Летняя ночь

      Фрэнки сидела на скрипучих качелях, медленно волоча затертыми кедами по земле. Почва была сухой, потрескавшейся. Жара не спадала вот уже неделю, и единственное время суток, когда температура создавала иллюзию того, что она понизилась — глубокая ночь, и то, наверное, потому что относительно рядом находилось море, откуда дул прохладный ветерок.       То лето проходило для Фрэнки практически как обычно. Она скиталась по городу и слушала музыку. Играла на дедовой гитаре и каталась на скейтборде, читала книжки в библиотеке (не потому что любила читать, а потому что там был вентилятор) и иногда по вечерам пила пиво со своим другом Рэем в какой-то компании почти анонимных не совсем алкоголиков. Иногда она одиноко сидела на качелях на детской площадке, размышляя там на закате то о творчестве, то о любви, то о жизни и причинах своего существования — все как полагается подросткам. Временами девушка посещала пляж, в основном ночью, либо ранним утром. В те часы, когда не было ни души, не считая, конечно, дельфинов, выпрыгивающих из воды где-то вдали, и чаек, которым она, кстати, часто кидала хлеб многодневной давности.       Ничего необычного, правда, все шло своим чередом. Лето, как лето. Только лишь одно недавнее событие выбивалось из привычной колеи. Заставляло обычно непоколебимую и немного дерзкую Фрэнки плавиться, словно лед на палящем солнце.       Качели поскрипывали. Цепи, на которых они держались, слегка поржавели, а синяя краска в некоторых местах облезла. Фрэнки не думала, что такое произойдет в ее жизни. Она вообще не думала. Ни о чем тогда. Она чувствовала.       Неделю назад Фрэнки, Рэй и еще несколько человек («несколько» у каждого свое, но если уточнять, то собралось не меньше десяти подростков) пили пиво на лавочках, рядом с гаражами, слушая вроде бы Green Day или Misfits, может не их, в любом случае это был панк-рок — единственное, в чем она была уверена на все сто. В голове Фрэнки на самом деле была каша, она помнила что-то, но делала вид, будто не помнила. Начался весь каламбур с того, что она выпила, вроде немного, хотя сейчас сомневалась в этом, потом своровала жменьку черешен с дерева, которое почему-то росло близ пятиэтажек и раздолбанной дороги, громко смеялась весь вечер, шутила и даже ни с кем не конфликтовала. Конечно же, всем было весело, особенно, когда спустя пару часов заплетались не только языки, но и бедные волосы Рэя. Фрэнки вскоре, уставшая сидеть на лавочке, вновь отправилась к дереву, на этот раз за вишней, ведь черешня оказалась очень червивой. Вернувшись, она заметила, что к их тусовке присоединилась еще одна девушка. Обаятельная, до чертиков притягательная, а чем — не ясно, с голосом вкрадчивым, пробирающим до дрожи, до сумасшествия. Чувство, возникшее с появлением новой знакомой, Фрэнки раньше так остро не ощущала. Оно странное, плавное, нарастающее с каждым словом Джи — так ее звали, обаятельную девушку с темными волосами, широкой улыбкой, в черном легком сарафане по колено с рисунками вишенок. Эта девушка была такой невероятной, и Фрэнки бы ни за что не объяснила почему, ведь сама не понимала, что творилось в ее собственной голове по причине «Джи».       Весь вечер мысли бились внутри черепной коробки. Позже появилось какое-то возбуждение или эмоциональное, просто связанное со встречей нового человека, чего раньше не происходило, или сексуальное, которое Фрэнки отрицала, пыталась, по крайней мере. Ну как так можно? Она ведь сама девушка, ее не могла завести другая девушка. Но минуты шли, доказывая обратное, и она уже не думала ни о чем, кроме того, что она гребаный озабоченный подросток, который хочет тактильного контакта с Джи. Или вообще любого контакта с Джи. Ну же, почему бы ей не посмотреть в глаза Фрэнки? Почему бы этой прелестной девушке не подойти к ней? Фрэнки сжала кулаки. Никогда ничего подобного не вызывали в ней парни, пусть она однажды и целовалась с одним. Даже то ощущалось менее горячо, чем простое поглядывание на Джи. Лишь взгляд на девушку вызывал бурю эмоций. Такую, что голова начинала кружиться, а сердце колотить. Она уже открыто пялилась на Джи, на плавные движения ее рук, на грудь, немного просвечивающуюся сквозь черную ткань тонкого сарафана, на шрамики на коленках — веселое детство, как предположила Фрэнки, на тонкие губы, растягивающиеся в пьяной улыбке. Хотелось простого, банального — девушку, с которой она фактически лично не общалась, а знакома всего ничего.       Был поздний вечер, солнце уже село, и зажегся один желто-оранжевый фонарь на весь квартал. Фрэнки была красной до кончиков ушей. Фрэнки думала только о Джи, за эти три часа они даже не взаимодействовали, обидно, но на самом деле лучше так. Она сводила коленки, потому что теперь достигла той точки, когда из-за собственных фантазий тянуло внизу живота от возбуждения. «Ну нет, это точно не просто эмоциональное. Я хочу ее. Хочу целоваться с ней до нехватки воздуха, хочу залезть к ней под сарафан, черт возьми, хочу долго обниматься с ней. Хочу, чтобы она была моей, а я ее». Фрэнки пыталась перестать представлять откровенные сцены, главными героинями которых являлись они с Джи. Если девушка с ней заговорит, то, кажется, она сойдет с ума.       — А почему Майки не пришел? — спросил какай-то парень из компании. Кажется Патрик или Пит. Черт с ним, это было не важно.       — Оу, Майки поехал к бабушке помогать, а что? Ах, точно, все ясно, я понимаю, — ответила Джи и театрально закатила глаза, но потом улыбнулась и легонько толкнула Пита локтем в предплечье. Фрэнки спустилась с небес, отчего-то мерзкое чувство, которое ранее было затуманено восхищением и грезами, проснулось в ней. Осознание того, что она неправильная и абсолютно точно глупая, ведь мечтала весь вечер о том, чему не произойти, ранило ее. Такую резкую смену настроения можно объяснить: а) алкоголем, б) усталостью, в) ревностью, г) всеми факторами, кроме усталости, потому что ее не было. Был бурлящий спектр эмоций. Разговоры продолжались, плавно перетекая от обсуждений бабушки Майки и Джи, их петухов в деревне к гаданию на картах. До пьяной и теперь опечаленной Фрэнки доносились обрывки фраз. А потом внезапно Джи подмигнула ей. Фрэнки оживилась, стала оглядываться по сторонам: вдруг это было адресовано кому-то другому. Но Джи задорно смотрела ей в глаза, именно в ее глаза. И Фрэнки… Она не понимала, что происходило. Зато помнила песню, под которую самая прелестная девушка на всем белом свете поднялась с места, держа банку пива в руке, спотыкаясь о камушки, направилась к ней, пораженной и растерянной. Oh love, как же странно, именно под нее Джи присела на бревно, прикасаясь своим бедром к бедру Фрэнки.       — Привет, — тихо сказала она. — Надеюсь, ты не против, что я с тобой посижу. Меня зовут Джи, если ты не знаешь, — Айеро непроизвольно задержала дыхание, чтобы не выдавать волнение.       — Я Фрэнки, — пролепетала она. Забавный или нет факт, но настроение поднялось, все плохое растворилось в ночном бризе. Осталось удовлетворение, спокойствие, сладость и ее присутствие, тепло тела и снова набирающее обороты возбуждение.       — Красивое имя, Фрэнки, — шепнула Джи на ушко. Ее голос — бархат для слуха. А то, как она произносила имя… Медленно, томно, тягуче, пробуя на вкус. Фрэнки покрылась мурашками. Может, ей показалось. Может, она вообще все это выдумала и не было никакого подтекста в произнесенном. Однако Джи сразу не отстранилась, она опаляла ее ухо горячим дыханием. Стон, едва слышимый, слетел с губ, а затем вновь бархатный шепот:       — Фрэнки, милая, будешь пиво?       «Милая», или Фрэнки вновь послышалось? Она зачарованно кивнула, она была пьяна, но не настолько, чтобы не понимать или не иметь возможности здраво мыслить. Джи, тем временем, вместо того, чтобы просто передать банку, поднесла ее ко рту девушки, та в свою очередь обхватила ее руку и сделала большой глоток. Сердце билось, места в грудной клетке было критически мало. Она чуть не подавилась, когда Джи, спросив разрешение и получив в ответ еще один автоматический кивок, дотронулась прохладной рукой до ее спины. Плевать, что все видят. Подростки в этой компании не анонимных не алкоголиков слишком пьяны от дешевого спирта, в отличие от двух едва знакомых девушек, которые пьяны не от спирта, а друг от друга. Фрэнки почти не дышала, но смогла все же ненадолго взять себя в руки, хотя с пальцами желанной девушки на ее спине это было фактически непосильной задачей. Она встряхнула головой и тихо, немного сипло сказала:       — Джи, ты не хочешь пойти поговорить? — Фрэнки не думала — она чувствовала, она подсознательно действовала так, она просто знала.       — Предлагаешь свалить отсюда? — Джи отстранилась, выдержала небольшую паузу, делая вид, что задумалась, и ответила короткое:       — Давай.       Они встали и незаметно ушли. Вот так просто, не предупреждая никого, удалились. Да и кому вообще было до них дело, все были слишком заняты. Кто в карты играл, кто продолжал пить, а кто уже отрубился в сарае чьего-то отца/деда/брата.       Девушки побрели по-над длинной, казалось, бесконечной, цепочкой гаражей по дороге, где что ни земля, то яма, и наоборот. Фонарей не было, тот единственный остался далеко позади. Лишь луна и звезды освещали их путь. Когда они отошли на достаточное расстояние, то сели на лавочку, стоящую напротив очередной одинаковой пятиэтажки. Каждая размышляла о своем. Молчание повисло в воздухе, пока Фрэнки его не прервала.       — Джи, — вполголоса начала Фрэнки, — почему ты согласилась уйти со мной?       — По той же причине, по которой подсела к тебе.       — Джи, — они сидели вновь близко, луна освещала их лица, а прохладный ветер, что дул к морю, пробирал до дрожи, но был намного приятнее, чем палящее солнце июльскими днями. Сколько было времени, никто из них не знал, но до рассвета, наверное, оставалось пару часов, — Ты очаровательна настолько, что мне больно, — не сдержалась Фрэнки, о чем в следующую секунду успела пожалеть. Она до боли закусила губу и зажмурилась, словно ожидая удара.       — Ох, дорогая, — Джи заправила темную прядку, упавшую на лицо, за ухо, — Это то, о чем я думаю? Скажи честно то, что хочешь сказать, обещаю, что бы это ни было, я не осужу. Я же вижу, что ты…       — Джи, кажется, я влюбилась в… — Фрэнки вновь пожалела, но та самая фраза, которая двигала, двигает и будет двигать людей на всякие поступки — «живем один раз» — пришла в голову, и плевать. Плевать на все, если что, потом скажет: перебрала с пивом, делов-то, — В тебя.       Она ждала всего, что угодно. От сочувствующего взгляда до смачной пощечины. Напряжение нарастало, и вдруг:       — Мы можем поцеловаться? — словно камень с души. Спокойствие вновь. Желание. Приятное волнение.       — Что? — Фрэнки застыла, очнулась, побывала в аду и в раю. — Вау. Стоп, вернее да. Прямо здесь? — в груди тепло. Все правильно, все так и должно быть.       — Можем за гаражами, — Джи усмехнулась и прикоснулась к руке Фрэнки. Она переплела их пальцы.       — Уже не важно, на самом деле, давай просто…       Фрэнки потянулась к ее губам. Легкий чмок. Такой по-детски невинный. Они отстранились и обе захихикали.       — Боже мой, Фрэнки, я никогда не целовалась ни с кем. И не верю, что мы с тобой едва знакомы.       — Попробуем еще разок? — из ее головы выветрились все пошлости, когда она осознала, что ее собеседница на самом деле не такая опытная, как кажется. Ну и снова плевать на это с высокой колокольни. Да, она все еще хотела касаться ее везде, но только если Джи не будет против. Все равно начинать всегда нужно с малого.       — С удовольствием. Давай теперь по-взрослому попробуем.       Они приблизились друг к другу, столкнулись носами, Фрэнки провела кончиком языка по губе Джи. Руки очутились на талии. Они были максимально близко. Тепло тел, мурашки через ткани одежд. Если бы они стояли, то наверняка коленки обеих давно бы подкосились и свалились бы они в объятьях на асфальт. Джи попробовала обхватить губы Фрэнки своими, Фрэнки подхватила и последовала за ней. Сначала выходило неуклюже. Они отстранялись, тихонечко смеялись, целовались снова, старались усовершенствовать поцелуй, пробовали еще раз. Обе чувствовали себя так странно, так замечательно. В объятьях друг друга. Сердца колотили, разум был затуманен. Постепенно они привыкали, становились развязанней, и вскоре рука Джи оказалась на груди Фрэнки. Тяжелое дыхание, томные вздохи. Медленно ее пальцы стали пробираться под майку, ощупывая контуры лифчика. Фрэнки уже, откровенно сказать, стонала. Если она возбуждалась от одного вида Джи, то чего говорить о тактильном контакте, которого она жаждала весь вечер.       — Джи, — она сжимала ее плечи.       Девушка мгновенно замерла, остановилась, вытащила руку из-под майки. Фрэнки разочарованно вздохнула, а Джи виновато опустила взгляд и затараторила:       — Я не могу так, Фрэнки, я хочу тебя, но мы знакомы всего ничего, может нам стоит сначала узнать друг друга, чтобы мы не жалели об этом, если потом что-то пойдет не так. Ты мне тоже нравишься, правда, прости, — Джи хотела отстраниться, но Фрэнки не позволила, притянула к себе, уткнулась носом в плечо, крепко обнимая сгорбившуюся девушку. Удивительно быстро она остыла, хотя и была возбуждена весь вечер. Все-таки Джи, она такая необычная, и терять ее не хотелось. К тому же, если они правда сойдутся, у них однозначно будет много всего интересного, не только в плане сексуальной жизни.       — Хорошо, я понимаю тебя, не извиняйся, все честно хорошо, — Фрэнки поглаживала ее по спине, — как тебе идея обменяться номерами, а потом пойти прогуляться по пляжу?       Джи выпрямилась и обняла в ответ Фрэнки, чмокая параллельно в щеку. Она усмехнулась:       — Хорошо, я согласна, но только если ты по пути расскажешь мне что-нибудь интересное о себе.

***

      Носы кед все также привычно вспахивали сухую землю, солнце нещадно палило макушку в шляпке, а синяя краска практически полностью слезла. Чувства, которые пустили корни глубоко-глубоко, еще тогда, разрослись по всему организму. Фрэнки ждала Джи, прямо в этот момент, сидя на старых скрипучих качелях, ждала их встречи, не первой, не десятой, даже не сотой. Пока эта прелестная девушка рядом, ей плевать на все, кроме нее. Она рада, что Джи с ней, что Джи есть в ее жизни и просто тому, что судьба к ней благосклонна.