненными глазами. Пламя бурлило и рвалось за пределы глазных впадин, достигнув своего предела. Свет взорвался, а после начал медленно угасать.       В ту же минуту тело обмякло, пару раз покачнулось вперед и рухнуло на колени. Руки были заведены за голову, по ним стекала кровь вперемешку с капельками пота.       Пальцы судорожно шевелились, а взор парня был устремлен в пустоту, глубоко в темноту. После чего его глаза закрылись, а голова повисла. Воцарилась гробовая тишина. Прошло внушительное количество времени прежде чем фигура человека, сидящего слева, встала, взяв фонарь и поднесла к парню, осветив его.       В увиденное я не мог поверить, просто стоял все это время, как парализованный. Секунды казались мне вечностью, а мир, словно рухнул мне на плечи. Еще недавно черные, как смоль волосы, сейчас блестели и переливались серебряным цветом.       Фигура склонилась над изнеможённым телом парня и стала протирать лицо и руки тряпкой, смоченной в колодце.       Мужчина взял книгу и подошёл к телу, которое не подавало никаких признаков жизни. Он склонился над ним и освободил рот Маркелла. После чего раскрыл книгу и подставил к запястью, с которого стекала кровь. Алые капли встретились с сухими листами и окрасили их.       Отец жестом руки приказал освободить меня, я тут же ринулся к брату развязывать его руки. Все эти взгляды были прикованы к нам. Кто-то смотрел с жалостью, кто-то с презрением. Если честно, мне было плевать на них, я боялся только за своего младшего брата.       Для всех это было зрелищем, некоторые ему даже радовались. Хорошо, что ни у кого было видно лиц. Иначе через несколько дней после этого обряда, их нашли бы мертвыми.       Взяв брата на руки, я уверенно пошагал к выходу. Однако там меня остановила невысокого роста фигура, приковавшая мой взор своей ехидной улыбкой. Не сдержав злобы, я сорвал с ее лица капюшон и увидел знакомое лицо. — Что ты себе позволяешь! — Завопил отец.       Мне было безразлично на то, что говорили. Я их не слушал, не желал этого. Со всей силы ударив ногой деревянную дверь, я оказался по ту сторону. Яркие солнечные лучи ударили мне в глаза, и я сощурился. Только недавно был дождь с грозой, а уже сияло солнце. Может, это знак, что дальше все будет хорошо?       Прижав тело брата крепче к себе, я понесся в сторону дома, к матери. Она сидела на пороге и, только увидев нас, сорвалась и побежала навстречу. Её глаза были красные от слез. Видимо, рыдала всю ночь. — Слезы – это последнее, что сейчас поможет, — сквозь зубы прорычал я. — Что с ним, что с его волосами! — Заорала она.       Я ворвался в комнату и уложил его в кровать. Разматывая на запястьях ткань, мне открылся весь ужас. Содранная до мяса кожа, изувеченное тело и белые волосы. Все причиняло боль и страх. Мысли роем клубились в голове. Мне было страшно, что он не очнётся. Страх того, что я его потеряю навсегда заполонил мое сердце. Нет. Всего меня без остатка. Я никогда не смог бы принять его смерть. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо еще.       Его сердце билось, только это меня и успокаивало. Растирая каждый пальчик, каждый сустав, я пытался согреть руки и ноги. Мать смазывала раны, а после перевязывала их чистой тканью. Я тоже переоделся в чистую одежду и лег рядом с братом, согревая его, а мать устроилась на полу. — Калистр, я хочу пить, — раздалось так протяжно. — Я только смочу губы, тебе пока нельзя. — С заботой пояснил я. — Брат, — так тихо протянул тот. — Молчи, — все, что смог произнести я.       Дверь в дом хлопнула, послышались тяжелые шаги. Женщина сорвалась и стрелой вылетела из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. — Ты не рожал его, они не рожали его, чтобы так издеваться над моим мальчиком! — Завопила женщина. — Замолчи! — Крикнул отец. — Ты ничего не понимаешь. И никогда не поймёшь! — Как я не могу понять ваш клан, традиции и убеждения, так и вы никогда не поймёте людей! — Было слышно, как женщина заплакала.       Я сполз с кровати и подкрался к двери, уставившись в щель. Они стояли друг напротив друга, сверля взглядами. — Ты ошибаешься, все люди одинаковые. Думают только о своей выгоде, — колко бросил тот. — Так же, как и вы, — выпалила она и метнулась к окну.       Я впервые слышал, как она повышала голос. Как и впервые слышал, что наши родители ругаются. Это было в первый и последний раз».       Солнце обжигало лицо, Калистр сощурился и прикрыл глаза руками. Так свежо и прекрасно было утром. Потянувшись и выпрямив ноги, он уставился на догорающий костер. Видение было ужасным, ощущение беспомощности паршиво давило. — Спасибо, что поддерживал огонь, — произнес мужчина, зная, что Кроу его услышит.       Зевнув, мужчина поднялся с веток и осмотрелся по сторонам. Вдалеке чистое поле, по которому стелился серый туман. Рядом же бежала река. Он подошёл к ней и зачерпнул ладонями кристальную воду и брызнул ею на лицо. — Ты кричал во сне, — раздался холодный голос. — А ты беспокоился? — Ему стало смешно со своего вопроса, Калистр еле слышно хихикнул. — Думаю, я не такой черствый, каким кажусь на первый взгляд, — послышалась растерянность в голосе. — Я учусь у тебя, пытаюсь понять, каково быть живым. — Ты бы знал, что мне снилось, — спокойно вернулся к разговору. — Видимо, это был страшный сон? — Ты прав. Мне снился дом. А теперь нам пора в дорогу, туда, где восходит солнце.