Просто смирись

Ему ничего не светит. Он с этим уже смирился — он в порядке, правда, если кто-то решит заинтересоваться его состоянием, ему даже лгать не придётся. С ним всё хорошо. Он не чувствует себя плохо, не чувствует себя брошенным или недостойным. Когда он влюблялся в Техноблейда, он отдавал себе отчёт в том, что ему ничего не светит. Бога, в конце концов, нельзя любить. Восхищаться, пытаться стать на него похожим, поправлять корону и уверенно продвигаться вперёд в становлении самым сильным — всё это можно. Не любить. Пьедесталы возводить только. Ранбу с этим (не)готов был смириться. «Я в порядке. Правда. Мне ничего не светит, но зато я не надеюсь слишком сильно!» «Я забуду об этих чувствах рано или поздно.» «У меня есть много дел помимо страданий по нему. Нужно помочь Таббо, Томми, Тех…нет, у меня слишком много дел.» По крайней мере он может видеть Техно почти каждый день — когда удаётся сделать вид, что его появления в его доме абсолютно случайны и он здесь чтобы повеселиться, а не ловить чужие улыбки украдкой и искать случайных прикосновений или подколок, от которых внутри становится тепло-тепло и слишком приятно. Он привык к тому, что на некоторые вещи надеяться не стоит. Что на него надеяться не стоит — нестабильная память, нестабильная телепортация, две половинки одного тела, которые друг друга обвиняют в грехах, в которых замешаны они обе. Лёгкие подёргивания когда ему позволяют участвовать в чём-то, что больше его самого. Даже если для этого приходится предать своего друга — кажется, лучшего, он не помнит, он мало что помнит, он забывает о том, что забывать не должен, и помнит о том, на чём внимание заострять не стоит. Например, Фил смеётся над каждой шуткой, неважно, смешной или нет. И смех у него очаровательный, его бы целую вечность слушать, да времени никогда не хватает. Например, Техно на него почти перестал смотреть с раздражением и усталостью — он его почти спокойно принимает в свою таинственную деятельность и почти добровольно позволяет влезать в свой дом в любое время дня и ночи. Например, никто из них не против, что Ранбу заходит в их дом — который они, очевидно, делят на двоих, хотя кровать там одна и это давит на него сильнее, чем всё остальное. Например, никто из них не против, даже если войдёт в дом без приглашения и тут же поднимется наверх, влекомый знакомыми голосами с незнакомыми интонациями. Чем они там занимаются? Тренируются? Но ведь на улице было бы куда удобнее — дом Техноблейда уютен, несомненно, он бы там остался навсегда и никогда не уходил, но места в нём немного. Для двоих людей так точно. Ему приходится пригибаться чтобы не задеть головой полки, пусть потолки здесь и высокие даже для него. Ранбу вздыхает осторожно, наклоняется и поднимается по лестнице. На кровати Техно и Фил. Вместе. Будто его день сегодня был недостаточно ужасным — они не просто вместе. Они его за изучением тел друг друга не замечают вовсе. Ему…больно? Обидно? Ему не хочется видеть это? «Говорил же. Тебе нужно было забыть о нём уже очень давно.» «Говорил же. Твоё детское восхищение всегда казалось мне глупым.» «Говорил же. Ты ему не нужен.» Свой голос в своей же голове никак не заткнёшь — он набатом отталкивается от стенок черепа и резонируют с тем, что Фил отрывается от чужой шеи и встречается наконец взглядом с испуганным мальчишкой, уже собравшимся уходить. — Ранбу! Чёрт побери, что…что ты здесь забыл?! Ох. И правда. Зачем он вообще сюда зашёл? Кажется, хотел оставить немного слитков незерита которых у него всё равно слишком много, вот и…вот и. Получил и расписался. Увидел то, что видеть не хотел. — Я…ничего. Зайду потом. Простите. Он не плачет. Он не выглядит расстроенным. Он не думает о том, что Техно на Фила смотрит так отвратительно-влюблённо, не впускает в голову мысли о том, что Фил выглядит абсолютно счастливым, не позволяет себе и взгляд кинуть на то, что он им не нужен априори. И что на него так никто и никогда не взглянет. Нескладный, высокий, кожа странная, глаза странные, привычки отвратительные, потеря памяти как надбавка ко всему этому — кто его хоть когда-то полюбить сможет? Он понимает. Он всё прекрасно понимает. Оставьте его в покое, пожалуйста. — Спасибо за то, что поделился с нами тем, о чём должен был рассказать своему психотерапевту, Ранбу. Но мы сейчас в середине кое-чего и… — Техно, погоди. Ранбу, почему ты думаешь что ты…настолько непривлекателен? Что заставило тебя подумать о том, что никто не сможет тебя полюбить? Ах да, конечно же, вишенка на торте этого чёртового дня — все свои мысли он, очевидно, произнёс вслух, вылив их на двух ничего не подозревающих мужчин, словно он не застал их со спущенными — буквально — штанами в их супружеской — очевидно — кровати. И эндер жемчуга у него с собой нет. Сбежать через окно? Тоже вариант. Только со второго этажа падение будет неудобным даже для него, да и вряд ли кто-то вроде Техноблейда позволит так просто сбежать живым тому, кто его застал в самом уязвимом положении. Можно попрощаться со своей головой, кажется. Глаза наполняются слезами — это точно слёзы, этого он отрицать не сможет, боже, ему всё ещё семнадцать и он всё ещё только что обнаружил то, что его подростковый краш не просто безнадёжен, но абсолютно невозможен. А потом эти слёзы бережно стирают широкие ладони с грубыми подушечками — кожа мягче, чем может показаться, белая рубашка приятно охлаждает горящие нежно-сиреневым щёки. Он не слышал скрипа кровати, но каким-то образом Фил оказывается прямо перед ним, вытягивается вверх неловко, заставляет двухцветное лицо опуститься немного — их разница в росте не фатальна, но весьма неутешительна, и выглядят они со стороны неловко. Фил такой бережный, такой мягкий — в нём нет нерешительности, а только осторожное желание что-то сделать и не навредить. Помочь всеми силами, и уберечь от всего — очевидно это, наверное, учитывая количество приёмных и не очень детей, но на себе Ранбу такое ощущает впервые — и плачет только больше, он не хочет к себе жалости, не хочет отношения, как к ребёнку. Хочет быть с ними, зная, что невозможно и неправильно, и что это не его дело вовсе. — Ты не против? — Он раздражает меньше остальных. Почему бы и нет? Тебе-то он давно приглянулся. Он не понимает, что происходит вокруг него, но его вдруг бережно, боже, так нежно и мягко, обнимают за талию и притягивают к себе ближе. Подталкивают к кровати, где Техно лениво оглядывает всё ещё покрытого пурпурным парня. Берут за руку. — А ты не против? С нами. Я пойму, если нет. Ранбу не верит тому, что слышит, но взгляды на него бросают однозначные и многообещающие, колено, обтянутое тонкой тканью брюк, осторожно поглаживает громадная ладонь, а напряжение в паху игнорировать всё сложнее. Он и так возбуждается слишком легко, и будучи совсем к прикосновениям непривычным, чувствителен даже для подростка слишком сильно. — Пожалуйста. Всхлипывает глубоко, он себе крайне отвратителен сейчас в своих слезах и неловкости, но кивает и сам не понимает, чего именно просит — но мужчины перед ним переглядываются один раз и улыбаются расслабленно и немного лениво. Одежду с него снимают в четыре руки, быстро и ловко, и это так неудобно и стыдно, они-то всё ещё почти одеты, но Ранбу может, по крайней мере, зарыться в чужую мантию и не смотреть на то, что сильные руки, которые так чудесно всегда держат меч, скользят под ткань белья и осторожно гладят там. Он не думал о том, насколько романтичным вообще может быть кто-то, кто похож на странный гибрид человека и кабана, со слишком большими клыками и странными ушами, но его волосы пахнут сладковатым исцеляющим зельем, зубы аккуратно прикусывают затылок ровно там, где проходит граница чёрного и белого, и всё его тело так идеально накрывает худосочного мальчишку, что нельзя не всхлипнуть ещё — от желания уже, а не жалости к себе, и это смущает только больше. Он выше их двоих, но в чужих руках чувствует себя безопаснее всего, словно его окружает незримый купол который ничему плохому случиться просто не позволит. Фил утягивает его в поцелуй, который позволяет отвлечься от того, насколько неудобным оказывается растяжение — у них смазка готова, конечно же, они явно делают это не впервые, но ощущать внутри себя что-то постороннее очень и очень странно. Он старается не думать об этом, он расслабляется и позволяет с собой делать всё, что хочется. Он осторожно вздыхает и откидывается на чужое плечо. — Ты очень красивый, Ранбу. Не понимаю, как кому-то ты можешь не понравиться. Фил говорит сладкие вещи, милые, очаровательные, тёплые, он осторожно добавляет второй палец и отвлекает на поцелуи, Техно сзади бережно гладит острые плечи и дразнит чувствительную головку, оттягивает кожу немного и сжимает, не давая разрядке произойти раньше времени — опыта у них так много, что от этого почти больно. — Ну, я не вижу ничего плохого в том, что кто-то может так думать. Нам больше достанется. Слышать от него такие слова — странно, гибрид прикусывает острое чёрное ухо и вызывает далеко не первый полустон-полувскрик. Ранбу, как оказалось, с его глубоким голосом и редким проявлением эмоций, очень красиво всхлипывает и стонет, губами можно ловить вибрации горла под тонкой кожей. Он вообще во всём красивый, как оказывается. И укрывать его нежностью — приятно. Неплохо, вполне неплохо. И не просто в рамках эксперимента, а постоянно. Всегда. Он находит своими губами чужие, мягко облизывает небольшие зажившие ранки и пытается руками хоть как-то ответить, хоть как-то проявить инициативу, но его мягко отклоняют на чужое тело. Разминают, растягивают, капают ещё больше смазки и проникают осторожно, медленно, стоны Фила сливаются в музыку, когда Техно помогает удержать Ранбу в стабильном положении на чужом органе. Это больно, это невыносимо почти, но обращаются с ним так бережно и так мягко уговаривают расслабиться, что он подавляет инстинктивное желание сжаться. — Всё в порядке, малыш, ну же. Расслабься, хорошо? Скоро станет приятно, только подожди немного. У Фила голос мягкий и ровный, он сбивается с темпа разговора немного, ощущая, как вокруг него узко и горячо, и силой подавляет желание резко толкнуться вперёд, войти на всю глубину — мальчишка перед ним совсем не хрупкий, но всё равно уязвимый, и вредить ему не хочется совсем. Даже Техно смягчается, проводит рукой по пушистым чёрно-белым волосам и оставляет несколько меток на тонкой шее, проводит губами по уже успевшим налиться синяками укусам. Его наконец опускают до конца, ловят губами неровный стон и начинают двигаться. Опытные движения и выверенная многолетней практикой амплитуда доводят его до крайней точки очень быстро — он не может сдержаться, он хочет всё и прямо сейчас, но как только он собирается найти слова чтобы сообщить о том, что уже приближается к своему пику, как… — Ты ведь не думал, что мы позволим тебе сделать это так просто? Короткий смешок прямо на острое ухо, очередной укус в чувствительный подрагивающий кончик, и вот член пережимают у основания, не дают достигнуть желаемого. Останавливают у самого края и отводят назад. Ранбу всхлипывает. — Ч-что ты…эй! На связную речь не хватает ни внимания, ни концентрации, очередной толчок приближает его всё ближе к тому, чего он так хочет, так отчаянно желает — но не может получить. Фил такой осторожный, пробегается руками по внутренней стороне бедра и гладит нежную кожу, он знает, какие именно области чужого тела ему нужно покрыть поцелуями, чтобы у младшего партнёра вызвать ещё больше сладкого трепета. Техно такой неожиданно-осторожный, он понимает, насколько силён и насколько суров может быть по отношению к другим, он усиливает его удовольствие и контролирует, помогая не забыться в беспамятстве, помогает убедиться в том, что этот день никто из них не забудет. Ранбу такой неловкий, он не понимает, как оказался в этой ситуации, но знает, что хочет, чтобы это никогда не заканчивалось — быть любимым не просто, а этими людьми теперь стало новым кислородом, жить без которого не было возможно. Фил выходит из него с громким вдохом, не желая пачкать его изнутри, изливается на худой живот и тут же сгребает парня в объятья, не давая возможности выбраться, сбежать и продолжать убеждать себя в том, что ему ничего не светит. Ранбу позволяют кончить только когда Техно с лёгким хмыканьем разжимает пальцы и с тихим смешком смотрит на заплаканное лицо. Ранбу был готов умереть ради такого взгляда в свою сторону, он бы всё, что угодно сделал. Но, как оказалось, умирать не обязательно. И можно полежать в объятиях между двумя своими любимыми людьми ещё немного.