Сучка не захочет - кобель не вскочит

Слэш
NC-17
Завершён
42
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
11 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в любом виде
Награды от читателей:
42 Нравится 12 Отзывы 4 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
*** Тим на него… таращится. Правда. Именно что таращится. И Джинджер думает, он правда было думает да кому ты нужен, вот еще, пялиться на тебя, он было думает это, проговаривая внутренним голосом, который звучит точно так же, как голос Тима. Но только голос Тима так вообще не звучит. Не с ним. С ним он так не разговаривает, с ним он довольно-таки приветлив — и еще он пялится на него. Он правда это делает. И делает он это… странно. По крайней мере, Джинджеру так кажется. Он сам так никогда не делал. Не смотрел, словно зависая, на ширинки чужих штанов и на то, как кто-то отливает где-нибудь в непредназначенном для этого углу в непредназначенную для этого емкость, потому что, когда ты в туре, времени не хватает даже для того, чтобы найти нормальную уборную, хотя Джинджер чаще всего и находил. Находил — и ни на кого там не смотрел. Не пялился. А Тим пялится. Именно на него. На ширинку — и на то, как он… Ну, тогда, когда он отливает где-нибудь, не уединившись, Тим смотрит на него, словно зависая, расфокусированным взглядом, а потом поднимает его вверх, не всегда, но довольно часто, и будто виновато улыбается, поводя плечами, пожимая ими, как делают это все мужчины, когда пересекаются взглядами в уборной. Наверное. Джинджер не знает, правда ли это так. Лично с ним такого не случалось. Лично с ним случился только Тим, который смотрит на него — и это просто странно, невыносимо странно. Потому что дело ведь точно не в том, что он ему… интересен. Не в том, что Тим что-то хочет от него. Кому он нужен что-то от него хотеть, уж точно ведь не Тиму, господи. Господи, и если бы он даже был, если бы он даже был внезапно Тиму нужен, то Тим бы давно ему это сказал, давно бы что-то сделал, это, в конце концов, Тим, он начал флиртовать при нем, при всех, спустя едва ли две минуты, как все пожали друг другу руки, он выслушал приветствие и поблагодарил, ответил на рабочие вопросы, а перед тем, как задавать свои, спросил что-то про ремень, про то, где он его купил, сказал, что очень круто и ему идет, и ярко улыбнулся, ну, не ему, не Джинджеру, конечно, нет, а звукорежиссеру где-то в одном из европейских городов их тура, Тим начал флиртовать с ним, едва узнав, как его зовут, и задавал рабочие вопросы так, будто это тоже комплименты, спросил, между делом, при всех них, о барах, где не орет какая-нибудь дрянь, где можно приятно посидеть вдвоем и выпить, спросил, не хочет ли он ему такой бар показать, ну, не он, не Джинджер, а тот звукорежиссер, и не прямо тогда, чуть позже, когда все освободятся, когда закончатся вопросы, спустя час или полтора, Тим ушел с тем звукорежиссером спустя всего лишь час или полтора — и не в бар, и он ушел бы раньше, если бы не надо было решать рабочие вопросы, он сразу начал с ним флиртовать, при всех, нисколько не смущаясь, а Мэнсон что-то пробормотал, когда Тим уходил с тем звукорежиссером, ярко улыбаясь и будто невзначай трогая его за плечо рукой, что-то про специальные призы и конкурс шлюх, на котором он бы занял все почетные места, ну, не он, не Джинджер, Тим, Мэнсон говорил про Тима и про то, что ему впервые в жизни не хватает слов, что слова шлюха мало, чтобы все это точно описать, что здесь нужно что-то новое, какая-то метафора, которая еще не пришла ему на ум, ну, Мэнсону, не Джинджеру, Джинджер ничего про конкурс шлюх не думал и не стал бы, он только думает, что, будь он ему — Тиму — нужен, Тим бы давно ему это сказал. Он думает, что он ему точно не нужен, не нравится, не интересен, потому что это бред, потому что то, что Тим делает, это тоже бред и очень странно, это очень странно, что Тим только и делает, что на него таращится, в самые неловкие моменты, словно зависая, это невыносимо странно — и Джинджер просто пытается не попадаться ему лишний раз на глаза. Реальность, впрочем, не особенно заботится о его намерениях. Реальность, кажется, специально издевается над ним. Реальность, ему кажется, специально издевается на ним, потому что лифт застревает, и он пустой, там, кроме них двоих, никого больше нет, там и Тима не должно было быть, он забежал внутрь в последнюю секунду, двери с шипением закрылись, лифт поехал, поехал было — и остановился, замер, где-то между этажами, Тим откопал в куртке мобильник, смог позвонить, вызвал ресепшен, ему ответили, ему сказали, что ремонтная бригада скоро будет, но только ее нет, до сих пор нет, а Джинджер уже не очень-то может терпеть, вообще не может, он мнется, переминаясь на ногах, сжимая бедра, стараясь делать это незаметно, чтобы не заметил Тим, пока Тим прислоняется спиной к стене, вытягивая губы и качая головой, видимо, под какую-то заевшую мелодию, пока Тим улыбается ему, поводя плечами, будто пытаясь сказать, что скоро их освободят, что скоро все его проблемы будут решены. Джинджер не очень-то может терпеть — и еще совсем не желает, чтобы Тим узнал об этом. О том, что во всем этом есть какая-то проблема. Он совсем не хочет, чтобы реальность подставила ему еще одну подножку. Реальность в лице Тима просто оглядывает его сверху вниз. — С тобой все в порядке? — интересуется она. Ну, он. Тим. Интересуется — и смотрит на него. Прямо на ширинку. — Да, конечно, — кивает Джинджер, переминаясь снова с ноги на ногу в тщетной попытке эту проблемную ширинку как-то скрыть. — А, — говорит Тим. — Ну ладно. Ты просто дергаешься весь, вот я и подумал, что мало ли, вдруг что-то не так. Точно все в порядке? Тим, вообще говоря, довольно-таки приветливый человек — если его не раздражать. Джинджер, по всей видимости, его не раздражает, он с ним всегда доброжелателен, словно они если не друзья, то как минимум приятели, и это, пожалуй, даже хорошо, только вот прямо сейчас Джинджер согласился бы на что угодно, на скандал, на драку, что угодно — только чтобы Тим не смотрел на него так пристально. Он и без этого едва может терпеть. — Да, да, — повторяет он — и продолжает, потому что смотрит Тим не только пристально, но и внимательно, и поднимает бровь, потому что это звучит, как дурацкая отмазка, это и для самого Джинджера так звучит. — Я просто… Он подбирается, пытаясь придать себе насколько возможно невозмутимый вид. — Просто ссать хочу. Вот так. Ровным тоном. Слегка пренебрежительно. Немного даже грубо. Так, будто это ерунда какая-то, потому что это ведь и правда ерунда, ничего такого, он просто застрял в лифте и просто хочет ссать. Смешная ситуация. Вот так. — А, — говорит Тим. Затем повисает пауза, и Джинджер даже было думает, что у него все получилось, что сейчас, совсем скоро, явится эта проклятая ремонтная бригада, думает это — и еще то, что он действительно ужасно хочет… — Слушай, я… — говорит Тим, прочищая горло, шумно вдыхая воздух в легкие, отвлекая его от бегающих по кругу беспокойных мыслей. — А? — переспрашивает Джинджер. — Я понимаю, что это пиздец странно, — начинает Тим — и то, что он сообщает ему дальше, только так и можно охарактеризовать. — Но меня это уже достало и, кажется, все-таки проще будет спросить, и вообще, все, что происходит в лифте, остается в лифте, так что… — Он прерывается, облизывает губы, пока Джинджер пытается сообразить, к чему эта отсылка, кажется, к какой-то книге или… — Не хочешь на меня нассать? Ну, в смысле, не сейчас, а когда мы, наконец, блядь, выйдем. Пойти ко мне в номер и… Я все глаза уже на тебя пропялил, ты сам давно заметил, и спасибо тебе, что ты… не знаю, спасибо, что не возражаешь, что я такой ебанутый? У тебя член просто охуенный и моча так… Блядь, я каждый раз слюной захлебываюсь и не могу перестать об этом думать, просто не могу, так что… Не хочешь? Тим смотрит на него, явно выжидающе, и Джинджер знает, что надо что-нибудь ему ответить, но ему срочно надо было в туалет еще полчаса назад, и он ни о чем другом не мог думать, а теперь, теперь он вообще перестал соображать, он вообще не может думать, ни о чем, не только об отсылках. — З-зачем это тебе? — спрашивает он. — А, — говорит Тим несколько растерянно, несколько раз открывая и закрывая рот. — Ну… Фетиш у меня такой? В смысле, нет, мне просто нравится… Господи, я вряд ли смогу объяснить, но да, мне нравится, ну, когда на меня ссут, не знаю, это… пиздец здорово? Мне так комфортно? Уютно как-то… Я знаю, что звучит как бред, и да, еще у меня хуй от этого встает и все такое, так что, может, и фетиш, хотя, может, это просто потому, что вот к хуям у меня точно склонность есть, поэтому и мой встает… Не знаю. Нравится. Пиздец как нравится. Вот зачем. Он разводит руками в стороны, закончив объяснять. Не то чтобы Джинджеру хоть что-нибудь стало понятнее. — А почему ты раньше не сказал? — медленно произносит он, вылавливая из тумана в голове обрывки мыслей. Ведь он же должен был сказать. Давно. Если бы так все было. Тим сам бы давно все ему сказал. Тим усмехается. — Потому что получается такая вот хуйня? — он обводит рукой запершее их двоих пространство лифта. — Если просто так спросить. Я… Ну, если мне приспичивает, то я обычно иду… в специально отведенные для этого места, где люди именно для этого и собираются? Или… в смысле, всяких других людей я тоже просил, конечно, но я с ними трахался до этого, так что они… привыкли к степени моей ебанутости, а тут… Тут мне сразу этого и надо, и просто так с ходу это предлагать? Нет, мне, как видишь, хватает дури, но… Хуйня-то получается. Тим прерывается на секунду, потирая ладонью шею сзади, и Джинджер кивает, соглашаясь, на всякий случай соглашаясь, он все видит, все и правда получается, все так, как Тим сказал. Он ровным счетом ничего не понимает. — И я вообще не знаю, надо ли оно тебе, — снова заговаривает Тим. — Я, конечно, та еще… проблядь, как ты, наверное, тоже заметил, но с коллегами я стараюсь вести себя чуть-чуть… поаккуратнее, а то хуйня получается и там, увы, бывало, а я все-таки хотел бы работать в этом балагане чуть дольше полугода, так что… Ты ж все видел. Что я пялюсь постоянно. И куда я пялюсь. И ну… Я от тебя ответного энтузиазма не увидел, да и еще я знать не знаю, интересуешься ли ты… Ебаный Мэнсон вечно про тебя пиздит, что ты чуть ли не монах-подвижник и все земное тебе совсем по барабану, ты его отринул, так что я правда не ебу, может, ты не то что гетеро, а асексуал или что-то в этом духе, а даже если нет, нравлюсь ли тебе лично я — это отдельный… — Да, — перебивает его Джинджер. Тим осекается, моргая, рассматривая его, немного сведя брови. Джинджер сглатывает. — Что да? — переспрашивает Тим. За дверьми лифта вдруг раздается шум, шаги, нет, не шаги, а топот, визг, лай и цоканье, и высокий, немного истеричный голос, срываясь, кричит стой, маленькая дрянь, стой, кому сказала. Джинджер вздрагивает, пытаясь стряхнуть морок и переступая ногами, складывает руки на груди, обхватывая плечи пальцами. — Ну… — он прочищает горло, неловко улыбается одним лишь уголком губ. — Нравишься. И я не… Ты мне нравишься. — А, — выдыхает Тим. — Окей. Ладно. — Он мотает головой и улыбается, ярко, показывая зубы. — Ладно. Хорошо. Отлично. Джинджер неуверенно поводит плечами. Наверное, и правда ладно. Хорошо. Отлично. — Тогда… — продолжает Тим. — Пойдешь? Ко мне. Ну, как нас выпустят. Ты на меня… помочишься, а я… Не знаю, что угодно? Что хочешь сделаю. Я так понимаю, тебя моча не занимает, она вообще мало кому нужна, кроме меня и еще горстки извращенцев с ошейниками и хлыстами, так что… баш на баш? Я что-нибудь другое сделаю. Реально, что угодно, мне так-то… Что ты скажешь. Пойдешь? В коридоре снова слышится шум, чьи-то тяжелые шаги, два голоса, все ближе, ближе… — Эй, вы там? — и стук. Джинджер даже подпрыгивает, пока Тим смотрит на него, едва заметно шевеля губами, тихо, молча, будто зависая, не реагируя ни на что вокруг, только на него. — Я… — начинает Джинджер. — Эй! — в двери лифта снова стучат, даже колотят. — Вы что там, уснули или что? Тим улыбается, немного криво, поджимая губы, выдыхает, поднимая, опуская плечи, отводит было взгляд. — П-пойду, — быстро, в последнюю секунду произносит Джинджер. И ему самому кажется, что уже поздно, совсем поздно, он слишком поздно сообразил — он ничего еще не сообразил, на самом деле — но реальность засчитывает его ответ. Реальность обнажает зубы еще раз. — Окей, — говорит она. Ну, он. Тим. — Спасибо? Давай, что ли, тогда… — он отворачивается, не договорив. — Да тут мы, тут. — кричит он дверям лифта. — Просто заканчиваем наш для вас сюрприз. Приятно наконец с вами познакомиться. Мы вас совсем заждались. Обнимемся? Двери отвечают ему невнятным бормотанием, а потом начинают выдавать недовольные инструкции по нажиманию кнопок пальцами Тима — и глубоко непрофессиональным методом. Джинджер наблюдает за процессом через его плечо. *** — Да, да, все замечательно, — повторяет Тим в трубку, прохаживаясь туда-сюда по коридору и показывая большой палец собирающейся удаляться ремонтной бригаде, вызволившей их. — Никаких претензий. Проблем тоже никаких. Да, мы на свободе. Все отлично. Нет, -нет, совсем не долго. Спасибо. Спасибо вам огромное. Всем буду рекомендовать. Да, да, конечно. Дэйв — так его зовут, Тим спросил — оглядывается на них в последний раз и заворачивает за угол, начиная спускаться вниз по лестнице вслед за Бенни. Тим сует трубку в карман и шумно выдыхает, проводя пальцами по волосам, растрепывая их. — Господи, — говорит он, и Джинджер пересекается с ним глазами. — Пиздец. Пойдем. Ты там вообще как? Держишься еще? Он машет Джинджеру рукой, поворачиваясь и шагая в сторону номера, звеня ключами. Щелкает замок. — Я… — выговаривает Джинджер, проходя за Тимом внутрь, в полутьме наблюдая, как он засовывает брелок в разъем. — Ты о чем? Свет загорается, и Тим бросает ключи на полку. — Ну, ты же… — говорит он, оглядываясь на него, указывая рукой куда-то вниз. — Тебе же срочно было надо. — А, — выдыхает Джинджер, запинаясь на месте, пока Тим проходит мимо него. — Я больше… — Он переводит взгляд в пол, прикусывает губы. — Я, кажется, перехотел. Со всем этим… Ну. Тим смотрит на него с секунду, останавливаясь, молча, а потом резко усмехается, мотая головой. — Ясно, — говорит он. — Господи. Могу тебе бутылку пива выдать, если хочешь. Ну, если ты вообще не перехотел. Джинджер тоже мотает головой и говорит нет, давай, и Тим выуживает бутылку из крохотного бара, встроенного в шкаф, и Джинджер садится, отхлебывая что-то безвкусное и теплое, пока Тим выкладывает вещи из карманов, сбрасывает куртку, вытягивает было из пачки сигарету. — Джиндж, — говорит он. — Ты… Ты не будешь против, если я разденусь? Джинджер отвечает нет, конечно и так и есть, он совсем не против, тем более, они в номере у Тима, Тим может там делать все, что ему вздумается, он не будет возражать. Только вот он не до конца понимает, что имеет в виду Тим. Раздевается Тим, впрочем, до конца. Он скидывает, стряхивает с себя рубашку, небрежно ее расстегнув, вытаскивает ремень из джинсов, такими же уверенными, привычными движениями снимает их, кидает их на спинку стула, рубашку вслед за ними, наклоняется, чтобы стянуть носки, отпихивает их ступней, под стул, и выпрямляется, абсолютно голый. Джинджер сглатывает, чувствуя, как у него, несмотря на пиво, пересыхает рот. Он видел Тима голым, конечно, видел, они музыканты в туре, но он только видел. Он никогда не смотрел. Тим снова подбирает пачку со стола, но останавливается, заметив его взгляд. Просто стоит, замерев, не двигаясь, позволяя ему себя разглядывать, смотреть. И Джинджер смотрит. Не сразу, но все же смотрит. — Мне что-нибудь… сделать? — спрашивает Тим через несколько секунд полной тишины. — Не знаю, — говорит Джинджер, поводя плечами, сжимая пальцами горлышко бутылки. — Нет. Не знаю. — Ладно, — улыбается Тим, вытягивая таки сигарету, щелкая зажигалкой. — Хорошо. Если надумаешь что-нибудь — скажи. И про… Ну, если опять в туалет захочешь — тоже. Джинджер кивает. Надумать хоть что-нибудь у него, впрочем, не получается, он и не пытается, он просто смотрит на то, как Тим курит перед ним, абсолютно голый, разглядывает его, бездумно отхлебывая из бутылки, но если бы он попытался, то ничего бы у него не вышло, получилась бы хуйня, потому что одним курением Тим не ограничивается — Тим сжимает пальцами сосок. Ну, колечко в нем, он тянет за него, подцепляя снизу, несколько раз подряд, и поднимает руку, проводит пальцами по губам, языком по подушечке большого пальца, тянет снова, за колечко и за сосок, за другой тоже, ведет рукой вниз, по животу, не трогая подергивающийся член, затягивается, крепко, и заводит руку за спину, расставляя ноги, поглаживая… — Блядь, — говорит он, и Джинджер удивляется, что говорит это он, не он, а Тим, потому что у него самого на языке что-то такое и висит. Блядь. Господи. Что же ты делаешь. И почему со мной. Тим докуривает, докуривает сигарету до самого фильтра, покачиваясь, поглаживая себя заведенной за спину рукой, по… ну, видимо, по дырке, видимо, хотя Джинджер этого — к счастью? — и не видит, он, к счастью, этого не видит, ему больно это даже представлять, хотя он и не представляет, эта картина просто сама по себе взрывается у него в голове, без остановки, повисая там, заслоняя собой все остальное и поселяясь там навсегда, и всего лишь прерываясь, когда Тим прекращает, Тим, к счастью, прекращает, докурив, он тушит сигарету в пепельнице и делает шаг к нему, а потом к ванной. — Пойдем? — спрашивает он. Джинджер кивает, отставляя в сторону бутылку. Поднимается. Идет за Тимом на непредназначенных для ходьбы ногах. Джинджер кивает еще раз, когда Тим спрашивает его, удобно ли ему будет стоя, хотя для этого его ноги тоже стали непригодны. — Давай вот тут, — говорит Тим, указывая рукой на кафель возле ванны. — Я там сяду, а ты стоя… Тебе удобно будет стоя? — Джинджер кивает. Тим… Тим не садится. Тим опускается на кафель. На колени. — Вот так. Я на бортик откинусь. Чтобы на меня и в рот. Нормально? — Да, — говорит Джинджер. — Да. Конечно. Возможно, все это действительно нормально. Вовсе не странно. Не бред. Пусть так. Пусть будет так, как говорит Тим. — Ну хорошо, — говорит Тим и улыбается, ерзая, устраиваясь на полу. — Хорошо. Тогда, может… Иди сюда? Поближе. Джинджер идет, он делает шаг к нему. Возможно, это ему и надо было сделать изначально. Пусть. Тим расстегивает ему ширинку, останавливается, трогает ремень. — Можно я… — начинает он, поднимая взгляд к его лицу. — Можно я все сниму? Джинджер отвечает да. Возможно, это все, что от него требовалось сделать. Тим все снимает. Ну, не до конца, просто расстегивает ремень, приспуская джинсы и трусы, обнажая бедра, вытаскивая член и яйца, поддерживая их ладонью, отпуская, рассматривая его, облизывая губы. — Блядь, — говорит он. — Охуенно. Просто нереально охуенно. Господи. Блядь. Облизывает губы, выдыхает, прикусывает их, смотрит вверх. — В общем, ты… Куда хочешь, ладно? На меня, в рот, на лицо. Ладно? И можешь. Ну, если можешь, то не торопись. Останавливайся. Если хочешь. Чтобы я мог проглотить и… Блядь. Хорошо? Откидывается головой на бортик, расслабляя плечи. Открывает рот. И смотрит на него. Тим. Это все делает Тим. Джинджер… Джинджеру кажется, что он не делает вообще ничего, вообще не двигается, что он просто зависает, зависает где-то в пустоте, навечно, а потом ахает, громко, резко, в шоке от очередной картины, которая взрывается внутри — и перед глазами. Он ничего не делает, только изумленно смотрит, как струйки, разбиваясь, разлетаясь каплями, начинают стекать вниз по плечам Тима. По его груди. Ключицам. Ниже. Господи. По блестящему колечку, за которое тянул Тим. Это все делал Тим. Впрочем, наверное, Джинджер тоже что-то делал и что-то делает, разлетающаяся на мелкие осколки картина перед его глазами именно им самим в жизнь и воплощается, по крайней мере, не только Тимом, сам Джинджер тоже ведь участвует, хотя он и не знает, как он вообще может и может ли, думать о том, как струйки заливают Тиму лицо, как попадают Тиму в рот, об этом думать он не может, об этом даже думать больно, но Тим смотрит на него. Тим смотрит на его член и на его мочу, шумно дыша, не отрываясь, зависая, раскрыв рот, тоже изумленно, восторженно, как никто в мире никогда ни на кого не смотрел, точно не на Джинджера, Тим смотрит на него и стонет, когда струйки все же льются Тиму на лицо и в рот, забрызгивая губы и язык, и именно поэтому, потому, что Тим стонет, громко, низко, именно поэтому они и льются, поэтому Джинджер все же это делает, хотя Тим и стонет после этого, а вовсе не до. Тим стонет и глотает, сглатывает его мочу. Слизывает с губ капли языком. — В-все, — произносит Джинджер, когда все заканчивается, когда Тим слизывает последние капли с отнюдь не пересохших, как у него самого, а влажных губ, и просто сидит перед ним на полу, задыхаясь, откинувшись на бортик, стоя перед ним на коленях, весь мокрый, с залитыми мочой грудью, животом, лицом — и стояком. — Ага, — кивает Тим, поднимая голову и опуская, переводя взгляд на себя, на все то, что невыносимой болью, мучительно взрывается в голове у Джинджера, перед его глазами. — Охуенно. Джинджер покачивается, переступая с ноги на ногу, пытаясь что-то сделать с левой ступней, как-то спрятать промокшую подошву, ткань носка, весь этот идиотский, замшевый… — О, — говорит Тим. — Блин. У тебя обувь промокла. Блин. Прости. Дай я… Давай сниму? И он снимает, снимает с него его левый, идиотский, замшевый топ-сайдер с ничуть не водоотталкивающим покрытием, и правый тоже, и носки, и наклоняется, сначала замирает, будто раздумывая, и наклоняется, облизывает, целует пальцы, забирает большой в рот, придерживая рукой ступню, потому что сам Джинджер ничего не делает, только покачивается, стоя на забрызганном мочой кафеле босиком. — Боже, — говорит он. Джинджер. Все-таки он. — Тим. — Прости, — отвечает Тим. И улыбается. И придвигается поближе, переводя взгляд и поднимая руку, облизывая губы, приоткрывая рот. — Можно я… Ты же не… Хочешь? Хотя Джинджер кивает еще до того, как Тим начинает говорить. Тим забирает его член в рот. Тим подается ближе, подхватывая губами его член, ртом, даже не рукой, которую он черт знает зачем вообще поднимал, водит по коже языком, напрягает, его и губы, насаживаясь, глубже, сжимая, потягивая, немного хаотично, влажно, жарко — пока у Джинджера не встает. Тим стонет. Тим отсасывает ему, постанывая, влажно, жарко выдыхая, водя по коже языком, обводя кончиком головку, вылизывая отверстие уретры, а затем забирая его так глубоко, так невыносимо глубоко. Джинджер дрожит. Тим отстраняется, когда он особенно резко вздрагивает, от звука, от стона Тима, который рисует ему очередную взрывающуюся картину-боль внутри головы, Тим отстраняется, выпуская изо рта его член, откидываясь немного — и показывая. — Ты не против? — спрашивает он, показывая всем своим обнаженным, все еще немного влажным, поблескивающим, золотистым телом вниз, на руку, которой он сжимает свой член, руку, которую он поднимал. — Ну, если я… Я просто… Блядь, пиздец. Хочу с тобой во рту. Ладно? Пожалуйста. Спасибо. Охуенно. Тим все это говорит, произносит, задыхаясь, а потом снова забирает его в рот, его член, со стоном, влажно, жарко, он все это произносит, хотя кивать своей разлетевшейся на осколки головой Джинджер начинает сразу, и задыхаться тоже, и стонать, без остановки, он тоже стонет, так же, как и Тим, или же нет, но вслед за Тимом, вместе с ним, он стонет и бормочет его имя, начинает бормотать, что-то еще и имя, бессвязно, зависая, где-то в пустоте. — Кончаешь? — спрашивает Тим, отстраняясь, обхватывая его член рукой, таращась на его лицо. Джинджер кивает — и от этого ему тоже больно. От всего. — Давай, — говорит Тим, облизывая губы. — Я тоже скоро. Давай. Можешь держать. Если хочешь. Голову. Блядь. Пиздец. Джинджеру больно, когда Тим находит его руку. Кладет ее себе на затылок. Забирает его член в рот. Глубоко. Глубоко и больно — от всего. И он держит Тима, за голову, чтобы не упасть — и еще потому, что так сказал Тим, сказал и почти сразу застонал, снова накрывая его член губами, языком, всем ртом, жарким, влажным, и дыханием, и еще раз, громче, низко, невыносимо глубоко и больно, когда Джинджер кончил, через несколько взрывающихся, немыслимых секунд, и еще, вжимаясь в него, с его членом между губами, под языком, во рту, тоже кончая, как он и сказал, как и хотел, и Джинджер его держит, поэтому и держит, притягивая ближе, еще ближе и дрожа, чуть ли не падая и зависая, всем непредназначенным ни для чего такого телом, чувствуя, как тело Тима напрягается у его босых ног на полу, на кафеле, когда Тим кончает, крепко обхватывая его опадающий член влажным, жарким ртом. И ему от этого, от всего, от Тима, невыносимо глубоко и больно, и еще ему кажется, ему, Джинджеру, когда Тим отстраняется, оседая, расслабляясь на полу, откидываясь на бортик ванной и обхватывая его рукой через штанину, под колено, ослабевшей, сползающей рукой, ему правда кажется, когда Тим смотрит вверх, задыхаясь, облизывая губы, затуманившимися глазами, когда Тим смотрит на него, Джинджеру кажется, что Тиму — тоже. — Охуенно, — говорит Тим. Просто Тим называет это другим словом. Просто Тим не только его говорит — и Джинджер понимает, что ему не кажется. — Иди сюда, — говорит Тим. _____________________________________________________________________________
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.